Фро плыла медленно, высоко вытягивая шею, чтобы поднятые кверху и заколотые косы не замочила вода. Ей не хотелось объясняться, отчего вдруг волосы промокли, находясь в комнате. Хотя… она ведь может сказать, что вспотела от чрезмерного усердия при вышивании…. Ефроксия засмеялась, представляя, как глупо краснеет и лепечет явную ложь. А тетя? Тетя, наверняка, ей не поверит.

Фро дернулась, почувствовав какую-то силу, толкнувшую её в сторону.

– Вот черт, – девушка попыталась взять прежнее направление, пролегающее к заветному оазису из цветов.

Невозможно. Внизу, куда опустились её ноги, нежелавшие подниматься на поверхность, что-то тащило её за изгиб острова с невероятной силой, что-то холодное и вязкое. Фро притонула, хлебнув порцию темной воды, а, вынырнув, закашлялась. Бросив в сторону берега напряженный взгляд, не увидела уже свою лошадь, скрывшуюся за зарослями ольхи и плакучей ивы. Впрочем, это было последнее наблюдение, которое себе позволила девушка. Теперь она сосредоточилась на борьбе с течением. Её больше не тащило вперед, но и не отпускало, а как бы покачивало на одном месте. Правда, с каждым новым толчком погружая все глубже и глубже. Фро сопротивлялась с холодной яростью: она не даст повода братьям усмехнуться, что простофиля Ефроксия утонула глупой курицей в небольшой речушке.

Мысль, что смерть её покажется Марковым намногим большим, чем глупое недоразумение, не пришла девушке в голову. И слава Богу! Иначе, рвения могло поубавиться от страха, и битва за жизнь была бы проиграна. А так, истратив почти все силы, она ступила дрожащими ногами на торчащую из крутого берега мокрую валежину. Скользкое бревно, невесть какими силами задержавшееся у края берега, покрякивало под её осторожными шагами, но все же не двигалось. Фро, преодолев расстояние, показавшееся длиною в десятки верст, потянулась скользкими руками к свисающим над водой гибким веткам вербы. Она захватила тонкую лозину двумя пальцами…. Слава Богу, спасена!

И тут недалеко ухнуло – и один, и второй раз! Казалось бы, ничего страшного, обыкновенный ружейный выстрел. Только не для напряженных нервов мадмуазель Виноградовой.

Фро рухнула в воду, с ужасом вновь ожидая губительного водоворота.

Вода обтекала её тело свободно и даже лениво.

Девушка рванулась вверх с восторгом в душе и осознала, что не может приблизиться к солнечному свету, зеленеющему сквозь толщу воды, ни на воробьиный шаг. Сорочка, сбившаяся за спиной в длинный хвост, намоталась на что-то корявое, рогатое и держала её крепко.

Ефроксия поняла, что тонет. Во второй раз! Но сейчас чувство, охватившее её, было ужасным: девушка испытала безысходность.

– Не будь мямлей, – попыталась она подбодрить себя, порываясь всплыть.

Напрасно! В голове зашумело от страха, и попытки освободиться приобрели оттенок конвульсий. Сознание начало меркнуть, но она все еще упрямо сжимала рот, хотя легкие превратилась в раскаленные болью мешки.

Лицо Анеты, размазанное по всей водной оболочке над головой, накрыло Фро, и губы сестры прошептали мягко, но внушительно:

– Сними её, Фро, сейчас же!

Она хочет, чтобы Фро разделась…

Конечно, Нета, это глупо – купаться в одежде…

Ефроксия сбросила бретельки с плеч и рванула ненавистную ткань руками. Больше она ничего не помнила. Сознание вернулось к ней позже, когда Фро, обхватив все то же бревно всеми конечностями, жадно вдыхала такой сладкий, упоительный воздух. Теперь она не торопилась покинуть свою, чудесным образом обретенную, пристань. Девушка пролежала на бревне вечность, пока не почувствовала себя способной к передвижению.

Фро ступала осторожно. Вцепившись в вербные ветки намертво, подтянула тело. И, лишь почувствовав под ногами твердую землю, взглянула в ненавистную воду под собой.

– Что, драгоценная моя? – спросила она сама себя, подавляя рвущийся из груди истерический смех. – Не хочешь попробовать ещё раз? Бог троицу любит.

