Джулиана Монтгомери этого еще не понимала. Она еще не ощутила и десятой доли его власти. Но она наверстает упущенное, и очень скоро. Ее нужно приручить, а для него нет более приятного занятия, чем упражнять силу своей воли. Он не сомневается в успехе. Наградой же станет красивейшая женщина по эту сторону океана. Она будет хозяйничать в его доме, растить его сына, пожинать плоды его трудов. А достиг он немалого, если учесть, что начал всего пятнадцать лет назад, не имея ничего, кроме лошади с седлом, хорошего образования и бездны обаяния. Что же касается кошелька, то он был пуст, как его душа. Сейчас же в его власти иметь все, в том числе и Джулиану Монтгомери.

Особенно Джулиану Монтгомери. Чем дольше Брин смотрел на нее, тем больше убеждался в том, что она должна стать его следующим приобретением. И никому – ни ее алчному дяде, ни этому ковбою-выскочке Джилу Киди – он не посоветовал бы вставать у него на пути.

Брин выпустил облачко дыма и, улыбаясь, следил, как оно растворяется в ночи.

Джулиана, подобрав юбки, пронеслась через гостиную и бегом поднялась в свою комнату. Она принялась мысленно прокручивать разговор с Джоном Брином, и ее охватил леденящий душу страх.

Почему Брин ведет себя так нагло, так дерзко, с такой мерзкой самоуверенностью? Как будто его не волнует мнение окружающих, как будто он получил от дяди Эдварда карт-бланш…

Но это невозможно! Или возможно?

Мучимая сомнениями, Джулиана скинула атласные бальные туфельки и села в кресло перед туалетным столиком. Она вынула из прически десять золотых шпилек, и восхитительные волосы водопадом рассыпались по спине. Не глядя на свое отражение в зеркале и не подозревая, что копна необузданных локонов придает ей особое очарование, она нервно покусывала нижнюю губу и обдумывала ситуацию.

Она знала, что дядя Эдвард безумно хочет подписать этот деловой контракт. Но имеет ли она представление о том, в чем заключается сделка? Джон Брин почти открыто заявил, что ищет жену, и намекнул, что она лучше всех подходит для этой роли. Неужели дядя Эдвард уже устроил ее брак с человеком, которого она почти не знает, с таким, как Джон Брин?

Джулиана подумала, что дядя Эдвард придерживается иного мнения о Джоне Брине. Он видит в нем прекрасного жениха для своей племянницы. Это ли не идеальное решение всех проблем?! Он сохранит деловые отношения с одним из богатейших людей страны и одновременно избавится от той, которую из чувства долга вынужден был воспитывать долгие годы.

Джулиана уже давно поняла, что в Сент-Луисе у нее не было никаких перспектив на удачное замужество. Видимо, в общество каким-то образом просочились сведения о том, что в прошлом ее мать была платной танцовщицей. Если прибавить к этому своенравный характер Джулианы и ее нарушающие общепринятые нормы поступки, то можно сделать единственный вывод: вряд ли ее руки станут добиваться молодые люди из богатых и знатных семей. А если бы в городе узнали о бесславных «подвигах» Томми и Уэйда, то ее вообще перестали бы принимать в обществе…

Но Джулиана предпочла бы скорее умереть, чем позволить кому-нибудь увидеть, какую боль вызывает у нее подобное отношение. Только гордость заставляла ее, посещая все эти балы, чайные вечера и приемы, высоко держать голову и с ослепительной улыбкой принимать комплименты молодых людей, у которых не хватало духу идти против родителей, запрещавших им иметь с ней более серьезные отношения. Нежное сердце девушки ранили пренебрежительный шепот за спиной и надменные взгляды, однако она ни разу – ни словом, ни поведением – не проявила своих истинных чувств. Тем более что она не встретила человека, которого могла бы полюбить. Девушка даже предпочла бы, чтобы ее будущий возлюбленный происходил не из высшего общества Сент-Луиса, иначе она обречет себя на вечные страдания.

Вполне возможно, похолодев, заключила Джулиана, дядя Эдвард обрадовался предложению Джона Брина, если, конечно, тот сделал предложение. Тишину комнаты нарушали приглушенные звуки скрипки. Внезапно девушка обнаружила, что дрожит. Великий Боже, неужели ее продали этому человеку? Высокому красавцу со странными глазами, от одного прикосновения которого у нее по коже пробегают мурашки? Джулиану охватила паника, в висках застучало.

