– В чем дело? – Томми обнял Джулиану за плечи. – Большой братец создает тебе проблемы, малышка? Скажи только слово – и я превращу его в половую тряпку.

– Думаешь, у тебя получится? – По холодному блеску в глазах Уэйда было ясно, что ему не терпится продолжить разговор, но наедине с сестрой.

– Запросто, – заявил Томми. – Смотри…

Джулиана поспешно встала между ними.

– Я помню, как мама разводила вас по разным углам дома и нагружала работой, чтобы не допускать драк. Мне нужно делать то же самое?

Вызывающее выражение исчезло с лица Томми.

– Ты помнишь маму, Джулиана? Ты ведь была такой маленькой…

– Помню.

Как ни странно, но сейчас она помнила мать лучше, чем раньше. Очевидно, присутствие Уэйда и Томми, так не похожих на тех неугомонных мальчишек, образ которых хорошо сохранился в ее памяти, и в то же время почти не изменившихся, разбудило в сознании давние воспоминания.

– Она любила петь, когда готовила ужин. Соединяла куплеты из разных песенок в одну. У нее это здорово получалось. А еще я помню, что ее волосы были шелковистые на ощупь. Перед сном она долго расчесывала мои волосы, а потом разрешала расчесывать свои – провести щеткой не меньше ста раз.

Томми задумался.

– От нее пахло лимонной вербеной. С тех пор этот запах всегда напоминает мне о ней.

Уэйд тоже поддался воспоминаниям, теплым, как летний дождь.

– Она была замечательной женщиной, – тихо проговорил он. Из всех троих он помнил ее лучше всех. – Большую часть времени она грустила. Думаю… она всегда была благодарна папе за то, что он женился на ней и увез из салуна, где она работала. Однажды она призналась мне, что ненавидела свою работу. Трудно представить маму в таком заведении. Наверное, некому было помочь ей, а она нуждалась в деньгах. С первого взгляда было ясно, что салун – не место для нее. Мама была нежной, спокойной. Когда я упал с крыши Элама Поттера и сломал руку, она на цыпочках зашла в мою комнату, думая, что я сплю, и долго гладила по щеке. Ее прикосновения были легкими как перышко.

– Ты прав, – согласился с братом Томми. – Когда она сердилась на нас, мы готовились к взбучке, а она только говорила, что очень расстроена, и давала нам какое-нибудь поручение. Но никогда не била.

– Папа тоже не бил, но наказания его всегда отличались суровостью, – сухо заметил Уэйд. – Помните, как однажды, после воскресной школы, мы решили научить Джулиану грести? Она упала в воду и испортила свое новое платье.

– Я отлично помню тот день! – Смеясь, Джулиана переводила взгляд с одного на другого. – Мама долго шила это платье и закончила за ночь до занятий в воскресной школе. По рукавам шла отделка из белых и розовых лент, на груди был кармашек из кружев. Когда вы выловили меня из воды, кармашек был оторван, а в кружеве запутался головастик.

– И ты была в грязи с головы до ног! – со стоном закончил Томми.

– И набросилась на нас, заявив, будто бы мы хотели утопить тебя!

– Ты не ошиблась, – счастливо улыбнулся Томми.

Ахнув, Джулиана схватила его за грудки.

– Я всегда это знала! – воскликнула она. – Но вы упорно все отрицали.

– Папа наказал нас, заставив целый месяц колоть дрова старой вдове Додд. И запретил брать с нее деньги. Когда я вспоминаю о волдырях…

– Папа наказывал нас и построже, – возразил ему Уэйд. – Когда я вспоминаю о наших проделках…

Глаза Джулианы наполнились слезами. Это были слезы счастья и печали. Родителей уже нет на свете, их убил пьяный грабитель, решивший поживиться в магазине. Однако Уэйд и Томми с ней. Они – живое напоминание о семье, о доме, не таком большом, как особняк дяди Эдварда в Сент-Луисе, но уютном. Там собирались все Монтгомери, в атмосфере любви и доброты они делились своими заботами и мечтами. Их жизнь сложилась бы по-другому, если бы не было того дня, когда она пришла из школы и увидела кровь…

– Вы так и не позволили мне взглянуть на них, – сказала Джулиана. Уэйд грустно посмотрел на нее. – На маму и папу. Я помню, что поднялась на террасу и увидела, как из-под двери течет кровь. Ты, Уэйд, оттащил меня и запретил входить в дом.

