Когда в первый раз узнала о меде, применяемым в лечении ран, ожогов, то не поверила. В интернете узнала, что бактерии плохо размножаются в меде - в нем содержится очень мало воды, которая необходима для роста. В продукте также содержится перекись водорода, помогающая бороться с бактериями. Мед обладает высокой кислотностью, уменьшает боль и воспаления. Здорово, что я это запомнила!

Об этом я сообщила своим ассистентам, когда мы расположились у камина, рядом с прооперированным. Дед выдал нам по маленькому сухарику, по железной кружке кипятка. Мне в кружку подлил пару капель коньяка.

Так и сидели мы, уставшие от проведенной операции, от накаленных нервов. Смачивали сухарик в теплой воде и ели, смотря на языки пламени. Ирина, сидела прижавшись ко мне, согрелась и начала посапывать. Марта осталась у ног маленького графа. Антон Никитич, не отводя взгляда от огня, начал свой рассказ.

Революция 1917 года поначалу никак не отразилась на жизни семьи графа Листовского. После переезда из столицы в марте 1917 года граф и графиня с детьми обосновались в усадьбе Листово на окраине города. Поначалу все надеялись переехать в поместье рядом со столицей, но доклады управляющего и письма соседей о беспорядках в близлежащих деревнях, заставили их отказаться от этой идеи.

Финансовые дела графа пошатнулись уже через три месяца после кровавых событий. Доходы от имений перестали поступать, стало трудно покупать еду. Любимые продукты исчезали, крупы, мука и сыр продавали по фунту на человека, а мясо, любимое французское вино и сигары графа достать было невозможно.

Летом доходный дом господ в столице был разгромлен, а квартиры разграблены – собрания картин, скульптур, коллекции произведений искусства, библиотека с редкими экземплярами – растащены или испорчены.

Между местными крестьянами были споры – громить усадьбу графа или нет. И было решено пока оставить поместье в покое, так как хозяин был добр и много делал для их благополучия.

Постепенно, вести о погромах и беспорядках стали поступать из губерний одно за другим. Наше поместье разорение не обошло стороной, как видите, но мы успели многое припрятать.

Несколько дней солдаты и крестьяне устраивали пьяные дебоши и сожгли несколько близлежащих усадеб. А началось с того, что группа солдат, искавшая оружие в соседнем поместье, нашла огромный винный погреб. Напившись, они разгромили барский дом, позже к ним присоединились крестьяне и солдаты гарнизона, расположенного рядом с усадьбами.

Господа звали на помощь прекратить бедлам, да войска и даже некоторые офицеры, примкнули к погромщикам. Аристократы боялись вечером нос из дому высунуть, так как на улицах орали, пели и пьянствовали толпы людей, вооруженных винтовками и ножами.

- Вскоре пришла беда пострашнее – графиня слегла с тифом. Ухаживала за ее сиятельством верная горничная и подруга Анна. Выходили барыню. Слава богу, дети не заразились. Граф, ослабленную жену вместе с Анной, послал в свою усадьбу в Финляндии для поправки здоровья. Уж очень она была худа, бледна, истощена, - вспоминал бывший камердинер.

Когда в 1917 году Финляндия провозгласила независимость, неожиданно для себя женщины оказались в эмиграции, отрезанные от родных. Вскоре закончились деньги, и графиня продала земли в Финляндии и уехала в во Францию. Часто писала и слёзно умоляла мужа присоединиться с детьми к ней.

- Почему граф не отослал детей вместе с графиней? И сам не уехал? – спросила я Антона Никитича, вытянув ноги к костру. Без движения я стала подмерзать.

- Дмитрий Георгиевич, не в обиду ему будет сказано, был очень добросердечный и немного наивный человек. Он надеялся, что это кровавое братоубийство и беспорядки скоро закончатся. Верил, что дети должны учиться, жить на родине и усваивать науку управления родовыми поместьями. Он ждал, что и жена вернётся домой.

Весной крестьяне начали захватывать земли. В апреле Листовский был вынужден передать крестьянам более семисот десятин земли. Беднейшие крестьяне мятежом захватывали имения графа одно за другим.