Вскочив, она заходила взад-вперед по комнате. Должен же быть хоть какой-то выход из этой ситуации?! Она не будет сидеть сложа руки и ждать, когда ее продадут на брачном аукционе, как племенную кобылу. А если дядя Эдвард заключил сделку за ее спиной, так пусть он сам и разбирается. Она же поступит по-своему и предпочтет работать до седьмого пота, чем выходить замуж за нелюбимого.

Нелюбимого. А что ей вообще известно о любви? Ничего, вынуждена была признать Джулиана, подойдя к окну и устремив взгляд на горы. Возможно, она существует только в сказках и обходит стороной девушек, которые смеются не вовремя, или танцуют ради удовольствия, или расстегивают верхние пуговички платья, когда умирают от жары в душном пыльном вагоне. Тетя Катарина говорила, что дурной нрав никогда не вознаграждается. Пусть у нее дурной нрав, но она точно знает, что с таким человеком, как Джон Брин, любовь она не найдет.

А теперь надо искать выход.

В течение следующих нескольких дней Джулиана делала все возможное, чтобы поговорить с дядей Эдвардом, но ей это так и не удалось. То он с Джоном Брином обсуждал дела, то был занят в обществе тети Катарины и Виктории. Словно нарочно, не давали остаться с дядей наедине. Зато она не оставалась наедине и с Джоном Брином. Каждый вечер она сбегала с ранчо, отправляясь на прогулку верхом. Сначала ее сопровождала Виктория, но вскоре кузина, не такая умелая наездница, как Джулиана, заявила, что скачки на лошади утомили ее. В пятницу Джулиана вывела Коломбину, выделенную специально для нее кобылу, из загона и собралась покататься.

Ей хотелось вырваться на свободу из ограниченного пространства дома, который подавлял ее своими размерами и роскошью. Ей нужно было снять с себя напряжение, накопившееся за время пребывания в «Двух дубах», и она не могла дождаться, когда поскачет по бескрайним лугам. Только оставаясь одна, вдали от всевидящего ока Джона Брина, она дышала полной грудью и верила, что никто не заставит ее согласиться на брак с нелюбимым.

Все ковбои разъехались по пастбищам. Джулиана вышла из загона и залюбовалась сапфировой синевой чистого неба. Неожиданно мирную тишину весеннего дня нарушили сердитые голоса, доносившиеся из конюшни:

– Чтобы ноги твоей больше здесь не было! Не смей даже показываться в графстве. После этого ни один скотовод не возьмет тебя на работу.

Джулиана сразу узнала голос Барта Мюллера. Она ни разу не слышала, чтобы он говорил таким резким тоном, и с удивлением замерла, прислушиваясь.

– Вы сговорились, ты, Мюллер, и ты, Брин, черт бы вас побрал! – Этот голос принадлежал Джилу Киди. Возмущение только усилило его техасский акцент. – Не знаю, какую игру вы оба ведете, но тебе, Брин, хорошо известно, что именно Мюллер послал меня на южные выпасы осмотреть телят. Он ни слова не сказал о том, чтобы ехать на север. Зачем бы мне было все эти дни корячиться у Флэт-Пика, если бы не его приказание?

– Мне не нужен такой бездельник, как ты, Киди! Катись прочь с моего ранчо! – Это Джон Брин, его ледяной бесстрастный голос. Джулиана прокралась к задней стене конюшни, чтобы заглянуть внутрь. – У ребят с северных выпасов работы выше головы. Им очень нужна была твоя помощь. Я не могу допустить, чтобы мое ранчо страдало из-за того, что кто-то не выполняет приказы, – продолжал Брин. – Получи расчет у Дасти и убирайся.

– Обязательно, мистер Брин! – с горячностью воскликнул Джил. – От «Двух дубов» стало плохо попахивать. Здесь воняет, как в свинарнике. – Резко повернувшись, он зашагал прочь и сразу увидел Джулиану. Подав ей знак, он поравнялся с ней и едва слышно произнес: – У меня есть для вас кое-что. Но здесь не место для разговора. Встретимся у ручья Дурхэма. Знаете, где это?