Громче всех хохотала Соня.

Рядом возник Яр, прикрикнул на зевак и потянул Антона в мужской туалет. Они вдвоем плюхали на рубашку воду, но пятна не уходили. С брюк стекала вода. Из окна под потолком веяло насмешливым холодом. Антон продрог в мокром костюме.

Он мог бы наступить на горло гордыне и снести обычный отказ, но только не эту подачку, приправленную порцией унижения, не миг ликующей радости, когда Соня сказала «да», брошенный как наживка и тут же отнятый на глазах у тех, кого он в последнюю очередь хотел видеть рядом.

– Уроды, блин, – ворчал Яр. – Может, лучше домой пойдешь?

Антон покачал головой. В зеркале он выглядел жалко – как игрушка из детского стишка, которую забыли под дождем. Но если уйти сейчас, завтра превратится в кромешный ад.

«Они все меня ненавидят. Все, кроме Яра».

В класс зашли в гробовой тишине. Подошвы Антона оставляли на облезлом линолеуме мокрые отпечатки.

Антон чувствовал, как Соня и остальные сверлят его глазами. Почему не ушел? Не настучал? Почему молчит, не пытается мстить? Как бы то ни было, проверку на прочность он выдержал.

День выдался на редкость отстойным. Дома в прихожей Антон сбросил ранец, поставил на газету у батареи промокшие насквозь ботинки. Ладони после работы на заправке пахли бензином, он трижды тер руки цветочным мылом, но запах так и не вывелся.

Минут через десять Ма с Кирой шумно заняли прихожую. Зеленоглазая шестилетка с вороньим гнездом вместо утренних косичек бросилась к брату и чуть не сшибла с ног.

– Отстань, Кирка!

Мимоходом Антон оглядел ее одежду: в малиновых потеках борща, но всё цело, – и вздохнул с облегчением. К мелкой он не испытывал нежных чувств, только раздражение, – по крайней мере, ему так казалось, – но, когда пару недель назад она снова вернулась с оборванным рукавом, в синяках и слезах, он не выдержал: во время прогулки подкараулил у ворот приставучего пацана и поставил на место. Тот, конечно, нажаловался взрослым, но Антона к тому моменту и след простыл. Больше пацан к Кире не лез. Семье Антон ничего не сказал, догадываясь, что такие методы семья не одобрит.

– Ты поел? – Ма стянула с себя пальто и без сил упала на табурет. Кира ускакала мыть руки.

– Не успел.

– Опять допоздна работал?

Антон показал ей белые, в сети морщин пальцы – будто только что вышел из ванной. Ледяные. Ма понимающе кивнула.

– Еще и окна мыл?

– За чаевые.

– Ты молодец.

– Есть в кого.

Она расцвела, на мгновение став не такой уставшей.

– А что у тебя с рубашкой? – нахмурилась она.

– Да газировку пролил.

– Даже не знаю, как ее отстираю…

– Я сам отстираю. И брюки тоже, не беспокойся.

– Это твои одноклассники сделали? – осторожно спросила Ма, а сама смотрела с нажимом, ждала правды или хотя бы кивка. Ей только дай повод устроить скандал – за это ее недолюбливали учителя и другие родители, а за компанию и Антона. У мамы трудный характер. Когда Антон только родился, она играла в драматическом театре, но с ней не смогли совладать ни режиссеры, ни партнеры по сцене. Мама всегда объясняла уход тем, что выбрала сына, а не работу, но по ее разговорам с подругой, по сияющему лицу юной красавицы за кулисами на старых фотографиях Антон сердцем чувствовал, что Ма с радостью бы вернулась на сцену, но обида и гордость ей не позволят.

– У меня всё в порядке, Ма.

Она поджала губы, а глаза улыбнулись.

Антон невольно залюбовался: тонкая, как тростинка, но с несгибаемой волей. Даже когда отец заболел, до самого конца не опускала руки: боролась, занимала деньги, договорилась с лучшим в Москве онкологом, хотя тогда это казалось невозможным; один прием у него стоил немалых денег. До сих пор возвращает долги с зарплаты кассира в местной торговой сети. И его таким же растила. Не следует ее впутывать в глупые школьные распри, он сам разберется.

– Ты, главное, не прогибайся, не подстраивайся под них, Тошка.

– Да знаю, Ма, знаю.

