– Представь, Агафоклея Алексеевна Маркова прибыла с дочками, а у родственников места нет. Пришлось ей в гостиницу ехать. Я смеялась от души. Непременно позову её к ужину. А девочки у неё – прелесть! Ты бы, Гриша, обратил внимание.

– Они согласны будут на приятную греховную связь?

– Избави Боже, Гриша! Барышни воспитанные, поведения примерного…

– Значит, скучны и глупы.

– Уж как бы то ни было, – Татьяна Юрьевна осердилась, – а к вечеру, чтоб был у меня! При полном параде.

– Ну их к черту, Таня! У нас славная компания подобралась. Кстати, Тригорский неплохо банк мечет. Проворный, черт.

– Ты имеешь в виду Адама Духовицкого, поручика Смолова и Лахтина? – Татьяна Юрьевна снисходительно улыбнулась. – Зря на них рассчитываешь. Все сегодня у меня будут.

– Душа моя, ты весь город решила собрать? Где принимать-то будешь? Здесь тебе не Москва – тесно.

– О! – княгиня живо поднялась и, уцепив Григория за сюртук, потащила решительно к окну. – Я так славно все придумала. Внизу откроем двери на веранду, и дальше – в сад. Повесим на деревья фонари. Танцевать можно будет в саду, а музыканты – на веранде. Как тебе?

– Не совсем удобно, но романтично.

– Что неудобно?

– Дамы подолы об траву запачкают.

Княгиня задумалась, но лишь на мгновение.

– Прикажу сбить деревянный настил, круглый и гладкий. Прямо сейчас. Извини меня, душа моя.

Татьяна Юрьевна заторопилась к двери, полная новых прожектов, а Григорий Александрович тяжело вздохнул: впереди вечер пустых разговоров и фальшивых улыбок.

Софи, Ефроксия и Анета сидели чинно рядком у стеночки на изящных стульчиках, обтянутых сафьяном с алыми розочками по полю. Их нежные платьица скромных пастельных тонов были просты и целомудренно украшены кружевами, закрывающими юную плоть от нескромных взглядов. Потупленные глазки и робкие улыбки на пухлых губках – все то, что и положено барышням на балах. Однако если кто-нибудь послушал, о чем шептались эти невинные губки, был бы немало удивлен, а то и шокирован.

– Мне нравятся вон те пшеничные усы, – поблескивая из-под тишка вороньими глазками, шептала Анета.

– Вон у той дамы такой сказочный туалет, – примечала Софочка, – алый, цвета свежей крови… так оттеняет её великолепную грудь.

– Если бы маменька разрешила нам открыть плечи и убрать кружева…

Фро тихонько засмеялась:

– Все кавалеры крутились бы подле нас, как мухи у меда.

На минутку забыв о своих, положенных приличиями, ролях, девушки склонили друг к другу головы и засмеялись, впрочем, не слишком громко. Их локоны, модно завитые и выпущенные на плечи, смешались: черные, тяжелые пряди Анеты, воздушные белокурые Софьи и золотые, с едва заметной рыжинкой Ефроксии.

Строгий взгляд Агафоклеи Алексеевны, сидящей подле таких же почтенных матрон, как она сама, заставил девушек выпрямиться и занять приличествующие позы. Но скованность их исчезла, уступая место природной веселости и живости.

Фро оглядела зал, полный пестрыми одеждами и подвела итог своим умозаключениям:

– Нынешние кавалеры имеют в виду сегодня хорошо поволочиться, – награжденные столькими братьями, сестры вполне были осведомлены о некоторых словах и понятиях, – и не имеют серьезных намерений.

Не вполне привыкшая к такой откровенности, Софочка слегка побледнела и вздрогнула, но все же вынуждена была согласиться:

– Наверное, Фро права. Они все толпятся около Татьяны Юрьевны и прочих замужних дам, имея в виду беспечный флирт.

– И совсем не обращают внимания на невинных барышень, – сердито закончила Анета.

– Что нам остается делать? – опасные искры заплясали в глаза Фро. – Развлекаться самим. Что ты говорила о пшеничных усах, дорогая?

– Они показались мне привлекательными.

Барышни взглянули разом на смазливого гвардейца с холеными усиками.

