Она дерзко улыбнулась и, увидев в глазах собеседницы молчаливое одобрение, продолжила уже более серьезно.

– Не иметь своей картины реальности сегодня могут позволить себе только глупцы.

Фумико посмотрела в центр зала. Он приковывал к себе взгляд любого посетителя. Впрочем, она понимала, что так и было задумано.

– Вот как…ну что же, к этому вопросу мы сможем вернуться позднее. Никогда не представляла тебя в роли ценителя архитектуры вкупе с весьма вольной, надо отметить, интерпретацией фундаментальных идей Фуко.

На лице Адель промелькнула мимолетная улыбка, преобразившая её строгое лицо и придавшая ему более мягкие черты. Это длилось лишь мгновение, и Фумико не была уверена, что ей не показалось. Насколько она знала Адель, та не была склонна к философской рефлексии и эмоциональным реакциям.

– Ну, что же, что касается наших текущих задач, – Фумико собралась, ощутив изменения в поведении начальницы.

– Подожди, – голос Адель из приветливого мгновенно стал строгим и властным. – Важный разговор. Подожди меня в переговорной “Шанхай”.

И, словно извиняясь, добавила:

– Поверь, там теперь довольно уютно. Сейчас, извини, у меня срочный разговор.

С этими словами она быстрым шагом направилась в сторону кабинета, окруженного, словно паутиной, множеством информационных панелей и каналами коммуникации службы “Харон”. Фумико молчаливо пожала плечами и пошла к своему рабочему месту. Насколько она понимала ситуацию, у нее было несколько свободных минут. Как раз для того, чтобы успеть еще раз проверить все данные для доклада. Адель, которая в своем кабинете уже полностью была поглощена беседой через проекционный интерфейс с кем-то другим, не любила ошибок.

– Эдвард, слушаю, что у тебя? – голос Адель был сух и насторожен.

– Я хотел бы тебе напомнить о некоторых аспектах наших договоренностей, – раздался голос собеседника. Голос, который вызывал у нее легкое раздражение, как, впрочем, и его владелец, этот жеманный наследник “Jeyson & Jeyson”, с которым ей приходилось иметь дело. Она бы предпочла его отца, но Тиллерсон старший был слишком крупной рыбой. Пока.

– Да, в чем дело? – Адель не скрывала раздражения.

– Боюсь тебя расстроить, но, похоже, нам придется ускориться. Обстоятельства несколько изменились, – продолжил Тиллерсон младший, полностью игнорируя недвусмысленное раздражение собеседницы.

– Канал защищен?

– Естественно, ты за кого…

– Пожалуйста, помолчи! – перебила собеседника Адель – Ты понимаешь, что будет, если наши с тобой разговоры попадут не в те руки?

– Да, но…

– Нет никаких “но”! Дай мне пару секунд, я предприму свои меры контроля.

– Хорошо, жду, – было заметно, что Эдвард начал нервничать.

«Ничего, – подумала Адель, – в текущих условиях выброс адреналина пойдет ему только на пользу».

– Искаэль, протокол ноль семнадцать, степень критическая.

– Исполнено, Адель, – мгновенно произнес голос ее персонального ассистента.

Произведя необходимые манипуляции с настройками коммуникации, Адель почувствовала себя несколько увереннее.

– Эдвард, продолжай. Только давай без имен и подробностей, только самые общие штрихи.

– Наш общий знакомый начал активные действия, и времени не очень много.

– Дерьмо! – Адель была в ярости. На заднем фоне был слышен зуммер гормонального контроля: работал медицинский блок ассистента, нормализуя давление и снижая уровень стресса. – Ты уверен? Сколько у нас времени?

– По моим оценкам, не более недели, но есть возможность несколько увеличить эти сроки.

– Как и насколько?

То, как начинала развиваться ситуация, совершенно ей не нравилось, но даже в этом были свои преимущества. Она могла заставить Эдварда вылезти из норы и тем самым подставиться там и тогда, как ей было нужно. Сейчас его позиция была слабее, и он знал это.

