"О, Хонсу – дух Бога нашего, пожалуйста, благослови и защити нас, Твою группу Крестового Похода молитвы, так чтобы мы стали невосприимчивы к нападениям дьявола, и любых злых духов, которые могут мучить нас в этой Священной Миссии по спасению душ. Чтобы мы могли оставаться верными и сильными в то время, как мы продолжаем упорно держать Твое Святое Имя перед всем миром и никогда не отказываться от нашей борьбы, распространять Правду Твоего Святого Слова. Аминь".

Везде вторили этим строкам. Каждый монах, каждый священник, каждый инквизитор – все, кто знали, что грядёт. Поход на древнейшего и злейшего врага человечества. На самого Дьявола, что гордыней своей решил, что он должен заменить собой род людской, и гнев свой использовал как меч свой. Все эти мысли Алан чувствовал в своих собратьях. Как их одолевали страх, предвкушение, злоба, что таили они глубоко в своих сердцах. Алан несколько позабыл, что инквизиторы тоже люди. Но выбор кардинала заставил его усомниться: "А человек ли я?". Ведь даже отец Александр усиленно тренировался, не мог спать, есть. А Алан не испытывал ничего, что не испытывал раньше. Он лишь ощущал скорбь. Скорбь по тем, кто погибнет в этом походе. И по тем, кто будет страдать из-за гибели первых.

В день X по Литургинии ходило несколько сотен инквизиторов, что буравили взглядом каждого прохожего. Для людей было обычным делом нервничать и паниковать при виде Инквизиции, но, когда их столько, многие начинали спешить по домам или уезжать куда подальше. Казалось бы, с ними могли улизнуть и одержимые, но они не могли покинуть своего лидера. Они понимали, что им нужно будет защищать его. Они понимали, что сегодня умрут. План был в том, что так или иначе один из одержимых не выдержит такого напряжения. Так и случилось. Отец Гавриил со своим напарником Урисом проходили мимо небольшой толпы подростков, что остановилась у перекрёстка. Одного из них одолел страх, паника от тяжёлого взгляда инквизитора. Его пытались успокоить, но Гавриил с Урисом остановились. Гавриил медленно начал тянуться к пистолету, смотря за реакцией всех остальных. И ровно в момент, когда подросток выпустил свой фалтум наружу в виде красного всплеска фибры, Урис тут же убил его. Глаза остальных подростков покраснели. Инквизиторы их перестреляли за несколько секунд, несмотря на демоническую скорость. Только один мальчик, что стоял среди них, просто прижался к земле, начав плакать. Гавриил подошёл к нему и суровым голосом спросил:

– Ты одержимый?

– Н-н-е-ет!

– Ты не врёшь. Но твои друзья лгали. Вернись-ка домой и скажи своим родителям забаррикадироваться дома. Указ короля. Ты меня понял? Отвечай!

– Д-д-а, сэр!

– Вот и славно.

– Отец, у нас гости! – воскликнул Урис.

Двух инквизиторов начали окружать одержимые. Многие из них выходили прямо из машин, из ближайших магазинов, забегаловок. В то время как обычные люди в кошмаре пытались либо убежать, либо уехать, либо спрятаться.

– ВЫ УБИЛИ ДЕТЕЙ НАШИХ! – обвиняли одержимые единым гласом воинов света. С их глаз лились слёзы, а на руках скапливалась красная фибра, – ВЫ ПОЗНАЕТЕ СТРАХ. ВЫ ПОЗНАЕТЕ БОЛЬ. СВОЮ И ДРУГУЮ.

Алан и Александр смотрели за этим со спутников и камер в к.ларе, что завис над районом в новиде, поэтому был совершенно невидим. Гавриила и Уриса окружили несколько десятков одержимых. И бой только должен был начаться. Но Тэнэлукем переключил канал. На других камерах он видел, как одержимые теряли контроль. Как гнев передавался от одного к другому. А инквизиторы тем временем обрушивали на них свой праведный и смертоносный свет. Убедившись в том, что план сработал, Тэнэлукем выключил дисплей и жестом показал, что должна быть тишина. Отец Григорий, что был лысым и слепым, а поэтому носил чёрные очки, открыл дверь к.лара и глубоко выдохнул. Перед ним светило Хоуку, под которым был открыт весь район, погружавшийся в хаос. Григорий выдвинул указательный палец и как компас стал пытаться нацелиться на «полюс», что притягивал его. Он остановился на театре Холи-Фил. Громадное, разноцветное здание, выглядевшее как взрыв эмоций. В основном, в нём преобладал красный цвет. Тэнэлукем что-то показал отцу Акхазриелю, после чего второй заговорил:

– Настал час для праведного суда! Вся фибра одержимых тесно связана с этим местом. Там слияние всех осквернённых душ. Там таится Дьявол. Отец Тэнэлукем разберётся со всеми остальными, кто может нам помешать. Мы же найдём чудовище и отправим обратно в Ад!

