Он говорил уверенно, и ни в одном его слове не было и тени уклончивости. Его голос был спокойным, отточенным, как у человека, который привык к подобным разговорам и знал, как выстраивать диалог так, чтобы все его слова казались предельно искренними. Анна пыталась уловить хоть малейший намёк на вину или неуверенность, но ничего подобного не нашла.

– Мне жаль, что это произошло на моей выставке, – добавил он, и в его голосе была какая-то печаль. – Это потрясло меня не меньше, чем её мужа. Я сделал всё возможное, чтобы помочь. Но порой, Анна, мы, люди искусства, оказываемся бессильны перед реальностью.

Анна задумалась, вспоминая все детали, которые они обсуждали с Виктором. Всё сходилось: Григорий, похоже, действительно был чист перед законом. Его уверенность и готовность помогать в расследовании только усиливали её подозрения в том, что Ольга, возможно, действительно сбежала по собственной воле.

– Но как вы думаете, – Анна сделала шаг ближе, понижая голос, как будто раскрывая тайну. – Могло ли это быть просто побег? Ольга могла устать от своей жизни, найти кого-то здесь, на одной из ваших выставок… влиятельного человека, с которым решила начать всё с чистого листа?

Островский сделал паузу, словно обдумывая её слова. Его улыбка стала чуть шире, и он приподнял брови, словно оценив, насколько разумна её догадка.

– Я не исключаю этого, – ответил он, глядя на неё внимательно. – В таких местах, как эта выставка, люди часто находят то, чего им не хватает в повседневной жизни. Искусство открывает двери в новые миры, и иногда люди решают оставить старый мир позади. Конечно, это только догадки, но… кто знает?

Анна чуть отступила назад, чувствуя, что их разговор подходит к концу. Её мысли всё ещё роились вокруг загадочного исчезновения Ольги, но теперь они стали чётче, словно рассеянный туман начал спадать. Версия побега казалась всё более убедительной, особенно после слов Григория. Он уверенно говорил, помогал полиции, открыто отвечал на все её вопросы – это казалось таким правильным, таким честным.

– Спасибо вам за откровенный разговор, мистер Островский, – произнесла она, сохранив дружелюбную улыбку на лице. – Теперь многое стало яснее. Надеюсь, что эта ситуация разрешится и правда всплывёт на поверхность. Ваше содействие в этом вопросе – большая помощь.

Григорий слегка кивнул, и его улыбка осталась такой же ровной, безупречной, как и всё, что его окружало. Казалось, он полностью контролировал каждое своё движение, каждое слово.

– Простите, Анна, мне нужно уделить время другим гостям. Рад был с вами познакомиться.

Он протянул ей руку, и Анна, не колеблясь, пожала её. Но как только их ладони соприкоснулись, её мир внезапно пошатнулся. Голова закружилась, и ей стало нестерпимо тошно. Взгляд помутнел, и на мгновение ей показалось, что весь зал словно плыл перед глазами, заволакиваясь серым туманом.

Она собрала остатки сил и, подавляя тошноту, выдавила вежливую улыбку.

– Благодарю вас, Григорий, – сказала она, голосом, в котором попыталась скрыть свои ощущения. – Буду рада увидеть вас снова.

Островский учтиво кивнул, не заметив её замешательства, и, повернувшись, отошёл к другим гостям. Анна, глядя ему вслед, поспешила направиться прочь, ощутив, как её ноги подкашиваются.

Она тяжело вздохнула, и её взгляд начал лихорадочно искать хоть какое-то место, где можно было бы прийти в себя.

– Нужно просто умыться, – подумала она, прижимая пальцы к вискам, надеясь, что холод воды снимет это странное состояние. Анна, чувствуя, как её тело продолжает слабеть, почти машинально направилась в дальний угол зала. В самом конце, скрытая в полумраке, она заметила дверь, едва видную среди других теней и контуров. Её интуиция подсказала, что именно туда ей стоит направиться, чтобы привести себя в порядок. Она устала от всей этой роскоши и напряжения, и её разум требовал перемены обстановки, хотя бы на несколько минут.

