Но хочу ли я провести остаток своей жизни с таким сильным человеком, как Доминик Маккинли? Не знаю. Он особенный, во многих отношениях.

У меня даже нет желания открывать все шкафы, когда я захожу в свою квартиру. Какой смысл, если я знаю, что за мной наблюдают? И кто. На самом деле я не боюсь Доминика. Я боюсь того, как сильно к нему привяжусь. Я и так провожу слишком много времени, думая о нем, вспоминая то, что он со мной делал. Мечтая о других вещах, которые хочу с ним сделать.

Я захожу в ванную и закрываю дверь — хотя не уверена, зачем мне это нужно, ведь я знаю, что у Дома здесь тоже есть камеры. Глядя на свое отражение, я завязываю волосы в беспорядочный пучок на макушке, смачиваю мочалку водой и вытираю лицо, прежде чем снять косметику с шеи. Я использовала ее, чтобы замазать следы от ремня, врезавшегося в мою кожу, — они все еще красные и воспаленные. Я провожу пальцами по ушибленной коже, вспоминая удовольствие, которое испытала прямо перед тем, как потеряла сознание. Это было невероятно.

И именно это меня и пугает.

Как далеко я готова зайти в погоне за этим кайфом? Что я готова позволить Доминику сделать со мной ради быстрой разрядки?

Разрядки, которая не сравнится ни с чем, что я когда-либо испытывала раньше. Тем не менее, это опасная зависимость, потому что я правда не знаю, как далеко готова зайти. Я не получаю никаких ответов, разглядывая себя, поэтому отворачиваюсь и включаю душ. Бросив одежду на пол, я встаю под горячую воду. Шею покалывает, когда горячая струя омывает чувствительные места.

Оно того стоило, думаю я про себя, а затем вздрагиваю и задаюсь вопросом, что, черт возьми, со мной не так. Доминик стоял передо мной и говорил, что хочет моей смерти, потому что только так он может гарантировать, что никто больше не сможет ко мне прикоснуться. И что же я сделала? Я разделась и практически умоляла его трахнуть меня.

И все же, когда я увидела его с ребенком его кузины в офисе Unhinged, я испугалась. Что-то в том, каким нормальным он казался в тот момент, повергло меня в панику. Когда я думаю о нем как о каком-то одержимом парне, который знает, как меня взбудоражить, я могу с этим справиться. С нами. Я знаю, что это такое. Мы будем трахаться, как кролики, пока ему не надоест и он не переключится на следующую девушку. А я, вероятно, проведу остаток жизни, пытаясь найти кого-то, кто сможет доставить мне такое же оргазмическое блаженство. И это сделает меня озлобленной старой девой, потому что я, скорее всего, никогда его не найду.

Но я могу жить с этим. Потому что, в конце концов, со мной все будет в порядке. В основном. Но когда я думаю о нем как о нормальном, живом, дышащем парне с семьей, которая занимается обычными повседневными делами… Когда я думаю о том, как он улыбался и, казалось, искренне радовался, проводя время со своей кузиной и ее ребенком… Вот тогда я понимаю, что вступаю на опасную территорию.

Потому что в этот момент я подумала… а что если?

Что, если бы у нас были обычные отношения? Если бы мы встречались, поженились и завели детей? Что, если он не просто какой-то придурок, который одержим мной?

Эти мысли пугают меня больше всего. Потому что если я допущу мысль, что мы могли бы быть чем-то большим, чем просто мимолетным эпизодом в моей жизни, то, в конечном счете, это разрушит меня до неузнаваемости. Если я допущу, что Доминик Маккинли может стать последней главой моей истории, это приведет лишь к душевной боли, от которой я никогда не смогу оправиться. Поэтому мне лучше не видеть в нем никого, кроме парня, который может управлять моим телом лучше, чем кто-либо другой. Мне не нужно думать о том, чтобы завязать с ним нормальные отношения.

Выключив душ, я беру полотенце с подогревателя и оборачиваю его вокруг себя. Затем иду на кухню и включаю чайник, чтобы приготовить чашку чая. Пока вода закипает, я беру телефон и пролистываю сообщения. От него нет никаких сообщений. Не знаю, почему я ожидала, что они будут. Мое сердце замирает от беспокойства, ведь я не знаю, где он и почему он не связался со мной. Это очень плохо.

