Очередное задание. За стеной. Приграничная зона была излюбленным местом одержимых. Там было много заброшек, где можно было ночевать и прятаться перед набегами. Одержимые часто занимались убийствами, но причины всегда были разными. Кто-то из-за ненависти, кто-то из-за страха, кто-то из-за необходимости еды. Это был третий случай.
Следы указывали на старинный детский сад, что находился около леса. Ныне вырубленного и лысого. На фоне серого и тусклого неба, что готовилось пустить свои слёзы, картина мёртвого здания, где когда-то было веселье и новая жизнь, порождала печальные мысли.
– Это оно? – спросил Алан, уже изрядно возмужавший, у Александра.
– Да. Должно быть. Местные говорили о садике в «пустом лесу».
– Странное место для убежища.
– Почему же?
– Оно же… на виду.
– Что ж, одержимые не всегда могут похвастаться мозгами. Пошли. Дело ждёт. Может, если поспешим, то кого-то найдём живым.
– Я не понимаю, зачем они это делают…
– Что?
– Едят… людей. Разве нельзя просто красть припасы или охотиться на животных?
– Животных в таком лесу не найти. Да и человек добыча попроще. А по поводу припасов… Это же надо организовывать план. Как это всё вывести, как хранить, прятать следы и так далее. Когда ты безмозглое и бешеное чудище, тебе не до этого.
– Но не все же такие… Отец Полит не был.
– Это исключения. И такие исключения куда опаснее, Алан.
– Каков план?
– Не думаю, что их сильно много тут. Жертв мало. Опаснее будет, если кто-то сбежит. Надо разделиться. Я зайду снизу. Как только почувствуешь всплески фибры, запрыгивай наверх. За работу.
Отец Александр тихонько зашёл в здание, дверь которого давно сгнила и не могла уже охранять своих жителей. Его даирокан засёк восемь душ. Подавлять фибру они не умели, но они знали, что он тут. И сидели в засаде. На кухне было двое. Инквизитор спокойно пошёл туда, активировав заранее щит. Как только он вошёл, одержимый мужчина попытался накинуться на него. Но отлетел от щита. Отец достал пистолет и выстрелил в голову женщины, напавшей сбоку. Мужчина заорал горестным рёвом, собирая фибру в свои руки, но Александр поразил и его лицо. Остальные одержимые засуетились, пытаясь попасть в Александра пулями и огнём, прожигавшим тонкие стены. Александр просто возобновил щит и кинулся прямо в пламя, расплавившее картонные стены.
Тем временем, Алан забрался наверх, запрыгнув в разбитое окно. С перепугу одержимый перед ним упал, крича как полоумный. Он выпустил сгустки красной фибры, что разорвали часть коридора. Но Алан уклонился и застрелил безумца. Ещё один одержимый с рыком побежал в атаку. Пуля Алана попала ему в шею, разорвав её. Голова почти отлетела от тела, но лоскута хватило, чтобы удержать её. Поэтому одержимый добежал до инквизитора, кулаком пробив стену. Алан увернулся. Второй удар он хотел поймать, но одержимый был настолько силён, что вбил инквизитора в коридор. Однако, рука всё же был пойман. Лучом он испепелил руку одержимого, от чего тот опешил, но снова попытался замахнуться. Рука Алана стала раскалённой и железной, и он просто отрубил ей конечность, а затем и голову одержимого, что не успела до конца встать на место.
Битва утихла что внизу, что наверху. И Алан начал проверять комнаты, не доверяя своему даирокану. Везде было пусто. Обычные полупустые и полуразрушенные комнаты, в которых раньше играли дети, работали их воспитатели. Алан вспомнил о своём приюте. О детстве, в котором он не знал печали. Даже несмотря на одиночество. Он уже хотел спускаться, но в общей спальне с маленькими разбитыми кроватками Алан услышал всхлипывания. Даирокан ничего не чувствовал, но на звук он быстро нашёл источник плача. Это была маленькая девочка, прятавшаяся в уголке. Тихонько плача, она спросила:
– Вы…вы…вы меня убьёте? Я не хочу умирать!
– Нет, что ты! Мы тебя вытащим отсюда, – сел рядом Алан, – Ты ранена? Они что-нибудь сделали с тобой?
