Ни одной совместной фотографии с девушкой либо партнером – насчет его ориентации она не уверена; всегда либо в толпе, либо делает селфи, скалясь на камеру ровным рядом зубов. Еву воротило от его улыбки, этих неестественно длинных вампирских клыков и, конечно, одуряющего травяного амбре его одеколона.

На поверхности всё чисто, но что если копнуть глубже? Нужно зарыться в Даркнет – гигантский невольничий рынок и безграничную базу порнографии на любой вкус.

Будто ныряешь в бочку с дерьмом. Слава VPN с прокси, никто не должен узнать, по каким она бродит сайтам, хотя и те давно уже не панацея. К сожалению, не одна она осторожничает. Тот, кто ищет запретное видео или заказывает доставку живого товара на дом, больше всего на свете ценит в Сети анонимность.

Ева потратила часа полтора, надеясь среди липовых адресов, протоколов и горы псевдонимов на латинице обнаружить хоть что-нибудь, хоть малейший намек. Самая интересная из находок – карта, на которой отмечено местоположение полицейских в реальном времени. Обессилев, она уронила голову на клавиатуру, вдохнув запах пыли и пластика. Ничего. Пусто. Ей нечего предъявить Савелию так же, как и Шиканову – судя по упоминаниям в прессе, тот вообще чуть ли не новый Иоанн Кронштадтский. Хреновый из нее выйдет опер.

Будь у нее возможности безопасников…

Кажется, она заснула. Заверещал будильник. Ева вскочила и умылась холодной водой. Пора собираться и взять наконец судьбу за горло.

Антон.

Нагишом Антон прошел в ванную, тщательно почистил зубы, глядя на трехминутные песочные часы.

Ночь удалась. Потребовалась лишь капля усилий, чтобы разочарованные неудачей девицы поддались его обаянию. С красоткой в татуировках он полночи носился по улицам, взрывая тишину музыкой и смехом из окон автомобиля. Про Москву рассказал с три короба; легенда с каждым разом обрастала подробностями, удивлявшими его самого, – ему бы с таким воображением книги писать. Впрочем, наутро он и сам не помнил, что ей наплел; память захлопнулась, милостиво оставив обрывок воспоминания с Брахманом и его фирменным зельем.

Черт бы побрал эту отраву… Есть у зелья гадкое свойство – неизбежная утренняя тошнота.

Антон тяжело вздохнул. Вечер, ночь, любое время суток без дела казались менее реальными, чем часы, проведенные за монитором. Вот и сейчас он проснулся, а будто спит. Вспомнилось вчерашнее утро, это была симфония: каждый удар по клавише – новый звук, свежий мотив, словно не экран перед ним, а чудесный «Стейнвей» Билла Эванса.

За ночь волнение улеглось, настоялось, словно дорогой алкоголь, и наконец нахлынула эйфория: счет пополнился на двадцать монет с токийской криптовалютной биржи, и пусть это стоило большой крови – тем слаще победа. Одно беспокоило: не всё прошло гладко, нейрозащитник, обученный на таких же, как Антон, желающих поживиться в чужой кормушке, успел его зацепить. Но, похоже, обошлось, и япошкам никогда не узнать, кто покопался в их тайнике, кто на самом деле человек, назвавшийся Ноунеймом, кто уверен в себе настолько, что оставил визитку на рабочем столе биржевого администратора: «Noname has you».

При мысли о несметном богатстве, таящимся в призрачных стенах хранилища, где каждая цифровая монета могла бы принадлежать ему, Антон испытывал приятное возбуждение, от которого кожа покрывалась мурашками. Был бы наивнее, перевел бы на свои счета всё до копейки, не оставив камня на камне, но чем крупнее куш, тем больнее расплата – ему ли не знать.

У края ванны что-то блеснуло. Антон двумя пальцами извлек из-под эмалированного брюха полоску мятого черного кружева: чьи-то трусики с бликами страз. Не успела улика исчезнуть в урне, ночная подруга без церемоний распахнула дверь в ванную. Девушка туго закуталась в одеяло, прикрывая грудь, будто в невинном семейном кино.

– Привет, – улыбнулась она распухшими от укусов губами. Разводы туши под глазами придавали ей болезненный вид.

– Доброе утро, – ответил Антон, растирая по щекам пену для бритья.

– Знаешь, на кого ты похож? – спросила девица, расчесывая пальцами спутанную копну волос. – На того актера из «Матрицы».

