Я хлопнул Гравия по плечу.

— Порадовал, спасибо! А сам ты этого железного человека видел?

— Не, — Гравий невозмутимо оторвал зубами половину очередного медальона и принялся жевать. — Сам не видел, только на ямы натыкался. Хотя я его и не искал. На кой-мне сдался железный человек? Я чай, костей в нём нету. Кабы он тварью был, так на людей бы охотился. А Дионисий говорил, что люди ему без надобности. Он нас будто бы вовсе не замечает. Ежели ему не мешать, конечно. А то был, говорят, один дурной, полез. Так железный человек его хвать поперек тулова, да раздавил в лепёшку.

— Починили?

— Смеёшься? Чего там чинить? Мокрое место осталось.

— Ясно. Ну, с другой стороны, сам виноват. Я тоже не люблю, когда под руку лезут.

Гравий солидарно кивнул. Отставил пустую тарелку и придвинул к себе блюдо с гречишными оладьями.

— Но всё же отыскать этого железного человека не помешало бы, — продолжил я. — Как насытишься, проводишь меня?

— Провожу, почему нет. — Гравий от души приложился к кружке с вишнёвым компотом. — Ух, и хороша у тебя кухарка, Владимир! Замужем она?

— За Егором очередь занимай, он на тётку Наталью давно глаз положил.

Гравий огорченно покачал головой:

— С Егором-то мне не тягаться… Славный охотник.

— Ничего, зато ты моложе и еды поглощаешь больше. Шансы есть.

— Думаешь?

— Уверен. Только не вздумайте тётку Наталью из усадьбы уводить! Вот этого уж точно никому не прощу. Ты наелся? Или попросить, чтобы ещё принесли?

— Наелся. Теперь подняться бы…

Гравий откинулся на спинку стула. Стул угрожающе заскрипел.

— Ну, хочешь, передохни. Мне не к спеху.

— Да не. Уж собрались, так пойдём.

Гравий встал, взял с соседнего стула плащ и ножны с мечом. Посмотрел на меня.

— Готов?

— Ну да.

Пока он насыщался, я успел сходить наверх за оружием.

— Тогда давай за мной.

Гравий изобразил Знак на ворсе ковра и исчез. Я встал на Знак. Через мгновение оказался в лесу. В следующее мгновение понял, что вокруг темно и идёт снег.

— Гравий!

— Чего?

— Это нормально, вообще?

Я запалил светляка. Огляделся. Ветер, будто только того и ждал, усилился. В лицо мне швырнуло снежный заряд.

— Да всяко бывает, — безмятежно отозвался Гравий. — Бывает, что у нас день, и тут тоже день. А бывает, что у нас ещё день, а тут ночь. Или наоборот — тут светло, а у нас ещё ночь. Не угадаешь. Сложное колдовство.

Я, сообразив, выругался.

Ну да. Сибирь же. Другой часовой пояс. Если в Смоленской губернии сейчас часов пять вечера, то тут запросто — все десять. А темнеет в октябре уже в шесть.

— Идём? — спросил Гравий.

Я помотал головой:

— Нет уж, на хрен. Что я точно в гробу видал, так это ночью в метель по сугробам лазить. Один раз, двадцать лет назад, выжил — и хорош судьбу испытывать. Давай-ка обратно ко мне. Выспимся, встанем затемно, тут уже светло будет. И на свежую голову вот это всё. Заодно я оденусь нормально. Ты ж не предупредил про метель.

Гравий пожал плечами:

— Так я тебя спросил: готов? Ты говоришь, готов. Ну так, стало быть, и вот. Чего тут ещё-то?

Действительно.

Не, ну с точки зрения бродяги охотника, у которого на все случаи жизни единственный костюм, как-то ещё готовиться к превратностям судьбы и впрямь лишнее. Но у меня, слава богу, зимней одежды полно. Могу себе позволить гонять по сибирским лесам без риска огрести воспаление легких. И Гравия, кстати, тоже не мешало бы приодеть. Надо порыться в гардеробе, глядишь, найдётся что-то и на его могучие плечи.

— Короче. Сейчас — домой, — решил я. — Завтра вернёмся. Не возражаешь?

— Да как скажешь. А с чего ты взял, что если мы у себя затемно встанем, здесь светло будет?

— А вот это, друг мой Гравий, сложное колдовство. Тут с самого начала начинать надо. С того, что мир стоит не на трёх слонах, стоящих на огромной черепахе.

