Антон Никитич подошёл ко мне, перенял возжи и резко взмахнул ими. Кобыла пошла, сначала осторожно, осваиваясь. Я забыла как дышать. Старый камердинер шел рядом с экипажем, похлопывая лошадь по крупу, крича ей: «Пошла, пошла!». Кляча стала увеличивать темп. Мужчина отстал, все махали рукой, прощаясь навсегда. Мы с Иришкой плакали, Жорж сидел в углу экипажа с закрытыми глазами и сжатыми в кулаки руками.

Ехали медленно из-за старой, голодной лошади и моего неумелого «управления» экипажем, который я упорно про себя называла коляской. Я ужасно страшилась опрокинуть, покалечить седоков, поэтому радовалась медлительности кобылы. Хоть бы не упала, дотянула и довезла без происшествий.

Радовало, что старая кляча не могла понести, бедняга еле переставляла ноги. Такой темп не уменьшал расстояния, но был для нас безопасен.

Минут через двадцать мы, с горем пополам, оказались на главной дороге. С боку от нас, в далеке виднелась усадьба, полностью занятая огнем. Я сильнее погнала лошадь, стараясь быстрее покинуть это место, норовя освоиться. Дети, Слава богу, к этому моменту уже спали.

Ехали всю ночь, по пути никто не встретился. Только в далеке виднелись редкие огни костров да слышались пьяные песни. К рассвету я свернула в лесок, чтобы отдохнуть и согреться. Спину и ноги, обутые в двойную обувь я не чувствовала, зуб на зуб не попадал от ужасного холода. Я вывалилась из козел мешком на небольшой сугроб, полежала не разгибаясь, приходя в себя. Рукой зачерпнула снег и протерла лицо – вот и умылась. Марта носилась по земле, разминая затёкшие за ночь мышцы.

Иришка собирала маленькие тонкие веточки, расположенные в нижней части хвойных деревьев. Девчушка утрамбовала снег своими крохотными ножками, обутыми в валенки, положила на него веточки, достала из мешка спички и развела огонь, подбрасывая щепки, ветки побольше. Я смотрела как заворожённая за ее действиями.

- Ого, Ирина, молодец! Как ты так смогла? – захлопала я в ладоши, хваля малышку.

- Дед Антон научил! – довольная от похвалы, ответила девчонка. – Нужно вскипятить воду! Сварить кашу!

Мы вместе нашли палки, соорудили из них конструкцию, на которую повесили котелок с чистым снегом. В ёмкость я положила мелко нарезанное сало, половину луковицы, все пережарила, добавила половину мешочка пшена, залила водой из дедовых запасов. Когда блюдо было почти готово, покрошила вареное яйцо. Посуды не было, поэтому ели с котелка двумя ложками и вилкой.

Каша получилась вкусной, наваристой и, главное, горячей. Накормили Марту, дали немного овса лошади. Во время завтрака, мы ближе познакомились с детьми, они поведали про свои шалости, про друзей, гувернеров. Ребята пытались расспрашивать про меня, я наплела про любовь, из-за которой вернулась в Россию.

Помыли котелок после каши, опять растопили снег для кипятка, к сожалению, чая и ромашки у нас не было. Я подогрела козьего молока для детей и отвар для перевязки. Сухари решили съесть ближе к ужину, а остальные продукты оставить на завтра.

Я перевязала Жоржа. Рана хорошо затягивалась, обходилось без осложнений.

Чтобы сохранить тепло, все вместе уселись в экипаж, прикрытый верхом, укрылись пледом и задремали. Весной темнело поздно, Слава богу, ночи короткие.

Проснулись от пронизывающего холода и ржания кобылы. Марта стремительно выпрыгнула из пролетки и стала грозно лаять. Осторожно выглянув из-за верха коляски, увидели грязного мужчину в отрепьях, с всклокоченными волосами и бородой. Он стоял возле затухшего костра и жадно смотрел на пустой котел, глаза горели нездоровым огнем. То, что мы испугались, ни сказать ничего, Иришка начала икать. Я напомнила своей компании нашу легенду, попросила сидеть тихо, не разговаривать с неизвестным и вышла из пролетки. Встала рядом с Мартой.

- Добрый день! – поздоровалась с незнакомцем.

Голодный и несчастный гость не замечал меня с собакой, сидел у кострища на корточках, пытаясь развязать мешок с нашими единственными припасами. «От усталости я забыла убрать его в экипаж!» - мысленно укорила я себя.

