— Нет. Нам нужно уходить. А еще тебе нужно пойти домой, принять душ, выпить кофе. И протрезветь, — говорит он мне.
— Я не уеду без нее.
— Мне насрать на всех остальных, Люси. Меня волнует только то, как вытащить тебя из этой гребаной дыры, где ты вообще не должна была оказаться. — Его голос звучит решительно, возможно, даже более решительно, чем когда-либо, когда он говорил со мной.
— А мне насрать на то, чего ты хочешь. Я не уйду отсюда без своей лучшей подруги.
Дверь позади меня открывается, и я поворачиваю голову, увидев Шэр и Ксавьера.
И если я думала, что Доминик выглядит взбешенным, то это ничто по сравнению с тем, как мой брат смотрит на меня прямо сейчас.
— Люси, Тим приехал, чтобы отвезти тебя домой, — говорит Ксавьер, останавливаясь рядом со мной.
— Слава богу. — Вздыхаю я. — Ты в порядке? Хочешь переночевать у меня? — Спрашиваю я Шэр.
Прежде чем она успевает мне ответить, за нее отвечает Ксавьер.
— Нет, не хочет. — Затем он поворачивается к Доминику. — Какой бы ущерб они ни причинили, я его оплачу. Пришли мне счет с подробным описанием.
— В этом нет необходимости, — говорит Доминик, разворачиваясь и выходя за дверь.
Ха, я не ожидала, что он вот так просто уйдет. Ну, разве он не полон сюрпризов?
Глава 21
Не могу поверить, что они, блять, посадили ее в камеру, как обычного бандита. Гребаная Люси Кристиансон в камере. Моя Пчелка заперта за решеткой.
Я был в ярости, когда мне позвонили и сообщили, что мой дом взломан и кем. Затем гребаный офицер сообщил мне, что преступники в настоящее время заперты в камере, ожидая моего решения о том, выдвигать ли обвинения. Единственными, кого я хотел наказать, были ублюдки, которые прикасались к ней. Когда она вышла — или, лучше сказать, споткнулась — мне захотелось подхватить ее на руки и унести прочь. Забрать ее домой.
Но я этого не сделал. Вместо этого, проявив свое истинное упрямство, Люси начала спорить со мной. Аргументируя все тем, что не хочет оставлять подругу. Я бы оставил весь этот гребаный мир позади и ушел бы с ней, и только с ней. И никогда бы не оглядывался назад. Никогда. Я знаю, что неразумно ожидать от нее того же. Что она забудет о существовании всех остальных и что весь ее гребаный мир будет вращаться вокруг меня. Я не должен этого ожидать, но было бы чертовски здорово, если бы все так и случилось.
Я оставил ее там с братом. Выбора не было: либо так, либо устроить гребаную сцену и силой затолкать ее в свою машину. Я решил, что уехать — более разумный вариант. Поэтому сейчас я сижу в ее гостиной и жду, когда она войдет в дверь. Ее водитель должен был привезти ее домой, и по моим расчетам, она должна быть здесь с минуты на минуту. Мое колено подпрыгивает, а нервная энергия волнами прокатывается по телу. Когда дверь открывается и она входит, я включаю свет. Затем, не говоря ни слова, я встаю, осматриваю ее тело и начинаю проверять все комнаты и шкафчики, чтобы ей не пришлось делать это самой.
— Ты можешь остановиться, знаешь ли. Нет смысла искать бугимена, когда он стоит прямо передо мной, — говорит она.
— Ты думаешь, что я — бугимен? — Спрашиваю я ее, склонив голову набок в ожидании ее ответа.
— Это абсолютная правда. — Пожимает она плечами.
— Ты говоришь, что боишься меня, но твое тело говорит совсем о другом. Твои действия противоречат каждому твоему хорошенькому маленькому протесту, — говорю я ей.
— О да, и что говорит мое тело?
— Прямо сейчас твое тело умоляет меня прикоснуться к нему. Везде. Ты хочешь, чтобы я облизал тебя с головы до ног, раздвинул твои кремовые бедра и раскрыл эту киску. — Я делаю шаг. Она уже совсем близко, когда моя рука нежно ложится ей на шею. — Ты хочешь, чтобы я трахал тебя, пока ты не забудешь собственное имя, — говорю я ей на ухо.
Она делает глубокий вдох.
— А что, если я скажу, что хочу этого? Ты бы сделал это?