– Они… Они были хорошими… Они не-не были виноваты в… в том, кем они стали…
– Они не были виноваты. Демоны завладели их разумом и превратили их в монстров.
– Монстров? Они заботились обо мне! Одевали. Согревали. Кормили…
– Кормили?..
– А вы… ВЫ ИХ УБИЛИ! ВЫ – МОНСТРЫ!
Девочка развернулась и издала ультразвуковой крик, что повалил Алана на пол, обездвижил. Он чувствовал вокс всем своим телом. Его мышцы и кости содрогались. А барабанные перепонки вот-вот были готовы лопнуть. Он пытался прицелиться в неё, но кисть не слушалась. Казалось, его мозг щас взорвётся также, как пули его пистолета взрывали головы одержимым. Пока вокс на него действовал, ему мерещилось Посвящение. Отец Полит, ужаснувшийся его натуре. И фраза: «ВЫ – МОНСТРЫ!», что повторялась из раза в раз, всё больше ломая волю инквизитора. В один миг всё затихло после выстрела. Алан не сразу отошёл. Не сразу понял, что произошло, хоть и слышал упавшую гильзу. Звон от вокса всё ещё был в его ушах. Тело ещё тряслось. Отец Александр помог подняться ученику.
– Ты в порядке? – его голос словно был далеко. Будто доносился из глубокой пещеры.
– Д-да. В порядке.
– Ты потерял бдительность. Повезло, что слышать меня ещё можешь.
– Она…Я… не чувствовал, что она одержимая.
– Я тоже. Но ты знаешь, что одержимые могут подавлять свою фибру.
– Но не знал, что на это способны дети…
– Пошли. Нам надо удостовериться, что никто не сбежал. Иначе нам придётся сюда возвращаться.
– Да. Сейчас. Только оклемаюсь…
Взгляд Алана упал на эту девочку. На её маленький трупик. Это парализовало его. Вокс больше не казался таким шокирующим. Ребёнок, что назвал его монстром, был мёртв из-за него же. Ему стало отвратительно горько на душе.
– Алан, у нас нет времени. Надо идти, – торопил его отец.
– Да-да…Пошлите.
Проверив следы и все комнаты, инквизиторы не нашли ничего, кроме украденных припасов и расчленённых трупов местных. Некоторые были термически обработаны, некоторые надкусаны. За несколько лет службы Алан не видел такого мерзкого зрелища. Как трупы людей хранили как какие-то припасы на зиму, которые можно ночью подъедать, если голод одолеет. Выйдя с учителем на улицу, Алан спросил:
– Эта девочка… Она отличалась от остальных. Она разговаривала. Думала.
– И она была сильнее. Сила одержимых зависит от их страданий. Чем более они сильные и высокие, тем сильнее становится демон.
– Что значит «высокие страдания»?
– Вспомни отца Полита. Он преподал тебе урок на всю жизнь. Его страдания были из-за веры. Его эмоции были направлены на разрушение Церкви и её последователей, поскольку он считал нашу религию ложной. И посмотри на этих… Сошедшие с ума от голода и бедности, всё что они могли делать, это вести себя как животные.
– Но эта девочка не была животным…
– Возможно, она не познала голод. Возможно, вся её семья отдавала последние крохи, чтобы малютка росла и не голодала. Поэтому она стала одержимой, смотря на страдание, боль и озверение своих близких.
– Это чудовищно.
– Такова цена дара Хонсу. Фибра обнажила наши души и сделала нас теми, кем мы являемся на самом деле. Сила духа делает человека ещё сильнее. А слабости лишь усиливают боль, от которой и приходится брать силы одержимым.
– И всё же… Разве вы не жалеете их? Разве не хотелось вам их спасти?
– Мне жаль тех, кем они были до того, как стать чудовищами. А спасти… лучшие умы Северных Врат и Церкви борются и по сей день за их спасение на протяжении более тысячи лет. До Планетарной Телепортации. Ещё на Лиденасансе, где Гнев одержал победу и пожрал наш дом. И всё ещё нет результатов. Видимо, такова воля Бога. А мы лишь её исполнители.