Я придвинулась ближе, прикрываемая телом пушистой подруги, поздоровалась громче. «Нужно как-то забрать припасы, не оставить нас голодать! Скорее!» - скомандовала я себе, подходя вплотную к страшному гостю и выхватила мешок.

Мужик медленно встал и обернулся на нас. Не давая ему опомнится, я затараторила:

- Здравствуйте, я Лизка, дочка крестьянина Григорьева. Еду с братом и сестрой в соседний город. Хотим устроиться в мастеровые, брата к сапожнику, мы с сестрой к швеям. Дома ещё шесть ртов голодных, надо хоть как-то помочь тятьке да мамке. Денег-то и еды у нас почти нет, кляча старая – поэтому отдыхаем. Коляску у старого барина взяли в уплату долга, - произносила я речь, наученная старым камердинером.

- А вас как зовут-то? Куда путь держите? – поинтересовалась я, от страха даже поклонилась. Мужик слушал меня, удивлённо открыв рот. Видимо, такого напора не ожидал.

- Я разожгу огонь и растоплю снег, попьем горячего, - заговаривая гостя, пыталась пристроить котел к огню. Руки дрожали, выдавая мой испуг. На выручку подошли брат с сестрой. Под маленькими шустрыми ручками быстро появился огонь, веселой пляской радуя присутствующих. Георгий, не пугающий уже своей бледностью, повесил котелок с чистейшим снегом.

- Присаживайтесь! – указывая на поваленное дерево, служившее лавкой, пригласила я. Бородатый, не закрывая рта, уселся. Вытянул ноги, обутые в разорванные лапти, к разгорающемуся огню.

- Так, я помещика Сырцова, Василий Кузьмин сын, плотник, - вытирая рукавом нос, пробасил мужик.

Я сунула ему в руки половину сухаря и пару кусочков сала. Василий не веря своим глазам, уставился на крохотный бутерброд. Потом посмотрел на нас и запихал его целиком в рот. Я подала кружку с горячей водой. Для аромата положила еловые иголки и набухавшие почки березы в закипевшую воду.

Обжигаясь отваром, гость нервно пил, и шарил глазами по нам, сидевшим в ряд на поваленном дереве. Взгляд остановился на Марточке.

- Собака у вас, больно чудная. Никогда такой не видел. У барина нашего были псы, да все больше по охоте или там, охране, ловкие. А тута что за псина? Что она может?

- Ее зовут Марта. Она нашего помещика любимица, но увязалась за нами, теперь наш друг, - объяснила я, боясь, как бы он не навредила моей собаке.

- Ага, ага, - о чем-то думая, произнес Василий.

- А вы кто? – спросил Георгий, беря кружку у мужика, и наливая отвара себе.

«Блин, все пьем с одной кружки!» - не вовремя забеспокоилась о санитарии я.

«Скорее бы Василий свалил отсюда! Мест нет его подвозить. А вдруг он заберёт пролетку?» - предполагала я в уме. «Надо его спровадить! Но как?»

- Так я из крестьян, «зелёный». Не хотел воевать ни за белых, ни за красных, хотел хлеб ростить. У людей забрали землю, скот, лошадей, хлеб, ввели продразверстку. Мужиков отсылали в город в трудармию, а дома урожай зреет, убирать некому, семья голодная. Недовольных таким произволом в нашей губернии было много, отсюда сколотили крестьянскую армию. Мы боролись против всех правительств. Выступали против большевиков, белых, интервентов, боролись за защиту своей общины от реквизиции, от любых захватчиков. Вот так вота, - объяснял Василий, подрыгивая ногой.

– Но наше войско недостаточно финансировалось, не хватало припасов и мы уступали Красной Армии. Нас разгромили, солдаты побежали кто куды. Я с однополчанином Фролом побег в соседнюю губернию, там набирали в войско солдат. Лесом пробирались, чтоб не попасться врагам. Фрола убила пуля-дура, когда он воровал кур, под носом у красноармейцев, - зло усмехнулся Василий.

– Я двинулся дальше, три дня не жрамши, держался ближе к деревне, мож кто накормит, а туточки вы, - как-то плотоядно произнес «зелёный», недобро сверкая глазами.

«Ну, не съест же он нас», - пронеслось у меня в голове.

- О, уже так поздно! Темнеет! – наивно произнесла я, оглядываясь вокруг. – Дети, садитесь в экипаж, нам пора, - скомандовала я, быстро сливая оставшийся отвар в нашу бутыль.