Может, мне стоит позвонить Шэр и отвлечься…

Нет, я не могу позвонить ей. Она ушла домой вместе с моим братом, и мне совсем не хочется думать о том, чем они занимаются.

Аргх!

Когда чайник выключается, я заливаю чайный пакетик горячей водой и возвращаюсь с кружкой в спальню. Я забираюсь под одеяло и включаю телевизор. Не знаю, сколько времени я провожу, листая Netflix, прежде чем сдаюсь и просто переключаюсь на фильм Hallmark. Затем я кутаюсь в одеяло и стараюсь не думать о том, насколько одинокой сейчас себя чувствую, как я готова на все, чтобы кто-то другой был здесь.

Не кто-то, а он.

Глава 27

Я не хотел отпускать ее одну в свою квартиру. Меня так и подмывало просто послать все к черту, припарковать машину и пойти за ней туда. Ее что-то беспокоит, и я хочу выяснить, что это за хрень, чтобы потом все исправить.

И я планирую заняться именно этим, как только разберусь с делами, которые мне нужно выполнить. Говоря о делах, я планирую оторвать пальцы одному мудаку. Не хочу, чтобы обо мне думали, будто я человек, который угрожает кому-то без причины. Вот почему я сейчас сижу в доме этого засранца и жду, когда он вернется. Я смотрю на фотографию его удостоверения личности, которую сделал ранее. Эндрю Харпер. Двадцать лет.

Что ж, Эндрю, надеюсь, тебе понравилось то, что ты испытал с моей девушкой. Потому что сегодня это, возможно, последний раз, когда ты что-то чувствуешь.

Я убираю телефон в карман, когда ручка двери поворачивается, и Эндрю, спотыкаясь, входит внутрь. Он не один. Судя по всему, этот засранец привел с собой какую-то бедную пьяную девушку.

— Энди, дружище, я ждал тебя целую вечность. Где ты, черт возьми, был? — Я объявляю о своем присутствии, и хуесос смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Я же сказал тебе, что заеду. Разве ты не помнишь? — Напоминаю я ему, после чего поворачиваюсь к девушке, которая, спотыкаясь, идет рядом с ним. — Тебе нужно уйти, сейчас же.

— Нет, не уходи, — умоляет ее Энди.

Чертовски жалкий парень, умоляющий женщину остаться и спасти его задницу.

— Дорогая, нам с Энди нужно кое-что наверстать. — Я снова лезу в карман. — Вот, возьми это и вызови себе такси. — Я протягиваю ей две стодолларовые купюры.

Она смотрит на деньги в моей руке, а затем берет их.

— Спасибо, ценю это. — И, не оглядываясь, она выходит за дверь.

— А теперь, я полагаю, нам нужно заняться кое-какими делами, — говорю я Эндрю.

— Отвали. Убирайся нахуй из моего дома, придурок, пока я не вызвал полицию, — кричит он.

— С удовольствием, но я поеду не один. Видишь ли, ты поедешь со мной. Мы немного прокатимся.

— Ага, я так не думаю. — Он подходит к входной двери и открывает ее. — Убирайся к чертовой матери.

Я делаю шаг, словно собираюсь уйти, и замечаю облегчение на его лице. Но затем решаю воспользоваться моментом и нокаутирую его хуком прямо в висок. Я подхватываю его прежде, чем он падает на пол, и взваливаю его жирную задницу себе на плечо. Затем я несу ублюдка вниз по ступенькам и бросаю его на заднее сиденье своей машины. Пока он все еще в отключке, я связываю его запястья и лодыжки, после чего заклеиваю рот скотчем. До фермы ехать долго, и я не хочу слушать этого ублюдка, если он проснется.

Через час я затаскиваю его бессознательную задницу в свинарник. Я кладу его на стол, где уже было зарезано больше людей, чем я могу сосчитать на пальцах обеих рук. И каждый из них оказывался там из-за того, что они прикасались к ней.

В голове мелькает мысль, что было бы проще и гораздо менее трудоемко просто убрать ее. Но она была права. Если я так поступлю, то больше никогда не смогу к ней прикоснуться. А такая проблема этому гребаному миру не нужна.