Несмотря на свои слова, Фро с остервенением продиралась сквозь кусты вглубь острова. Сейчас никакая сила не заставила бы девушку ступить в воду ещё раз. Ефроксия нашла небольшую полянку, заросшую сочной травой и духмяными цветами. Она отдохнет здесь самую малость, обсушит волосы, наберется сил, а потто переплывет эту чертову реку снова.

Ведь хочет же она попасть сегодня домой?

Агафоклея Алексеевна слово свое, данное Михаилу в отношении Анеты, не сдержала. И не потому, что вдруг очерствела душою. Закрутилась барыня хозяйственными делами. Дворовые девки солили огурцы в огромных дубовых кадушках. Как же их оставить без присмотра? А потом подошло варенье из малины, томившееся больше суток в русской печи. Сахар был большой редкостью, поэтому Агафоклея Алексеевна готовила ягоды по-старинке, как бабка её и бабка её бабки. Получалось очень душисто и сладко. Изрядно умаявшись домашними хлопотами, барыня изволила откушать чаю и расположилась в гостиной у большого медного самовара.

Скучающий от безделья Мишель присоединился к maman. Они некоторое время прихлебывали ароматный напиток, настоянный на душице, в полном молчании. Потом Михаил поинтересовался:

– Анета не хочет чаю?

Осторожно опустив чашку на край стола, Агафоклея Алексеевна напряженно прислушалась. Господи, Боже мой, не зря чувствовала какое-то беспокойство, как будто не доставало чего-то главного. Теперь-то ясно в чем дело. В доме царила тишина!

– Когда она замолчала?

– Сразу, как вы распорядились выпустить её.

– Дело в том, милый, – госпожа Маркова уцепилась за колокольчик, – что я совершенно забыла про Анету.

Мелодичный звон потерялся меж комнат, а Агафоклея Алексеевна, не выдержав томительного ожидания, возвысила голос, отчего он был услышан даже на улице.

– Настасья!

Баба прибежала скорехонько, топая босыми ногами, как утка.

– Поднимись к Анне Павловне и приведи сюда.

– О, маменька, – протянул сын с содроганием, прислушиваясь к приближающимся быстрым шажкам, – не миновать сейчас бури. Пожалуй, пойду, почитаю.

– Что ты читаешь, Миша? – Анета живо вбежала в гостиную.

– Сочинение господина Пушкина, дорогая. «Цыгане» называется. Очень поэтично и романтично. Как раз для молоденьких дам…. С тобой все в порядке? Ты перестала голосить уже очень давно. Я думал, maman выпустила тебя.

– Ой! Я просто заснула в этом отвратительном чулане. Стыдно вам, маменька, забыли обо мне!

– Душенька моя, Неточка, – сладко запела мать, обнимая девушку за талию, – прости старую дуру.

– Что вы, maman , – закричала Анета сердито, – вовсе вы не старая и не дура.

– Агафоклея Алексеевна, матушка! – взволнованный конюх вбежал прямо на середину комнаты, что само по себе было удивительным событием, потому как каралось строго и незамедлительно.

– Иван? – в голосе барыни послышались железные ноты. – Как ты посмел войти сюда?

– Чалый вернулся, барыня, – Иван опустил вниз курчавую голову, но голоса не убавил. – Один!

Опять сюрпризы! Но Агафоклея Алексеевна славилась тем, что никогда не теряла головы. В трагические моменты она начинала мыслить четко и быстро.

– Настасья, поднимись к Ефроксие Николаевне, проверь, дома ли она. Да птичкой, толстая корова!

– Нет-у-у!!

Вой Настасьи заставил всех вздрогнуть, а Анета испугано всхлипнула.

– Всем молчать! – прикрикнула барыня строго. – Неточка, радость моя, куда собиралась Зизи?

– Она поехала на пруд, маменька. За лилиями для меня.

– Так, – Агафоклея Алексеевна поднялась; сомкнув руки в замок, громко хрустнула пальцами и продолжила все так же решительно. – Иван, собирай мужиков и сети.

– Ма-а-а-менька-а… – голос Анеты начал дрожать, – что вы подумали, маменька?

– Мишель, успокой сестру. Я поеду к пруду.

– Не думаешь же, ты, Миша, – сестра металась по гостиной раненой птицей, будто с Фро случилось что-то ужасное?

– Конечно, я так не думаю, Нета. Но maman права. Нужно искать Фро.