Я еще раз оглянулась на незнакомку и опять поймала себя на мысли: «Да не она ли это?» И сейчас же мне на; память пришло то, что о встрече с Надеждой Константиновной рассказывал Павел. Новгородская партийная организация в мае послала его на областную большевистскую конференцию, которая происходила во дворце Кшесинской. Павел впервые увидел там Ильича и услышал его с трибуны.

Как все делегаты с мест, на конференции должен был выступить и Павел. Выступить перед таким большим собранием, да еще в присутствии Ильича, — на это он не мог решиться. Он пошел и поговорил с Крупской — по работе в секретариате она была связана с приезжими товарищами. Она все поняла.

— Ободрила меня… «Не волнуйтесь, говорит, не волнуйтесь», рассказывал нам Павел, — и сразу согласилась принять доклад в письменном виде, попросила только, чтобы поподробнее.

…В самом радужном настроении, — это было от удачи с клубникой, — я вернулась домой. Внесла в столовую корзинку спелых ягод и чуть не выронила ее от изумления. За столом, рядом с Ильичом, сидела так поразившая меня незнакомка.

— Вот и великолепно, что вы зашли! Надя, Познакомься — это дочь наших милейших хозяев.

Я пожала руку Надежды Константиновны и предложила ей и Ленину отведать клубники.

Ну вот это уж совсем лишнее, — запротестовал он. — И зачем вы тратите деньги? Право, право, мне это совсем не надо… Оставьте лучше Ольге Евгеньевне.

Я с трудом уговорила его съесть немного ягод. Владимира Ильича всегда стесняло, что он заставляет нас хлопотать, беспокоиться о нем. Он боялся затруднить маму и меня малейшей просьбой. Никогда не забывал с предупредительной вежливостью поблагодарить за самую незначительную услугу. А если, оставив работу, он на несколько минут заглядывал в столовую или на кухню, то всегда находил тему, чтобы дружески поболтать. Со мной и мамой.

Разговаривая с ним, трудно было представить, что здесь, в обыденной питерской обстановке, он скрывается от большой опасности, от угрозы, может быть, смертельной. Он никогда не говорил об этом, не выражал ни беспокойства, ни тревоги.

Однажды все мы пережили беспокойную ночь. Было уже, после двенадцати, все легли спать. Неожиданно резкий звонок задребезжал с черной лестницы.

Мы с мамой спали на кухне и вскочили первые. Кто это мог быть? Все были дома, товарищи давно ушли, никто из них не мог прийти в этот час, тем более, что после двенадцати ворота и подъезд запирались.

И тогда появился Ленин — быстрый в движениях и невозмутимо спокойный.

— Надо открыть, Ольга-Евгеньевна, — сказал он. Мама тихо подошла к двери.

Поколебавшись мгновенье, она спросила:

— Кто там?

— Это я! Свои! Откройте, пожалуйста! — голос был женский.

Мама открыла дверь — на пороге с маленьким чемоданчиком стояла женщина.

— Я из Москвы. С поручением к Ленину, — объяснила она.

Помнится, это была Ногина. Я первый раз увидела, как Ленин рассердился.

— Какой же вы после этого конспиратор! — сказал он Ногиной. — Да вы понимаете, что могли провалить все, подвести всех нас и хозяев квартиры тоже!

Ногина стала оправдываться срочностью поручения. Владимир Ильич не принял ее доводов.

Все равно, вы должны были дождаться утра, — говорил он и опять начинал перечислять те правила, которым должен следовать всякий уважающий себя подпольщик. Позже, в своей комнате, Владимир Ильич слушал Ногину, которая передавала ему поручения товарищей.

Почти каждый день к Ленину приходил Сталин. В первый же день по переезде Ильича в нашу квартиру к нему вместе со Сталиным зашел Серго Орджоникидзе.

Был тогда и Ногин, была Стасова. Обсуждали, следует ли Ильичу отдать себя в руки временного правительства. Сталин и Серго возражали единодушно — для них было ясно, что обещаниям Керенского верить нельзя.

— Юнкера убьют Ленина, прежде чем доставят его в тюрьму, — сказал Сталин.

Однажды вместе со Сталиным пришла к Ильичу Мария Ильинична. Это было на другой день после разгрома «Правды» юнкерами.

Вскоре после этого к нам зашел сын Полетаева — Михаил. Ленин вышел в столовую, и Полетаев тут же, при мне и маме, сообщил Ленину, что Каменев принял предложение Керенского и сегодня же садится под арест. Известно было даже, что за ним пришлют карету.

Мы почувствовали, что рассказ Михаила Полетаева произвел на Владимира Ильича тягостное впечатление.

Он обратился к маме:

— Ольга Евгеньевна, у меня будет к вам поручение. Надо пойти к Каменеву.

Передайте ему еще раз мое категорическое требование — ни в коем случае не соглашаться на предложение Керенского… Сходите туда сейчас же…

Мама ушла. Она вернулась в самом беспокойном состоянии и не могла скрыть его, когда рассказывала все, что произошло с ней.

На лестнице, поднимаясь в квартиру Каменева, мама встретила Ногина.

Он шел сверху и остановил маму:

— Угадываю, от кого и зачем вы идете. Думаю, что все будет напрасно. Там уже, — кивнул он наверх, — решение принято.

Мама поднялась и позвонила. Открыла жена Каменева. Узнав, что мама от Ленина, она встрепенулась:

— Нет, нет!.. К Каменеву нельзя. Он плохо себя чувствует… Передайте мне все, что вы хотите сообщить Каменеву.

Мама, поняв, что к Каменеву ее не допустят, рассказала все, на чем настаивал Ленин. Жена Каменева неприязненно воскликнула:

— Каменев сам знает, как ему поступить! Он в учителях не нуждается…

И сейчас же скрылась в другой комнате. Из-за неплотно закрытой двери послышался ее возбужденный голос. Она повторила только что переданные мамой слова Ленина и истерически закричала:

— Ни в коем случае ты не должен соглашаться на это! Нам грозит смертельная опасность. Если ты немедленно не примешь предложения Керенского, мы все погибнем!

Она переходила от угрозы к мольбе. Потом она вышла к маме и холодно объявила, что Каменев действительно принимает предложение временного правительства и сегодня же садится под арест и что власти уже извещены об этом.

Ильич выслушал рассказ мамы, и лицо его не выразило ни гнева, ни возмущения, он только пожал плечами и сказал:

— Я почти был в этом уверен…

И пошел к себе.