– Запрос коммуникации, Брагин, диапазон срочности два, – произнес он.

– Запрос принят, мистер Пеньер, ожидайте, – голос персонального ассистента главы службы безопасности был женским. Глубокое контральто было единственной известной Франсуа слабостью Виктора Брагина, выходца из никому неизвестных глубоко законспирированных разведслужб.

– Слушаю, Франсуа, – голос Брагина был обманчиво спокойным, но его собеседник знал об истинном положении дел и об отношении Брагина к проблеме нейронной устойчивости трансферных каналов компании. Именно он был основным инициатором запуска “Сноу”.

– Диагностика проведена, Виктор, – он сделал небольшую паузу, задумавшись, стоит ли говорить о своих сомнениях, но решил, что они слишком неопределенны. – Системы стабильны. Прогнозы оптимистичны в пределах 99%.

– Что-то не так, Франсуа? Ты странно выглядишь, – густой голос Брагина не изменился ни на октаву, но Франсуа не жаждал привлекать к себе излишнее внимание главы службы безопасности.

– Нет. Видимо, просто усталость последних дней. Сегодня планирую обсудить это с Элизабет.

– Да, последние дни оказались жаркими для всех нас, – голос Брагина стал несколько теплее, но его взгляд оставался таким же сосредоточенным и цепким. – Держи меня в курсе. И да, Франсуа, результаты проверки выгружай для публичной оценки в наш мнемонический модуль памяти, хорошо?

– Да, конечно, Виктор, нет проблем. Сразу после моделирования матрицы каналов. Это займет пару часов.

– Хорошо, жду.

Брагин отключился. Франсуа устало облокотился на стол.

– Море. Запах и шум, – произнес он, но немного подумав, добавил, – штиль, стиль релаксации.

Стены комнаты покрыла небольшая рябь. Диагностическая карта стала прозрачной и ушла на второй план. На стенах показалась стереоскопическая картина моря. Со всех сторон раздался легкий шум воды, нос уловил влажный запах и солоноватый вкус, пропитанный тишиной. Франсуа расслабился и погрузился в свои мысли. Ему необходимо было все обдумать, и спокойная тишина – это было то, что сейчас было ему нужно.

Пока Франсуа наслаждался покоем, за ничего не подозревающим нейроморфом компании “J&J” пристально наблюдали, подвергая все системы его жизнедеятельности глубокой оценке и диагностике. Электромагнитная активность неокортекса позволяла примерно моделировать ход мысли человека, и, при необходимости, вносить небольшие коррективы, не носящие фундаментальных изменений, но активно влияющие на субъективное восприятие. Но наблюдателю это и не требовалось – он изучал и систематизировал, формируя полотно реальности, в котором Франсуа, сам того не ведая, уже вносил свой вклад и имел собственную ценность. Ценность, которая пока превалировала над рисками.

Франсуа в задумчивости, впрочем, всегда ему свойственной, оглядел свой небольшой кабинет. Простота убранства, выдержанного в спартанском стиле, соответствовала характеру его работы. В кабинете было совершенно пусто, если не считать столь необходимого в его ремесле современного адаптивного кресла, обеспечивающего своему владельцу комфортное и безопасное размещение в течении многочасовых посещений локала. Такие вещи особенно ценились нейроморфами, которым иногда сутками приходилось “покидать” свое тело, погружаясь в непослушное пространство “Вирту”.

Он, привстал, потянулся до хруста в суставах, сел обратно в кресло и практически мгновенно оказался в совершенно ином мире. Мире, в котором именно он определял правила игры. Всё вокруг стало меняться. Кабинет словно вырос в размерах, кресло приобрело очертания некоего пульта управления космическим аппаратом: вокруг мерцали интерфейсы данных, полукругом расположились различные диагностически панели, вываливающие на своего владельца поток структурированной информации. Это и было настоящее рабочее пространство нейроморфа четвертого класса компании “Jeyson & Jeyson”. Именно так его тренированное сознание адаптировало под него рабочее пространство, где он в любой момент мог получить любые данные, изменить их поток или заблокировать, если необходимо. Здесь он чувствовал себя на вершине горы. Франсуа улыбнулся.