– Усы, действительно, ничего, – согласилась Фро. – Вот только он сейчас их сложит прямиком за корсаж княгини. А вон тот, не знаю, кто таков, с белыми волосами, примется их доставать оттуда.

Девушки не на шутку развеселились, представив эту скандальную сцену во всех красках. Лица их заискрились, привлекая внимание незнакомца, о котором они только что судачили. Он отделился от общей мужской группы и направился к барышням. Его невероятно синие глаза были неотразимы.

Анета почувствовала смятение и потупила очи, Софочка стиснула тонкие пальцы до боли и лишь Фро встретила незнакомца с любопытством во взгляде.

– Не имею счастия быть с вами знакомым. Вы позволите представиться?

Тихий вздох сорвался с бескровных софочкиных уст, а Анета просто не могла вымолвить ни слова.

– Новые знакомства нередко избавляют нас от скуки старых, – беспечно откликнулась Ефроксия.

Синие глаза изумленно дрогнули, заслышав философскую фразу из столь юных уст.

– Граф Григорий Александрович Бешкеков.

В этом чинном представлении Ефроксия углядела неприкрытую спесь и, неожиданно для себя, оскорбилась. Она распахнула широко глаза и вздернула вверх подбородок.

– Анна Павловна Маркова, – Фро коснулась локтя сестры, подбадривая; нельзя же выглядеть такой ошеломленной, – и Софья Львовна Лунгина. – Про себя упомянуть она не сочла нужным.

Темные глаза горели вызовом, готовые испепелить злосчастного графа.

Бешкеков счел забавным такое проявление горячности:

– Позволите ли вы танцевать с вами?

Фро с изумлением увидела перед собой протянутую ладонь. Впрочем, замешательство длилось недолго, она хотела танцевать. Граф повел девушку через всю залу в озаренный каретными фонарями сад. Ефроксия чувствовала себя немного скованно под сопровождающими их любопытными взглядами.

– Татьяна Юрьевна всех решила удивить сегодня, – сказал ровно Григорий более для того, чтобы успокоить даму. – Нынче будут играть только вальс. Его считают несколько вольным. Вы не находите?

– Мне нравится вальс.

Непринужденное пожатие плечами и беспечная улыбка – Григорий был заинтригован еще больше.

– Вы полагаете, барышне на выданье подобает так себя вести? – не скрыл он своего удивления.

Фро весело рассмеялась.

– Это ко мне не относится. Я не собираюсь выходить замуж.

– Отчего же?

– Я – бесприданница. Кто ж меня возьмет?

Губы Григория дрогнули в преддверии ответа, но легкие пальчики быстро коснулись его губ, запрещая.

– Нет-нет. Сейчас вы скажете: «Своим покорным и примерным видом возможно прельстить какого-нибудь старика».

Они кружились быстро-быстро, а как будто стояли на месте: беседа их была оживленной и занимала графа все больше.

– В этих словах есть доля правды, – попробовал он с укором урезонить девушку, которая, как расшалившееся дитя, позволяла себе свободу слов и действий.

– Увольте! – голос Фро был полон решимости. – Лучше – в монастырь.

Она даже отпрянула от своего кавалера, отчего чуть не упала, наступив на краешек своего платья. Бешкеков невольно притиснул ближе тонкую талию и коснулся губами кожи на нежном виске, и не торопился сдавать неожиданно завоеванные позиции, с интересом и некоторой опаской ожидая ответного хода этого невероятного создания.

«С таким-то норовом либо заорет во все горло, либо влепит по роже», – подумал он весело.

– Мишель прихватил с собой дуэльные пистолеты, – сообщили девичьи губы у самого его уха.

Чтобы дотянуться до органа слуха графа барышне пришлось привстать на цыпочки, и Григорий некоторое время крутил даму, держа полностью в своих объятьях: легкие туфельки просто оторвались от настила, пахнущего свежераспиленной сосной. Бешкеков рассердился. Он любил дам неглупых, с острым язычком и находил их общество приятным. Вот только молоденьким барышням такое совсем не к лицу!

– Тогда ему нужно стоять подле вас, держа их наготове, – сказал он сердито, отстраняясь на приличное расстояние.

Взглянув быстро ему в лицо, девушка внезапно вся изменилась. Губы её жеманно поджались, весь облик сразу стал глуповато-безликим. Она прошелестела тихо: