“Дженнифер Лесли Майер, 1983 года рождения, 35 лет. Родилась и выросла в Бостоне. Закончила Медицинскую школу Бостонского Университета.”

Дальше прокручиваю копии пяти листов, в которых практически каждое предложение зачеркнуто черным перманентным маркером. Разобрать, что под ним просто нереально. Только некоторые слова остаются в доступе:

“офицер медицинской службы военно-воздушных сил США”

“последняя командировка: Багдад”

“погиб весь батальон”

“единственная выжившая”

“217 дней плена”

“допрос с подозреваемой”

В конце одно не скрытое предложение.

“Принята на должность ведущего хирурга больницы “Бельвью””

Плен? Восьмимесячный плен? Да вы должно быть шутите. Она была в плену? Речь о той самой хрупкой Дженнифер с острым взглядом? Военный врач и командировки в Ирак? Голова идет кругом. Информации в досье ничтожно мало, но в тоже время ее столько, что я не могу успокоиться. И как мне завтра себя с ней вести? Это не то, что я ожидал увидеть. Определенно не то.

Дженнифер

Всю ночь крутилась, не могла нормально заснуть. Обычно я даже не слышу, как моя свинка носится в клетке по опилкам, но сегодня я слышала каждый ее шорох. Каждый скрип, доносящийся из квартиры сверху. Каждый вопль, что раздавался за стенкой у вечно выясняющих отношений парочки. Спустя несколько лет терапии и десяти использованных рецептов на антидепрессанты я смогла заново восстановить свой сон. Раньше боролась за каждую минуту спокойного и крепкого сна. По началу было слишком сложно. Мой организм привык, что его будят каждые полчаса. Я вздрагивала от каждого звука, даже если это была газонокосилка через два дома от дома моих родителей. И вот последние пару лет после операций и дежурств я всегда стараюсь выспаться. И мне удавалось. Ровно до сегодняшнего дня.

Это все Райт и его дело. Не стоило мне брать его визитку. Не стоило провожать его до отделения неотложной помощи, и не надо было звонить потом с новостями. Не нужно было соглашаться на встречу с утра. Это все не имело никакого смысла.

Но чему я точно научилась со своим психотерапевтом, так это что обманывать себя нельзя. Даже если правда мне не нравится. А суть проста: мое нутро не спрятать. Мне интересны расследования, я обожаю читать детективы и, что еще хуже, я была не просто военным врачом, но еще и вела медицинские расследования в паре с командирами отрядов, а после командировок продолжала расследовать разные случаи и в военно-морском министерстве США. Потому что дерьмовые люди встречаются не только за пределами улицы, где вы выросли, и их мотивы испортить жизнь не всегда адекватны.

Я уснула только к четырем часам утра. Поэтому в семь я кое как пытаюсь встать с матраса, но бросаю эту идею, плетусь прямо в одеяле, как в коконе, на кухню, включаю чайник. Дальше меня затягивает утренняя рутина: отжимания, душ, растяжка, кормление безымянной крошки, кружка горячего чая на голодный желудок. В холодильнике как всегда пусто. Поэтому надеваю вязаный кардиган поверх майки, влезаю в черные джинсы, черные ботинки и выхожу из дома в поисках завтрака.

Не понимаю, отчего я так волнуюсь. Я не сделала ничего плохого, пережила множество допросов. Которые я правда совсем не хочу вспоминать. И мне так не хочется вываливать всю свою жизнь этому Детективу Райту, если он спросит. А он спросит, хоть мне и удалось один раз уже уклониться от ответа. Вид у него еще такой грозный, но мрачный. Глаза его серые впиваются в тебя мертвой хваткой, попробуй только отступить. Вечно что-то подозревает. К черту его. Приду, спрошу что надо, отвечу на вопросы, уйду. Конец истории.

Пока сижу за столиком и жду свой завтрак, проверяю рабочую почту на телефоне. На неделе меня ожидают несколько запланированных операций, пара дежурств. Клаудиа опять прислала всем врачам графики отпусков с пометкой “срочно”. Не была в отпуске уже сколько? Года три? И то, в прошлый раз меня насильно в него отправили. Мне надо чем-то заниматься, чтобы не остаться снова со своими мыслями и воспоминаниями. Прикрываю глаза, картинки лезут снова в голову.

Гранаты, которые взрывались почти две минуты без остановки, подняли на воздух слишком много пыли и песка. Не могу открыть глаза, то и дело кашляю. Ничего не вижу. И ничего не слышу. Ни единого вздоха. Может это меня просто оглушило? Может лопнули барабанные перепонки? Контузия? Пытаюсь повернуть головой, осмотреться. Палаток нет, все в песке. В телах. Нет. Нет, только не Адам, нет. Он же смог укрыться? Смог же?

– Ваш заказ, фриттата, фасоль, бекон, тост и большой американо, – вырывает меня из воспоминаний голос официантки. – У вас все нормально? Вы бледная.

– Да, все нормально, спасибо.

Вдаваться в подробности и разговаривать по душам с первым встречным в мои планы не входит. Быстро расправляюсь с завтраком, который обычно сама же ругаю при пациентах. Но ничего не могу с собой поделать, это слишком вкусно. Хоть и вредно до ужаса. Я согласна, что жареные яйца с овощами отличаются сбалансированным составом, а бекон и фасоль удачно сочетаются на моей тарелке. Но на каком масле и какое его количество было использовано, даже думать отказываюсь.

Пока иду пешком до участка, вдыхаю прохладу майского воздуха. Сейчас достаточно свежо, и пусть уже через пару часов мой кардиган придется снять, но я все равно не буду этого делать. Люди откровенно пялятся на мои шрамы на руке, которые я получила все в тот же чертов день. Осколки разлетались, как капли дождя. И пусть мне удалось найти укрытие, несколько проворных стеклышек меня задели. Но я не сразу получила медицинскую помощь. Далеко не сразу. Нормальный осмотр случился только спустя восемь месяцев.

– Мне нужен Детектив Райт, – говорю я на входе дежурному. Тот мне отвечает, что нужно подождать, поэтому сажусь на неудобный стул в их импровизированной приемной и осматриваюсь вокруг.

Несмотря на внушительный размер здания участка, эта комната, где я сейчас сижу, маленькая. Пять серых стульев в ряд. Металлические с деревянными сидениями. Светло-коричневые стены, американский флаг. Доска с буклетами про права граждан в штате и стране. Стойка, за которой сидит дежурный и заполняет бумаги на каждого пришедшего. Вот он встал и отнес документы в ящик в окошке. Чья-то темная рука высунулась из этого окошка и забрала ящик. Дежурный вернулся на место и пригласил следующего.

Открываются двери, и входит Детектив Райт. Высокий, подкаченное тело, рельеф которого видно даже через одежду, короткая стрижка. На нем синяя рубашка и брюки, значок висит на шее на цепочке, пистолет в кобуре. Оборачивается, ищет глазами и замечает меня, хотя нас тут не слишком уж и много, если быть откровенными. Ощущение, что он сразу знал, где я сижу, но отчего-то не хотел встречаться глазами. Будто что-то знает. Ха! Он все знает, хотя мое досье тщательно скрывали, что-то могло остаться в архиве. И теперь ему жутко неудобно. Он явно не ожидал прочесть такое обо мне. Ну, что же, Крис Райт, такова моя жизнь.

Расправляю плечи и встаю, первой протягиваю руку, чтобы поздороваться. Меня так обучали. Неважно, кто перед тобой и какого звания. К чему уже скрывать свои привычки.

– Спасибо, что пришла, – начинает Райт, пожимая мою руку в ответ. Теплое прикосновение.

– Не знаю, чем могу помочь. Все что я знала о Каре, я передала еще вчера по телефону.

– Дело не только в Каре. Пойдем в мой кабинет, я подробно тебе все расскажу.

Отпуская мою руку, открывает передо мной дверь. Мы поднимаемся по лестнице в отдел убийств.

– Здание старое, лифт не предусмотрен, – как бы извиняется Детектив.

– Ничего страшного.

– Может кофе? У нас тут кофемашина даже своя есть, не ерунда растворимая из автоматов.

Соглашаюсь, и поэтому сначала мы заходим в небольшую комнату отдыха, откуда пулей выбегает парень, Эдди, кажется. Помню его, он не отходил от Криса, когда того подстрелили.