- Письма от графини стали доходить все реже и реже. Я пытался вразумить его сиятельство отвезти детей из дома и спрятать их, но граф был непреклонен, - срывающимся голосом произнес старый мужчина.

- Мы крутились как могли, многое распродали. На оставленных для нас землях, я с детьми и уцелевшими верными слугами сажали картофель, капусту, свеклу, морковь. Тем и спасались, - оповещал бывший камердинер.

- Две недели назад, каким-то чудом, пришло письмо от ее сиятельства лично для меня.

«Зная мою преданность к их семье и любовь к ее ненаглядным отпрыскам, она умоляет привезти детей в условное место, где их будет встречать надёжный человек. По вторникам и четвергам до апреля, верное лицо будет ждать ребят в холле местной гостиницы весь день, чтобы сесть на корабль, идущий до Константинополя. Оттуда отправятся в Париж. Поверенный переправит ребят к матери. Граф может сидеть в разрушенных стенах и мечтать о былом», - так значилось в послании.

- И что граф? – в волнении, тихим голосом спросила я, оглядывая детей.

Иринка перелезла к брату под левый бок, укрывшись пледом. Дыхание мальчика стало ровнее, он уже не метался, а спал. На щеках вместо бледности появился слабенький, но румянец. Справа лежала Марта, тоже как-то умудрившись укрыться.

- До апреля осталась неделя, - онемевшими губами произнес Антон Никитич.

Меня прошиб холодный пот.

- Почему дети ещё здесь, в богом забытом поместье, а не с любящей матерью? – шепотом поинтересовалась я у деда.

- Я не успел их вывезти! – с горечью в голосе прошелестел камердинер. – Не уберёг их отца! – скупая слеза потекла по морщинистой щеке.

- Мы с кухаркой Анисьей и верным кучером собрали немного вещей для детей, еды. Их отец вчера продал за копейки семейную драгоценность, чтобы дать отпрыскам денег на дорогу. Сам хозяин не собирался ехать за границу. В письме для графини он указал причины отказа, - сказал мужчина, отпив кипятка из кружки.

- Сегодня утром кучер намеревался отвезти детей в условное место, два дня пути всего. Ребятишек одели как крестьянских, чтоб в дороге не приставали и не обижали маленьких господ. Наказали слушаться кучера Гордея, не болтать и не шалить. Гордей им, вроде как, тятька. На том и порешили.

Граф в последнее время был очень рассеян. Тут сложились вместе многие обстоятельства - тяжёлое время страшных потрясений и больших жертв братоубийственных войн, унижение, эпидемии, голод, бандитизм, расставание с детьми. Дмитрий Георгиевич чувствовал, что никогда не встретится с деточками, - всплакнул старик, утирая выступившие слезы грязным платком.

Я плакала не скрываясь. Жалко было всех – этого одинокого старого человека, послужившего верой и правдой всю свою жизнь не родным людям. Вырастившего детей и заботившегося о них как родной дед. Графа, который потерял семью, друзей, собственность, Отечество. Переживающую графиню, жившую далеко от своих кровиночек.

Себя было жалко тоже, мы мотались с Мартой по времени, не зная, когда вернёмся обратно.

«Оох, как я хочу к маме и папе, к Мише и деду-у! Хочу быть простой девушкой! Ходить в школу, встречаться с друзьями, читать, гулять! А не это все! Хочу домой! Чтобы у всех все было хорошо!» - бесновалась я внутри себя. На голову легла костлявая рука Антона Никитича, неловко погладила.

Дед продолжил рассказывать:

- Граф вчера продал драгоценность, видимо, кто-то заметил, что у него появились деньги. Хоть не такие большие, но средства. Проследили за ним, а сегодня у нас был погром. С самого утра разбойный отряд из бывших крестьян, не знающих нравственных законов, безбожники, ворвались в усадьбу требовать у графа денег, - возмущался камердинер.

- Дети уже были готовы к отъезду, поэтому Гордей быстро их спрятал в подвале и наказал не высовываться, чтобы не происходило, - вздохнул старый человек.