– Не забывай про свои сильные стороны, используй их! Ты намного умнее каждого в этой школе, – маму, кажется, понесло. В такие моменты лучше помалкивать и кивать, как болванчик. – И всё у тебя будет, абсолютно всё! Ведь это не их, а тебя позвали учиться в Москву…

– Ну-ка повтори, Ма, – округлил глаза Антон.

– Да я же совсем забыла тебе сказать: пришел ответ, пришел! – Она вынула из сумочки бумажный конверт и помахала перед носом у сына. – Как же я горжусь тобой, Тошка!

Ма заключила Антона в объятия, и щеки его вспыхнули. Держала она так крепко, будто Антон вот-вот рассыплется, а с ним исчезнет весь мир, и лишь так можно остановить неизбежное.

– А теперь спать.

Ма вновь сама строгость.

– Не сиди допоздна.

– Постараюсь, но не могу ничего обещать, – улыбнулся Антон.

Всё-таки классная у него Ма. У других вот сидеть за компом запрещали – боялись, что их чад одолеет зависимость и ничего, кроме развлечений, их не будет интересовать. Вырубали компьютеры из сети, прятали кабели от монитора, устанавливали пароли. Батя Сереги Летова вообще сделал ключ на электрощиток, обесточивал комнату, когда уходил на работу, а ключ всюду носил с собой. Но запретное-то всегда слаще, особенно когда достается с трудом. Серега, пока батя спал, ключ слямзил и сделал копию. Кабели ребята брали от блока питания или занимали, а пароли предки ставили зачастую нехитрые: пацаны использовали простой подбор, в сложных случаях обходили через BIOS и учетку администратора. Если компа не было, ходили к друзьям вместо школы, ведь когда предки дома, слишком опасно: взрослые не верили, что друзья приходят делать вместе уроки, тут же занимали телефонную линию и заглядывали каждые пять минут проверять. Парочка его одноклассников так месяц прогуливала, пока не всплыла правда. От родителей им сильно влетело: к мышке не прикасались до самого лета.

Так пацаны, сами того не ведая, прокачивали изобретательность и смекалку, без которой и во взрослой жизни несладко. Из самых упертых вырастут талантливые программисты и хакеры, внушающие трепет всему миру, но родительские ограничения – не обязательное к тому условие. Иногда достаточно полной свободы действий.

Антону не к кому было ходить в гости. Тем более, никто бы не позволил использовать технику так, как ему хотелось, да и прогуливать школу он не собирался. Одна проблема: денег на компьютер не было, хоть убей.

Чтобы собрать крутое железо, пришлось залезть в скудные отцовские сбережения, но с уговором: половину Антон заработает сам. Почти год он драил стекла машин, заправлял баки, грузил по ночам товар, расклеивал объявления контор, чтобы потом содрать по заказу соперников, – всё перепробовал, куда брали, а брали без особой охоты и с недоверием – в силу возраста. Вдобавок Ма помогла: дарила деньги на праздники. В итоге не зря. Теперь он копил на удобное кресло, а Ма не ставила сыну ограничений, ведь компьютер – его безраздельная собственность.

Комнатенка у Антона крохотная: дотянуться до подоконника, двери или письменного стола можно не вставая с кровати. Зато свой угол, где никто не мешает. Когда Ма притворила дверь, он включил новенький компьютер с начинкой последней модели – Пентиум-4. Его верный конь. Тот приветливо зажужжал и отозвался: «Проснись, Нео. Ты избранный». Антон усмехнулся: заставка всегда радовала, как и постер с Киану Ривзом над столом. «Матрицу» он обожал – пересматривал, наверное, раз двадцать. Даже придумал себе тайное имя – Noname – почти как Нео, и звучит при этом зловеще. Такой ник – как надежный скафандр.

Антон выдвинул ящик стола с припрятанной аккуратной стопкой журнала «Хакер». Взял свежий номер, вдохнул запах типографской краски и глянца. Запах свежей печати. Он не пропустил ни одного выпуска, кроме самого первого за январь девяносто девятого с придурками «Бивисом и Баттхедом» на обложке – его было уже не достать на бумаге, да и посвящен номер был не взлому, а компьютерным играм. Женщина из газетного киоска настолько привыкла к ежемесячному паломничеству Антона, что при виде него улыбалась и протягивала свежий номер, едва он успевал раскрыть рот и выдать дежурное «здрасьте».