Слушай, Израиль! Где б ни были – в пустыне и в бору, Под пальмами, под ивовою сенью, — От четырёх ветров вас соберу И возвращу в отеческую землю. И это будет вожделенный час. Но прежде – горе! Каждым встречным биты! Без наказанья не оставлю вас За отпаденья ваши и обиды. Зашедшие в пороках далеко, Отвергнете кумиров и гаданья И многие возложите страданья На жертвенник прощенья Моего. И всякая неправда ваших дел Покрыта будет, всякая измена, И возросла б любовь Моя безмерно, Когда бы той, что в сердце, был предел. И день придёт, омыт пречистой кровью, Всех прочих дней и выше, и святей, И радостно приму Своих детей И от невзгод в руке Моей укрою. Божье имя
На свету поминаем, и ночью, Иногда, вероятно, и всуе, Но зато не пугаемся порчи И пропасть за пустяк не рискуем. Надоедливый глупый ребёнок Так терзает подол материнский: То захнычет, заплачет спросонок, То канючит и просит ириски. То визжит истерично, до звона, То стращает насупленной позой… И нашлёпала мама – любовно, Да и выпорет ежели – с пользой. А вокруг изуверские лица Иступлённых борцов за идею… На таких ли могу положиться? На таких ли в беде понадеюсь? «В лучших небо славится…» (22.08.2015) В лучших небо славится, Хоть души, хоть режь их… Я – из тех, кто кается; Я – из самых грешных. И лишён лазурного Звонкого привета, В коем радость узнана И любовь воспета. Каждою провинностью Чужд Тебе, похоже, Но и худших – милостью Не оставь нас, Боже! «Для своего Творца неповторимы…» (13.01.2016) Для своего Творца неповторимы, А прочие, увы, не знают нас, Сливаемся с толпою перед ними, Как с арестантской робою матрас. Лишь Сотворивший нас, как сокровенный, Ни с чем не схожий и любимый плод, Отыщет нас в любом краю Вселенной И слёзы c тихой жалостью утрёт. «Времечко плюсуется, прессуется…» (08.11.2015) Времечко плюсуется, прессуется, Становясь и оставаясь мной, Взяты взглядом небо, сосны, улица, И дышу бескрайностью степной. И ничто во мне не обрывается, И не прекращается ничто: Даже к урне прислонённый пьяница И старушка в клетчатом пальто. Как водоворот, в себя вбирающий Ветки, мусор, палую листву, Так и я на солнечном ристалище Всем, что есть, питаюсь и расту. А чего не знаю – так незнанием, А про что мечтаю – грёзой, сном Ширится, растёт моё сознание, Чтобы стать над Вечностью мостом. Не чужой я – ни жаре, ни холоду, За рассветом хаживал в поход… Ну а Бога призываю смолоду, Только Им живое и живёт! «К сияющим притронемся святыням…» (17.07.2018) К сияющим притронемся святыням, Нет, не руками, ни глазами, нет, Но сердцем, сердцем… И возлюбим свет! И к непотребству прошлому остынем! Не опалён библейскою жарой, Так смугло задержавшейся на коже, Ни город, деревянный, пожилой, Ни березняк в осенней мелкой дрожи. Родимый край! Пчелу, шмеля, осу, Угаснувших в цветочном лазарете В кривых объятьях паучихи-смерти, На стеблях васильков превознесу. И к мошкам нежным не растрачен пыл, На комара опять же не в обиде, Поведаю дубравам – где я был И что, подслеповатый, там увидел. Приятелей, заждавшихся уже Всего, что обещал им грустный мистик, Прижму к омытой странствием душе, К целебной силе обретённых истин. И призрачно восстанет надо мной, Промеж камней замшелых слёзы пряча, Еврейская стена любви и плача Стеной прощанья, вечности стеной. «Я и себя полюбил, как творение Божье…» (2000) Я и себя полюбил, как творение Божье, Слабого, нежного, – я и себя полюбил. Вспомнив, что слеплен Единым Создателем тоже, Тоже взлелеян под небом Его голубым. Да, и меня, и меня лучезарно коснулись Тихие, добрые, мудрые руки Творца, Так же, как храброй осы и пугливой косули, Ног моих, дней моих, мыслей моих и лица. Больше не стану, не буду себя ненавидеть, Больше не стану, не буду ворчать на себя. Им перевиты артерий и вен моих нити, Им сплетена небывалая прежде судьба. Кто-то умнее меня, кто-то крепче талантом, Кто-то смазливей, а кто-то удачливей, злей. Но не прекрасней, не лучше меня ни на атом, Ибо одно я, одно со Вселенною всей. |