Подойдя к двери, она толкнула её с усилием и вошла внутрь, ожидая увидеть обычное помещение – раковины, зеркала, возможно, бумажные полотенца. Но когда дверь закрылась за ней, она остановилась. Это была совсем не уборная.

Анна замерла, оглядываясь, её голова снова закружилась, но теперь не от прикосновения Григория, а от осознания того, что она явно зашла не туда, куда хотела. Что это за место?

Всё вокруг было загромождено мольбертами, кистями, банками с красками, ненужными деревянными рамами и неоконченными картинами. Это было похоже на хранилище, где хранится не только неприглядный арт-материал, но и заброшенные произведения искусства. Здесь было тесно, и воздух пахнул пылью, смешанной с запахом старых красок.

Анна медленно осмотрелась, её дезориентация от странного состояния после разговора с Григорием смешалась с лёгким беспокойством. Она явно зашла не туда. Но что-то в этой комнате притягивало её внимание.

В центре помещения, как будто нарочно выставленная на показ, стояла картина изображавшая звёздное небо. Глубокий бархат ночи расстилался по холсту, усыпанный яркими, холодными звёздами, которые сияли, словно маленькие алмазы.

Анна, несмотря на странное ощущение в груди, не могла устоять перед искушением. Она почувствовала, как её любопытство буквально подтолкнуло её к картине. Она сделала несколько шагов вперёд, ощутив, как воздух вокруг становится холоднее, и почти не замечая, как её пальцы уже скользят по поверхности холста. Внезапно её рука прошла сквозь полотно, как будто оно было не настоящим, а каким-то призрачным, невидимым барьером.

Анна отшатнулась, охваченная мгновенным ужасом.

В этот момент дверь за её спиной открылась, и в комнату вошёл Виктор, его голос звучал напряжённо:

– Анна, я тебя везде искал. Ты куда подевалась?

Увидев её потрясённое лицо и то, как она стоит перед картиной, он мгновенно насторожился.

– Что случилось? – спросил он, подходя ближе.

Анна, не в силах скрыть свою тревогу, чуть ли не в панике обернулась к нему.

– Виктор, ты не поверишь… Эта картина… она… – она указала на полотно, её голос был почти сдавленным. – Я… я провела рукой через неё. Прямо через неё… Это… ненормально!

Виктор, с сомнением на лице, подошёл и осмотрел картину. Он не мог поверить своим глазам, но, несмотря на своё недоверие, внимательно взглянул на холст.

– Это какая-то ерунда, – сказал он, недовольно фыркая. – Тебе, наверное, просто нужно подышать свежим воздухом. Стрессы, перегрузка… Всё это может сыграть с тобой злую шутку.

Анна уставилась на него, глядя так, словно он говорил с ней на другом языке.

– Нет, Виктор, ты не понимаешь. Ты должен попробовать сам! – она была почти отчаянной. – Это не иллюзия, не галлюцинация. Я сама видела, как моя рука прошла сквозь это полотно!

Виктор нахмурился, вздохнув и шагая к картине.

– Ладно, если ты настаиваешь, – сказал он, и, с некоторым недоверием, протянул руку. Он провёл ею по поверхности, не ожидая ничего необычного. Но как только его пальцы коснулись холста, его рука прошла сквозь него так же, как и у Анны.

– Чёрт побери… – вырвалось у него, когда его рука исчезла в пустоте картины.

Анна стояла рядом, не в силах оторвать глаз от картины. Виктор, подойдя ещё ближе, начал осматривать холст с новой, более внимательной позицией. Он пытался найти какие-то признаки обмана, следы манипуляций, что могло бы объяснить этот феномен, но всё оставалось без изменений. Картина была старой, но её поверхность не была повреждена. Не было ни нитей, ни трещин, которые могли бы объяснить её способность взаимодействовать с руками.

– Никаких иллюзий, – сказал Виктор, его лицо застыло в замешательстве. – Как такое вообще возможно?

Анна почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Всё, что происходило здесь, не имело никакого объяснения. И самое ужасное – чем больше она пыталась понять, тем больше она ощущала, что эта картина не просто обман, а нечто большее, нечто, что их тянет внутрь, в этот мрак и пустоту.