— Что бы я сделал?
— Ты бы трахал меня до тех пор, пока я не перестану понимать, кто я? — уточняет она.
Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
— Если я тебя трахну, то вряд ли смогу остановиться. Не думаю, что одного раза будет достаточно, — предупреждаю я ее.
— А что, если все же будет достаточно? Что, если ты обнаружишь, что реальность и вполовину не так хороша, как фантазии, которые ты выстроил в своей голове?
— Сомневаюсь.
— Есть только один способ это выяснить. — Ее пальцы хватаются за подол футболки, и она снимает материал через голову, обнажая пару упругих чашечек, прикрытых белым кружевным бюстгальтером.
— Это опасная игра, Пчелка. — Я наблюдаю, как она делает шаг назад, протягивает руку за спину и расстегивает бюстгальтер.
— Думаю, ты уже знаешь дорогу в мою комнату, — говорит она, разворачивается и уходит, бросив бюстгальтер на пол передо мной.
Я без колебаний следую за ней. Затем стягиваю свою футболку через голову и бросаю ее в коридоре, прежде чем переступить порог ее комнаты. Люси расстегивает молнию на юбке и позволяет ей упасть на пол. Ее пальцы скользят под кружево белых трусиков.
— Остановись. Оставь их, — говорю я ей.
Она поворачивается ко мне лицом, вопросительно вздернув бровь.
— Ты даже не представляешь, как давно я хотел обнажить твою киску. Позволь мне. — Я подхожу к ней и толкаю на кровать. — Чертово совершенство. — Я смотрю на нее сверху вниз, ее грудь тяжело вздымается и опускается, когда она смотрит на меня в ответ. Я стягиваю ее трусики вдоль бедер, вниз по ногам, и вытаскиваю из них каждую ступню, после чего комкаю кружево и засовываю его в карман.
— Пополняешь свою коллекцию? — Спрашивает она.
— Что-то в этом роде. — Ухмыляюсь я.
— Боже мой. Ты ведь воровал мое нижнее белье, не так ли? Я думала, что у уборщиц какие-то странные причуды, когда начали пропадать вещи, но это всегда был ты. — Ахает она.
— Не делай вид, что удивлена. — Я забираюсь на кровать, раздвигая ее ноги. Я смотрю на нее. Мои руки дрожат, когда я тянусь к ней. Я так сильно хочу прикоснуться к ней, что боюсь, если сделаю это, то буду слишком груб. Я причиню ей боль и не смогу остановиться.
— Что случилось? — Наконец спрашивает она после нескольких минут молчания.
— Если я причиню тебе боль, ты должна остановить меня. Ты должна мне сказать.
— Ты не сделаешь мне больно, Доминик, — говорит она со слепой верой, которой я не заслуживаю и которой у нее не должно быть.
— Я не знаю, с чего начать. Я хочу пометить каждый дюйм твоего тела, чтобы ни у одного мудака не осталось сомнений, что ты принадлежишь мне. — Я поднимаю ее левую ногу и провожу зубами по лодыжке. Когда я кусаю ее сильнее, глубже, она извивается, но не отстраняется. Я перевожу взгляд с ее глаз на киску, которая блестит, приглашая меня.
Посасывая кожу, я двигаюсь вверх по ее икре и повторяю процесс. Продвигаясь вдоль ее ноги, я кусаю все сильнее и сильнее. Когда я добираюсь до внутренней поверхности ее бедра, то впиваюсь с такой силой, что на языке ощущается медный привкус. Кровь. Ее кровь. Я отстраняюсь и осматриваю ее бедро. По израненной коже стекают крошечные красные капельки.
— Доминик… Мне нужно… — Голос Люси хриплый. Я смотрю на ее лицо. Оно покраснело.
— Что тебе нужно, Пчелка? — Спрашиваю я ее.
— Мне нужно, чтобы ты заставил меня кончить, — говорит она.
— С удовольствием. — Я слизываю капельку крови с ее ноги. — У тебя чертовски потрясающий вкус, — говорю я ей прямо перед тем, как провести языком по центру ее киски, ощущая вкус ее желания и крови, смешивающихся воедино. Я рычу, посасывая ее влагалище, стараясь впитать как можно больше ее соков. Я ввожу язык в ее узкую дырочку, лаская ее, а затем поднимаюсь выше и уделяю ее маленькому твердому бутону то внимание, которого он жаждет.