После нескольких несложных манипуляций я установил заряд по задуманному плану, затем взял свой пулемёт, отошёл метров на сколько-то. Хрен там знает, на сколько отошёл, там же горы, всё в скалах. Устроился за ближайшим булыганом, снял с предохранителя пулемёт и начал наводить его в капсюль.

На ту беду, как говорится в басне, Лиса близёхонько бежала. А точнее прапорщик Хайретдинов совершал плановый обход позиций поста Зуб Дракона. Он заметил меня в интересной позе с пулемётом наперевес и сразу догадался, что его боец решил применить боевое оружие по территории вверенного Хайретдинову поста. Вдобавок ко всему аммонал, зараза, был окрашен в оранжевый, хорошо заметный цвет. От взора прапорщика он тоже не ускользнул. Сложил Хайретдинов в уме аммонал и меня с пулемётом, вспомнил название моей гражданской специальности, и разразился монументальной тирадой чисто армейской лексики. Если говорить коротко, то он запретил продолжать задуманный мной эксперимент. А если сказать, как было на самом деле, то он наорал на меня громким командирским голосом за всех татарских шайтанов. Причем выражение «странный химик» было в его словах достаточно безобидным. Из соображений культурности я вставил в главный эпитет дополнительную букву «т», а комендант поста такой ерундой не занимался.

Голос у Хайретдинова был низкий, громкий и очень страшный. В капсюль стрелять я забоялся, поставил пулемёт на предохранитель, сделал виноватую рожу и зажмурил глаза. Подумал: – «А вдруг прапорщик исчезнет».

Он в самом деле исчез. Вместе с моим аммоналом. Выковырял его из трещины, сложил себе под мышку и растворился среди скал. Затем воплотился на Третьей точке перед сержантом Манчинским, скинул ему под ноги всю пиротехнику и сказал:

– Без моего личного, ЛИЧ-ЧНОГО приказа, этому диверсанту ничего не выдавать!

После чего ушёл уже надолго.

Под воздействием харизмы, экспрессии и авторитета Коменданта поста я неожиданно вспомнил, как на инженерной подготовке «сапёрские» офицеры доходчиво объясняли, что аммонал не взрывается от прострела пулей. Стало быть, от прострела пороховым зарядом он тоже не должен был взорваться. Что теперь Хайретдинов подумает о моей квалификации? Термин «странный химик» недвусмысленно намекал на ход его мысли.

Конечно же, они все были неправы по сути своей, ибо с точки зрения глобального естествоиспытания являлись дилетантами и пижонами. А я являлся самым офигенным Д’Артаньяном в нашем подъезде, с моей точки зрения, разумеется. Из-за этой досадной несогласованности мои дорогие товарищи отказывались понимать, что не все эксперименты бывают удачными, а отрицательный результат – это тоже результат. Из-за категорического неприятия знаний о возвышенной науке бойцы гарнизона Зуб Дракона начали с того солнечного Панджшерского дня регулярно обращаться ко мне со словами:

– Пойдём захимичим что-нибудь, ведь ты же у нас химик… хм… главный.

Словосочетание, придуманное Хайретдиновым «приклеилось» к моей лучезарной личности, причём вовсе не по честности и не по справедливости. Если день удавался солнечный и погожий, кругом жужжали медоносные пчёлы и мычали тучные стада рогатых молокососов, то сослуживцы величали меня «Главным Химиком». А ежели какая-то причина вынуждала гарнизон поста нервозно разбегаться в разные стороны от эпицентра очередного эксперимента, то все резко вспоминали слова Коменданта Хайретдинова – «странный химик», но без буквы «т».

Хайретдинов ничего не стал думать о моей квалификации. Он скакал по территории поста среди скал, крыл матом, источал приступ бешенства. Как говорится в простонародье – Комендант «рвал и метал». Физически это выразилось в том, что он принялся пинать ногами зелёный ящик тротила.

– Я же просил прислать мне АГС! – И с ноги по ящику – БАХ, БАХ!