– Тэнэлукем будет один? – спросил Алан, но никто ему не ответил. Тэнэлукем лишь кивнул, не вызвав этим более не у кого удивления.

Когда к.лар завис над Холи-Фил, Тэнэлукем спрыгнул вниз, не дожидаясь посадки. Алан широко раскрыл глаза, не понимая, что произошло. Но остальные инквизиторы, все из которых были заметно старше его, даже глазом не моргнули.

– Он так часто делает, – объяснял Акхазриель, махнув рукой. Его длинные чёрные усы подчёркивали его улыбку, – Отсутствие терпения и тщеславие его погубят однажды.

– Разве в Инквизицию принимают с такими качествами?

– Главное, чтобы рука не дрожала, когда видишь смерть и испытываешь боль. А на всё остальное… У меня был раньше товарищ, тоже страдавший от гордыни. Но силён и телом, и духом, и фиброй. И однажды… точно также побежал вперед остальных. Ему вспорол горло какой-то мальчишка-одержимый.

– Слабоумие и отвага… Ты не про Отца Михаила, случаем? – вдруг начал отец Александр.

– Про него, про него. С таким именем так помереть…

– Главное не повторять его ошибок.

– Тэнэлукем уже повторил, – заметил Алан.

– Это если он умрёт, – усмехнулся Григорий.

Спустившись на крышу-террасу, инквизиторы не встретили никакого сопротивления. Григорий показал место, в котором нужно пробить пол. Отец Александр приложил ладонь к полу и сделал ювелирную круглую трещину. А после здоровенный кусок пола будто примагнитился к его руке, и отец аккуратно положил его рядом с отверстием. Одиннадцать инквизиторов аккуратно спустились в какой-то кабинет. Здесь они застали врасплох молодую пару, что в обнимку забились в угол. Они лишь обречённо взглянули красными очами на Алана, а затем друг на друга в их последнее мгновение. Из этого кабинета было видно весь зал, в котором было совершенно пусто. Лишь одна фигура в бордовом смокинге на сцене стояла спиной к рядам, освещённая ярким синеватым светом. Это был Генго-Мом. Инквизиторы бесшумно спустились в зал, устранив лишь несколько противников. Хоть было абсолютно тихо, даироканом они чувствовали, что за стенами происходила настоящая резня. У Алана вспотела спина от кошмара, которым представился ему Тэнэлукем, чья фибра изничтожала всю другую. Но он быстро собрался, успокоив себя мыслью, что этот монстр на их стороне. Зайдя в зал, инквизиторы начали рассредотачиваться, чтобы окружить врага. Часть зашла за кулисы, чтобы отрезать от путей отхода Генго-Мома. Но Алана не покидало чувство, что что-то не так. И что почему-то этого никто не замечал. Ведь лидер одержимых так и продолжал просто стоять, абсолютно не двигаясь.

Вдруг свет погас. И от Генго-Мома стала излучаться тёмно-красная фибра. Он повернулся к залу и заявил:

– Вы уже заняли места, мои дорогие зрители? Пришли ли вы посмотреть моё выступление? Или же сами хотите принять в нём участие? – это был на вид мужчина средних лет с уложенной стрижкой и бородой, чей кончик смотрел вперёд. В белоснежных перчатках он держал трость из литого дерева. Что поразило всех, так это его яркие голубые глаза, светившиеся даже в красном свете его фибры, – Ответа от вас не дождёшься… Впрочем, как и от вашего покровителя, что сидит где-то там… И смотрит на своё собственное шоу. Где каждый страдает душевно и телесно, моля Его о помощи. Всегда было интересно, что для него наша жизнь? Драма? Или комедия? А может, это просто проба пера? Как вы считаете, священники?