– Нам нужно внести правки в пункт четыре шесть, – голос Эдварда стал неожиданно спокойным, и это заставило Адель насторожиться.

– В процедуру контроля обмена информацией? Поясни свою идею. Пока ее смысл от меня ускользает.

– В общих чертах, я предлагаю добавить в контрольные значения несколько дополнительных контуров, что, как ты понимаешь…

– Увеличить число участников и сроки рассмотрения. Хорошо, поняла. Но пойдет ли на это наш общий знакомый?

Адель было интересно изучить логику своего «компаньона».

– Этот вопрос оставь мне. Я набросал вариант изменений. Ознакомься, пожалуйста, и дай знать о решении, хорошо?

– Хорошо. Но без моего согласия ничего не обсуждай. Это понятно?

Адель была озадачена. Очевидно, что за этими действиями Тиллерсона младшего стояло что-то еще, и ее приоритетной задачей стало выяснить, что именно.

– Договорились. И, Адель, был рад слышать тебя, дорогая, – с этими словами он разорвал соединение. В его голосе явно слышался отвратительный слащавый оттенок.

“Ублюдок”, – на прощание подумала Адель, задумчиво кусая губы. Придется скорректировать план дня, а она так не любила этого делать. Адель была плоть от плоти своего отца, и она не любила неожиданностей. Не любила, и не будет любить. Адель откинула назад непослушную прядь и, удовлетворенно улыбнувшись, посмотрела в сторону переговорной “Шанхай”. Она уже знала, что нужно делать.

Как ни странно, но появление “Вирту” не наложило своего отпечатка на научные конференции. По крайней мере, такого, какой она наложила на систему развлечений, изменив то, что еще недавно называлось шоу-бизнесом, до неузнаваемости. Виртуальное пространство становилось простой и доступной средой, в которой, по сути, и проходила вся жизнь цивилизации. Однако научное сообщество становилось все более и более консервативным, в большей степени предпочитая именно личные встречи и обсуждения. Видимо, все дело было в критическом мышлении, но быть может, и в чем-то другом. Тем не менее, факт оставался фактом: с каждым годом научные конференции в Массачусетском технологическом институте становились все более людными, несмотря на рост популярности “Вирту”. В этом было мало смысла, но не было и дня, чтобы презентационные залы знаменитого Массачусетского института пустовали. Это был один из таких дней.

Математики со всего мира старались найти общий язык друг с другом и исследовать маршруты разработки новых математических теорий. Ничем не примечательный день для большинства из них. Но кое-что было необычное. Это “кое-что” было немаловажным, и мало, кто мог догадаться, что именно сегодня происходило на симпозиуме. Однако несколько человек знали и предпринимали определенные шаги. Игра на авансцене большой науки шла интересная, и даже более того, непредсказуемая. Ведь то, что сегодня происходило, было одной из последних попыток человечества сохранить свою интеллектуальную идентичность, предотвратить наступление технологической сингулярности. Остаться теми, кто контролирует развитие человеческой цивилизации, не превратившись в придаток цивилизации машин. То, что такие попытки происходили все реже, говорило об общем снижении уровня интеллекта, но были направления в науке, в которых человек еще был востребован, и он еще мог преподнести сюрпризы. Математика, как ни странно, была именно такой наукой. Она давала возможность наиболее одаренным представителем человечества играть на опережение. Это позволяло человеческой цивилизации, по крайней мере, еще некоторое время сохранять достоинство, поскольку многие отрасли научного знания уже практически полностью находились в холодных руках искусственного интеллекта.

Молодой человек, расположившийся в протокольном неудобном кресле небольшого презентационного зала, откровенно скучал. Об этом говорила его расслабленная непринужденная поза и блуждающий по лицам окружающих взгляд. Он словно находился в ленивом поиске незнакомого элемента окружения, которому можно было бы уделить внимание, и тот факт, что он периодически уходил в себя, а его взгляд становился пустым и отсутствующим, говорил окружающим либо о том, что он либо погружался в модули локальной нейросети, либо попросту дремал. Но любой из тех, кто его знал, смело поставил бы на первое.