— Нет! Говорю вам — нет! — вышел из себя доктор. — Я стрелял с пяти метров! Он был убит наповал!

Коллеги молча глядели на его побагровевшее, растерянное лицо. Нет, лицо было не растерянное, а потерянное. Начальник экспедиции потерял лицо, окончательно и бесповоротно. На Зою он старался не смотреть. Его акции обвалились сокрушительней, чем на Нью-Йоркской бирже в «черный вторник».

И все же, как такое могло произойти? Мистика!

Нужно было спасать остатки репутации.

— Взгляните вот на это. Изъято из сейфа в кабинете Громова, — сдавленным голосом произнес Гальтон, выкладывая на стол свой последний козырь — похищенную папку.

Княжна и биохимик склонились над листком, а доктор отвернулся. Он выучил текст наизусть, вплоть до каждой скобки и запятой.

В папке «Ответы», начатой за 11 дней до разговора Норда с Ротвеллером, содержались вот какие сведения:

1) 11.04 Ломоносов

2) 14.04 Я же говорю: Ломоносов

3) 17.04 Черный пополон (второе слово неразборчиво)

4) 20.04 Попробуй у Маригри («Умаригри»? Нет, все-таки «У Маригри»)

5) 23.04 Как? Очень просто! Загорье, где кольца

6) 26.04 Да око же, око!

7) 29.04 Проще всего через Загорье. Спас Преображенский.

8) 02.05 Где кольца. Не помнишь? Третья ступенька.

9) 05.05 Маригри? Как это какая? Разумовская

Здесь, наконец, коллеги пришли в волнение. Пока они обменивались первыми впечатлениями и сбивчивыми вопросами («Ломоносов! Смотрите, упоминается Ломоносов!» «И Маригри!» «А это что?» «Что означают числа?» «Кто дает эти ответы?» «Ничего не понимаю!»), Норд выжидал. Этот этап для него остался позади. Целый день дедукции давал ему фору перед товарищами. О, как бы он сейчас блеснул перед ними интеллектом, если б не конфуз с Громовым…

— Что ты молчишь? — наконец, воззвала к нему Зоя. — Я ничего не понимаю! Тут упоминаются и Ломоносов, и Маригри! Но всё остальное — полная бессмыслица!

Айзенкопф присовокупил:

— Валяйте, Норд, проявите свой хваленый коэффициент! Хватит интересничать! У вас, в отличие от меня, было достаточно времени проанализировать эту криптограмму.

Интересничать Гальтон не собирался — не то у него было настроение.

— Как вы могли заметить, интервал между «ответами» составляет три дня, — начал он. — Чем это объясняется, не знаю, но какой-то смысл тут наверняка есть. Кто задает вопросы, мы не знаем, но можно предположить, что Громов либо его сотрудники. Кому задает? Опять загадка, к которой у нас нет ключа. Поэтому давайте опираться на фрагменты, которые нам более или менее ясны. Это кочки, по которым мы будем прыгать через болото.

— Очень поэтичная метафора, но давайте ближе к делу, — буркнул Айзенкопф.

— Попытаюсь. В документе девять пунктов. Первый и второй явно указывают на тайник в Музее нового человечества. Это указание Громов и его люди не поняли, но оно каким-то образом дошло до мистера Ротвеллера. Он передал слово «Ломоносов» мне, надеясь, что эта подсказка поможет. Что и произошло. Здесь мы оказались сообразительней большевиков, — сказал Гальтон, из скромности употребив местоимение множественного числа. — К Ломоносову относится и запись номер 6 от 26 апреля про око. Таким образом, пункты 1, 2 и 6 нас не интересуют, это для нас пройденный этап. Пункты 3, 5, 7 и 8 я бы сейчас тоже трогать не стал. «Загорье», «кольцо», «Спас Преображенский», «черный пополон» со знаком вопроса, какая-то «третья ступенька» — всё это сплошные неизвестные величины. Мы не знаем, что обозначено этими иксами, поэтому предлагаю пока убрать их в резервный отсек памяти, чтобы они не затемняли нам картину больше нужного.

— Остаются пункты 4 и 9. — Зоя смотрела на листок. — Я понимаю твою логику. Они несомненно связаны с посланием, которое содержалось в самсоните.