– М. Ну да.

Знала бы она, сколько пришлось вложить в витрину, но всей правды об операциях он не открыл бы даже под страхом смерти. Каждый надрез на столе хирурга, каждый болезненный шаг и долгая, мучительная реабилитация приближали его к идеалу – безупречной внешности, цеплявшей взгляды прохожих: юных дев, зрелых женщин и даже мужчин. Волосы, ногти, одежда – каждая деталь имела значение. Ему не нужно было стараться показать себя в лучшем свете, изощряться, придумывать новые способы знакомств и ухаживаний – внешность работала за него и была, пожалуй, лучшим вложением в его жизни. Только глаза он мог в себе выносить, их пока не коснулся скальпель.

– Я смотрю, ты не слишком общительный. Классные тату, кстати. Единицы и нули… Ночью не разглядела как следует.

– Спасибо.

– Что они означают?

– Просто цифры. Обязательно нужен смысл?

Бритва скользнула вниз, как лезвие самурайского меча. Проверенный алгоритм: два взмаха от висков к челюсти, три – по подбородку, пара – для щетины под носом, еще пять – в районе кадыка. Тоник с алоэ для чувствительной кожи, увлажняющий лосьон.

– Конечно. Моя, например, означает вечность, ведь у осьминога восемь щупалец, а восьмерка – знак бесконечности. Здоровье – потому что он может отращивать новые. Бессмертие – так как у моллюска три сердца. Тебе нравится?

Одеяло упало к ее ногам. Четыре карминно-красных щупальца тянулись к пупку с шариком жемчуга, обхватывали талию, терялись основаниями между узкими, почти мальчишескими бедрами. Остальные четыре выныривали с тыла, расходясь в стороны лепестками диковинного цветка. На мгновение Антону почудилось, что лапы моллюска слегка шевелятся.

Он обнял девицу за талию, нагнул над раковиной, и спрут жадно принял его в объятия. Щупальца ритмично подергивались, увлекая на глубину. Антон пытался нащупать их, но вместо скользкого пучка мышц находил нежную женскую кожу. Он глянул в зеркало: не сбавляя темпа, провел рукой по щекам, смахивая ошметки пены и проверяя, остались ли не сбритые волоски; отметил, что у девчонки лицо длинное, как у ослицы, и оспины на щеках. И так каждый раз: вечером обнажается девушка, утром – правда о ее красоте.

Он сгреб темную гриву её волос и набросил ей на лицо. Теперь прекрасно со всех сторон.

– Весело было, – после девушка-спрут, лежа в постели, глотнула из стакана воды и закашлялась. – Тошнит только.

– Добро пожаловать в наши ряды, – хмуро ответил Антон.

Пятна туши на простыне выводили его из себя: не отстираешь потом.

Девчонка заметила телефон на прикроватной тумбочке.

– Ого! У моей прапрабабки был такой же!

Антон заступился за «нокию» образца две тысячи третьего.

– Зря ты так, отличный телефон.

– Даже ютуб не посмотришь.

– Мне он нужен для других целей, – пожал плечами Антон и скинул телефон в ящик к вороху проводов.

Девушка тут же потеряла к мобильнику интерес.

– Кстати, а что мы пробовали? Безумие какое-то! Никогда не испытывала подобного. Как ты сказал, называется?

– Зелье. Просто зелье, неужели не слышала? – ответил Антон. После того как некий ботаник вывел на подоконнике новый вид пьянящей травы, та в мгновение ока расползлась по торговым точкам. – Брахман меня еще никогда не подводил.

– Можешь достать еще? – в глазах девушки подрагивал нездоровый блеск.

«Подсела с первого раза – нехорошо, – подумал Антон. – Но мне-то какое дело? Схожу хоть мозги проветрю».

– Жди здесь, – он достал из гардероба черные джинсы без единой складки, снял с вешалки черную ситцевую футболку. – Только не советую слишком увлекаться.

– Постараюсь, папочка. А пока тебя нет, я приготовлю завтрак.

– Не надо! – поспешно ответил Антон. Пожалуй, слишком поспешно… Стоит позволить девушке похозяйничать в доме, как прощание превращается в пытку. Вдобавок она станет трогать его вещи, создавать хаос. Этого он стерпеть не мог. – Я сам что-нибудь принесу. Если голодна, разогрей пиццу.