– Правильно сделал. – Томми прокашлялся. – Смотреть на то было не очень приятно.

– Целую неделю после этого тебя мучили кошмары. Может, и дольше.

«Меня до сих пор мучают кошмары. И то, что я вижу, гораздо страшнее того, что я могла бы увидеть», – хотелось сказать Джулиане. Возможно, если бы она увидела, что совершил тот мерзавец, ей было бы легче. Ее мозг рисовал картины случившегося, одну страшнее другой. Возможно, поэтому вид крови так сильно действует на нее. Он напоминает ей о красной лужице, натекшей из-под двери…

– Уэйд, Томми! – Она схватила братьев за руки. – Вы никогда… не проливали кровь во время своих налетов?

– Нет, Джулиана. – Уэйд накрыл ее руку своей. Он пристально смотрел на нее, как будто пытался заглянуть ей в душу. – Мы не причиняли вреда никому, кроме вооруженных до зубов негодяев, которые намеревались продырявить нас первыми. Почему-то таких в этих краях очень много.

– Послушай, Джулиана, – хмуро проговорил Томми, – а ты хоть раз задавала такой вопрос своему охотнику? Он из тех, кто способен на подлость.

– Ошибаешься, Томми, – покачал головой Уэйд. – Роудон не такой. Просто он действует очень быстро – ему иначе нельзя.

– Думаешь, он может обставить меня в стрельбе? – Томми многозначительно вскинул одну бровь.

– А вот этого выяснять не нужно, – твердо заявила Джулиана. – Мы же все заодно, если помнишь.

– Помню, но все равно это кажется мне странным. Я привык держаться подальше от охотников и не предлагать им ночлег в своем убежище. – Внезапно Томми осмотрелся и прищурился. – Кстати, где Роудон?

– Ушел. – Джулиана предпочла бы не вдаваться в подробности, но Уэйд придерживался иного мнения.

– Сказал, что разобьет лагерь у оврага. Полагаю, он не привык к шумной компании, – объяснил он и попытался перехватить взгляд Джулианы.

В этот момент возле Джулианы появился Джил Киди.

– Еще один танец – или ты устала?

Джулиана колебалась, глядя в его румяное, восторженное лицо. Наверное, Джил просто влюблен в любовь, возможно, он еще не решил, кого предпочесть – ее или Джози. Вполне вероятно, он считает, что влюблен в обеих, что, как она слышала, так характерно для Томми.

«Ну почему это не Коул? – в отчаянии подумала она. – Почему не Коул смотрит на меня таким преданным взглядом, почему не его рука ждет моей руки?»

Потому что он другой. Он прячет свои эмоции, запирает их на замок. Так было всегда, кроме одного раза… когда он рассказал ей об «Огненной горе», тяжелом детстве и потянулся к ней за утешением. Тогда она чувствовала, что он доверяет ей, любит и хочет ее. Она была дорога ему – вряд ли ей доведется еще раз испытать нечто подобное.

– Джулиана? – Голос Джила вернул ее в хижину, к Серому Перу и Янси, продолжавшим сражаться в шашки, к Скунсу, чинившему седло, к Уэйду и Томми, смотревшим на нее с такой тревогой. И к Джилу, милому Джилу, мечтающему потанцевать с ней.

– Прости, – тихо проговорила она и спокойно встретила его взгляд. Ее сердце наполнилось тоской. Она сожалела, что не может ответить ему взаимностью и вынуждена причинить боль. – У меня больше нет желания танцевать. – Она приняла решение. – Мне хочется подышать свежим воздухом.

Уэйд улыбнулся. Томми внимательно оглядел ее.

– Простите меня…

Джулиана чуть ли не бегом покинула хижину и оказалась под звездным небом. Когда ее глаза привыкли к темноте, она направилась к оврагу. Там, за скалой, у подножия холма, на котором, как часовые, стояли сосны, в небольшой впадине она увидела слабый огонек.

Услышав шаги, Коул вскочил на ноги и схватил пистолет. Когда он увидел залитую лунным светом Джулиану, стройную, в светло-желтом платье, у него перехватило дыхание. Она плыла к нему, как видение.

Пистолет вернулся в кобуру.

– Зря ты пришла сюда, – сказал Коул, хотя ему страшно хотелось сжать ее в объятиях.