Однако утром — ещё затемно! — в наши планы вкралась длань судьбы. Выразилась эта длань в питерском охотнике Амвросии, который перенёсся непосредственно в мою будку телепортаций, принялся колотить в дверь и орать.

— Господи, да что ж ты буйный-то такой! — Я открыл дверь. — Толкнуть не пробовал?

— Думал, заперто…

— А чего думать, когда проверить можно?

— Да чего ж я впотьмах, в чужом доме, аки тать какой буду?

— Ну конечно. Лучше тарарам устроить и весь дом перебудить.

Нужно заметить, что последняя реинкарнация моей будки уже являла собой некое капитальное явление. Плотник, поняв, что в средствах его не ограничивают, и что от меня советов по дизайну не дождёшься, взял на себя смелость и доски использовать другие, и лачком всё покрыть. А самое главное, двери уже не просто болтались на петлях, а плотненько закрывались. Ну и само строение уже ни разу не напоминало уличный сортир. Скорее — некую глубокомысленную беседку. Я даже подумывал приколотить снаружи табличку с какой-нибудь фразой на древнегреческом.

— Извиняй, Владимир, — понурился Амвросий. — Дело уж больно срочное.

— Чего там? Пиво в кабаках закончилось? Вий воскрес?

— Инженера убили.

Моя рука буквально сама схватила Амвросия за ворот рубахи.

— Ползунова⁈

— Их! Меня этот, второй нашёл, умолял Владимира Давыдова разыскать… А чего умолять-то? Я и сам… Нешто не понимаю…

От Амвросия капитально разило кислым пивом, на ногах он стоял нетвёрдо, но ум вроде как имел ясный.

— Поехали. — Я втолкнул Амвросия обратно в будку.

Миг спустя мы очутились в комнате в особняке Ползунова. Тут же услышали вой и плач. Плакала и выла немногочисленная прислуга — лакей и кухарка. Некроинженер обнаружился в гостиной, где носился кругами и рвал на себе волосы. Увидев нас, аж лицом просветлел.

— Ну слава Богу! Едемте скорее.

— Куда? Чего случилось, ты хоть объясни толком?

Но Юлиан Юсупович пожелал приступить к объяснениям, только когда мы сели в повозку, и извозчик дал по газам.

— Иван Иванович в больнице, в тяжелом состоянии. Нынче ночью он поздно из мастерской домой возвращался, и вот — видимо, напали. Голову сломали сильно.

— Ты ж говорил — убили, — посмотрел я на Амвросия.

— Так этот сам орал на весь кабак — убили! — возмутился Амвросий.

— Плохо себя контролировал, — опустил взгляд некроинженер. — Согласитесь всё же, что когда такого великого человека бьют по голове, это в любом случае равносильно убийству.

— Самоубийству, — поправил я ледяным тоном. — Кто-то в Петербурге решил покончить с собой таким вот изощрённым способом… Ну, ничего. Мы эту тварь найдём и устроим ему эвтаназию по лучшим европейским традициям. Менты никого пока не нашли?

— Мен-ты? — озадачился Юлиан Юсупович.

— Ну, полиция, городская стража, господи, что тут у вас…

— Нет-нет, никого. Злоумышленник скрылся с места преступления. Его спугнула госпожа Урюпина.

— Э-э-э. А она здесь?

— Да вроде бы никуда не уезжала.

— А с ней-то самой всё в порядке?

— В полном, не извольте волноваться! Пребывает у постели больного.

Про Александру Дмитриевну Урюпину я, честно говоря, подзабыл. Что называется, выпустил из зоны внимания. Хотя, справедливости ради, Александра Дмитриевна — не та девушка, которая не найдёт способ отыскать того, кто ей нужен. Понадобится — из-под земли достанет. Поэтому угрызений совести я не испытывал.

Александра не была охотником и Знаками пользоваться не могла. А следовательно, оставалась всё это время в Питере. Впрочем, к Ползунову я наезжал часто, и если бы у Александры было желание вернуться в Поречье, она бы, верно, поставила меня в известность. Хотя, кто её знает — может, уже давно пользовалась услугами других охотников, которые к инженеру повадились ходить, как к себе домой. Нашему брату ведь только покажи место, откуда не гонят. Уже через неделю там будет очередной Оплот.

Повозка остановилась. Мы с некроинженером выскочили, влетели в больницу, пронеслись по коридору и обнаружили мечущуюся возле какой-то двери Александру. В руках она держала непривычный аксессуар — трость.