Завязка данной драматургической ситуации сформировалась на Пятнадцатом посту.

Старший лейтенант Рязанов И.Г. на Пятнадцатом посту.

Там произошел подрыв. Боец вышел за территорию поста и подорвался на нажимной мине. Да не просто вышел, а с подвыподвертом. Комендант Пятнадцатого поста Рязанов поставил задачу гарнизону отрыть траншею.

Гарнизон Пятнадцатого поста.

Все пацаны, как нормальные солдаты, взяли в руки инструмент и принялись вгрызаться в гору. А один «офигенный дембель» заявил, что он стал гражданским человеком с того момента, как Министр Обороны подписал Приказ об увольнении в запас весеннего призыва 1982 года. Стало быть, вся военная тягомотина ему теперь по барабану. Рязанов приказал офигевшему бойцу, чтобы он прекратил шляться по брустверу потому что там территория прикрыта минными заграждениями.

– Я дэмбэл, мне всё похрен! – Выкрикнул боец и нарочито попёрся в противоположном от Рязанова направлении. Тут же наступил на мину, подорвался, упал на бруствер и, не снижая тембра голоса продолжил орать: – Что вы, гады, со мной сделали!

Такие приключения считались небоевыми потерями, начальство из политотдела дивизии устроило нагоняй нашему КЭПу. КЭП «вспылил», «выхватил шашку» и приказал проложить проходы в минных полях накладными зарядами. «Шашку, дык шашку», – сказали снабженцы, взяли под козырёк и доставили на каждый пост ящики с тротилом. По итогу всей кипучей деятельности тротиловые шашки на посты развезли, а на АГС для Хайретдинова забили, ну, то есть, забыли про АГС.

Однако «пылить» и «кипеть» КЭП не прекратил, издал ещё один приказ – чтобы за территорию постов никто не выходил: ни один солдат, ни по какой причине, ни за водой, ни за едой, ни за пленными душманами, ни покакать, ни пописать!

В Рухе КЭПу хорошо было отдавать приказы, чтобы с территории постов никто не ходил за водой. Ему в любой момент дневальный мог поставить на стол стакан чая. Или компота. А нам в горах что надо было делать? Ждать дневального? Дык он не придёт, потому что он не наш, а КЭПа. Получается, что гарнизону поста оставалось лишь сосать лапу, как мишка в берлоге.

Хайретдинов очень расстроился, но приказ, таки, до нас довёл в своей неподражаемой манере. Очень авторитетно и доходчиво объявил, что каждого, кого увидит за границами поста, расстреляет за попытку дезертирства. А потом отправит письмо на родину, чтобы другим было неповадно. Ни у кого не возникло сомнений, что так и сделает, ибо после истории с Мампелем все научились верить Коменданту с полуслова.

Летом солнце на Зубе пекло словно топка мартеновской печи. Серые скалы через прозрачный воздух нагревались до состояния утюга. Среди этих раскаленных скал мы должны были таскать камни, махать киркой, ломом или лопатой. В разреженном воздухе вода с тела испарялась моментально, а пополнить её было неоткуда. Три солдатских кружки в сутки – это не три ведра и даже не три литра. Любой нормальный человек в таких условиях сдохнет насмерть, если не попьёт. Так что вариантов действий у нас было немного: либо помереть от обезвоживания, либо нарушить приказ КЭПа и втихаря уйти с территории поста за водой. В силу ряда понятных причин мы с Бендером задумались о том, как наиболее рационально совершить данное несанкционированное действие.

Думали мы думали, наконец придумали. Решили создать оперативную группу отважных разведчиков, которые должны отыскать в скалах источник воды, расположенный не так далеко, как тот, что показал сапёр Сеня. В самый низ идти было не вариант потому что такой поход занимал очень много времени. Комендант поста однозначно заметил бы отсутствие бойцов и расстрелял бы за дезертирство в пользу противника. Ну, расстрелять не расстрелял бы, это понятно. Но взыскание выписал бы такое, что мало не покажется. Именно поэтому разведчики должны быть отважными.