— И кое в чем дополняют его. — Норд поднял палец. — Голос сказал мне: «Ключ в фармацевте Великого Человека. Ищите омниа-експланаре-у-мари-гри». Мы поняли первую часть, но ничего не поняли во второй. Особенно озадачило нас слово или словосочетание «chez marigri». Теперь мы, во-первых, точно знаем, что это два слова: предлог и существительное. Во-вторых, из ответа № 9 явствует, что это не просто существительное, а имя собственное. В третьих, имя «Маригри» имеет фамилию или топографическую привязку «Разумовская». Что она означает, мне неизвестно.

Княжна быстро сказала:

— Разумовские — известная аристократическая фамилия. Ее родоначальник был тайным супругом императрицы Елизаветы, которая имела от него детей. Но ты прав, производные от этой фамилии часто встречаются в топонимике. К примеру, недалеко отсюда находится Петровское-Разумовское, где сохранился парк и дворец. И это не единственное подобное место. Разумовские были богатым, разветвленным родом, они владели множеством поместий в обеих столицах… Вот что я вам скажу, представители непрекрасного пола. — Она энергично взмахнула кулачком. — Все, что касается аристократии, это по моей части. Я извелась без дела! Завтра вы будете сидеть дома и томиться, а я займусь работой! Только попробуйте спорить! Убью обоих!

Утром Гальтон спустился проводить Зою до крыльца — и не дальше. Таково было ее условие.

В зале опять бушевал хор — с визгом и топотом репетировал «Советскую величальную».

Вспомнив вчерашние слова Витька, Норд вежливо поклонился и пробормотал «здравствуйте», уверенный, что никто не обратит на него внимание. Но пляски, как по мановению волшебной палочки, оборвались. Полсотни белозубых улыбок приветствовали доктора и его спутницу. Им дали выйти наружу, после этого репетиция продолжилась.

Во дворе с щенячьим задором резвилось лёгкое майское солнце, блестела свежая листва, сверкали лужи.

Но самый чудесный дар поднесла не природа.

Неподалеку от крыльца, точь-в-точь на том же месте, что прежде черный «форд», стоял серый «рено» с белыми шашечками и надписью «Мосавтотранс». За рулем, прикрыв лицо ворсистой кепкой, дремал Витек.

— Где ты раздобыл такси?! — бросился к нему Норд.

Цыган сдвинул кепку на затылок, сладко потянулся.

— Где-где, на работе.

— Как на работе? Ты не собирался туда возвращаться! Тебя ГПУ ищет!

— Это на старой работе, в «Госавтотрансе». А я поступил в «Мосавтотранс». У них, между прочим, километражные повыше. — Витек подмигнул. — Там один из наших диспетчером служит. Записал меня Ивановым Виктором Иванычем. Я как рассудил? Сейчас не старые времена. Приличной банде без своего авто нельзя. Ты, Котовский, про меня с паханом побалакал?

Доктора встревожило такое легкомыслие.

— Не считай чекистов идиотами. Можешь не сомневаться, они составили твой словесный портрет и разослали по всем отделениям дорожной милиции! Сколько в Москве шоферов со смуглой рожей, черным чубом и золотой фиксой? У вас тут вообще машин не шибко много.

— Можно подумать, у вас на Дальнем Востоке больше, — обиделся за столицу Витек. — И учти, Котовский, я тоже не идиот. Где она, фикса? — Он оскалился — золотого зуба не было. — А чуб где?

Сдернул кепку — под ней блестел свежебритый череп.

— Сделал прическу под тебя. Нормально, башка дышит.

Зоя, которая слушала этот обмен репликами молча, хлопнула Витька по плеши.

— Годишься. Я сама о тебе с паханом пошуршу. Хватит языки чесать, поехали. Не дрейфь, Котовский, — с удовольствием подхватила она придуманную шофером кличку. — С таким ухарем я не пропаду.

Цыган просиял.

— Прошу в карету, мадам.

Оказаться в положении домохозяйки, супруг которой уехал на работу, было странно. «Домохозяек» было аж две — если считать Айзенкопфа. Но в комнате биохимика было тихо, то ли он возился со своим универсальным конструктором, то ли просто спал. Гальтон решил сделать то же самое: отоспаться впрок. Грядущая ночь скорей всего окажется бессонной.

Он лег в кровать и немедленно отключился. Старый дом содрогался от цыганского пляса и пения, но здоровому сну доктора это не мешало. Он глубоко, со вкусом спал и очень приятно проснулся.