– Итак, приступим, – прошептал он, и в ответ на его слова одна из панелей справа загорелась ярким голубоватым светом, означающим начало процесса погружения в локальное пространство “Вирту”. Ему требовалось по-настоящему безопасное соединение. Беседа с его коллегой из страны восходящего солнца должна была стать интересной, и только нейроморфы в действительности понимали и могли организовать крипто устойчивую связь, позволяющую спокойно вести беседу, не опасаясь быть услышанными посторонними.

Его глазам открылось обычно серое бескрайнее пространство локализованного “Вирту”. Он, в отличии от многих других своих коллег, любил работать с “Вирту” непосредственно, не подготавливая его, не придавая первичных форм и переменных. Вдох, выдох, вдох. Нейроморф привычно успокаивал свой разум, приводя его в резонансное состояние. Материя и пространство вокруг него завибрировали и колыхнулись, реагируя на присутствие его внимания, готовые изменяться в согласии с его волей. “Вирту”, как гостеприимный хозяин, открыл свои двери его разуму. Это было захватывающим ощущением, дарило эмоции, которые были ни с чем на сравнимы. Он чувствовал себя Бетховеном вечности, Микеланджело совершенной формы, не ограниченным лишь музыкальной партитурой или холстом художника, которые могли отразить лишь часть многогранности формы. Как плоско, как вторично, как это было убого, просто, ограниченно в сравнении с тем ощущением творчества, которые дарил нейроморфу процесс созидания в “Вирту”. По сравнению с этим все становилось простым и незначительным, все теряло объективную ценность под пристальным взглядом человека, который усилием мысли мог менять мир вокруг себя. Все амбиции, цели становились пустыми и неважными. Для него было важным только “Вирту”. Его нахождение здесь было отнюдь не работой, а воплощенной мечтой. Возможности, которые дарило “Вирту”, были настолько грандиозными, что их границы выходили даже за пределы богатой фантазии Франсуа, и это было ошеломительно. Это кружило голову. Здесь он мог практически все.

Сосредоточившись, он вызвал образ двери, контур которой тут же засветился перед его мысленным взором, дал ей имя, свойства, цель. Он создал идеальную дверь. Дверь, которая могла привести его сознание, его “я” куда угодно. Она светилась ультрафиолетом в серой дымке локала “Вирту” как гигантский прямоугольник света, мерцая, готовая выполнить свою роль. Франсуа довольно хмыкнул и потянулся за ручку. Дверь открылась. За ней была звездная ночь. Улыбаясь, Франсуа вошел в проем. Дверь закрылась.

Заинтересованный взгляд постороннего наблюдателя на мгновение остановился на мерцающем дверном проеме, но быстро угас. Системы безопасности локала нейроморфа обеспокоено зафиксировали изменения напряжения поля “Вирту”, но не придали этому значения как нечто несущественному.

***

Кабинет Виктора Брагина, могущественного главы Службы безопасности корпорации “Jeyson & Jeyson” производил неизгладимое впечатление, и был явным исключением из правил современного офисного пространства. Как старомодная средневековая крепость, он был огромным, прямоугольной формы, забитый шкафами, громоздившимися вдоль высоких стен. Они, казалось, нависали над хозяином кабинета, угрожая в один прекрасный день похоронить его под тоннами документации. Документы были напечатаны на бумаге и являли собой реликт – последний бумажный архив компании.

Если вы хотели бы что-то определенное сказать о Викторе Брагине, то одно можно было бы сказать точно – он был старомоден. Вероятно, именно по этой причине в данный момент он был раздражен. Он стоял над своим огромным, заваленным документами столом. Разобраться в том, что происходило на его столе, могла только его секретарша Наталья, но сегодня он отпустил ее домой, и уже битый час пытался найти в этом хаосе нужные отчеты, от чего его раздражение только росло.

Он всегда был консервативен, и все эти новомодные штучки с локальными пространствами в “Вирту” вызывали у него подозрение. Его кредо был контроль. Все, что он не мог контролировать, было потенциальной угрозой. А “Вирту” было вне чьего бы то ни было контроля. Так что он был, вероятно, одним из немногих, кто отстоял в компании свое право работать исключительно в реальном мире, что создавало неудобство для многих, однако это его мало волновало. Он не мог гарантировать безопасность в мире, который не понимал, а пространство “Вирту” было непонятным даже для его творцов – нейроморфов. Но обратной стороной такого подхода становились ситуации, в одной из которых он оказался в данный момент: столь необходимые ему сейчас данные об утечке информации из внутренних сетей компании как сквозь землю провалились.