Компания предполагалась большая, все на своих посудинах, но мы втроем выезжали первыми. Я, мой брат и дядька. Брат был тогда совсем (ну или почти совсем) мальчишкой, а на Волге прогноз обещал волнение.
Место стоянки так называемых катеров было отгорожено, как я подозреваю, списанной баржей вместо мола, отгораживающей «бухту» от основной воды, так что, как то и положено для хорошего порта, шторм туда не попадал.
ЛУЧШЕ БЫ УЖ ПОПАДАЛ…
Лодка «Прогресс» имеет грузовое место в носовом отсеке, который мы, предвидя недельный отдых, загрузили до предела всякой жратвой и шмотками. На острове магазинов нет.
Ясное дело, что у меня навыков навигации по крупнейшей водной артерии страны как тогда не было, так нет и сейчас. Видно, конечно, что за пределами «бухты» волны ходят, но так это ж не море, где штормы «в семь баллов», тем более опытный рекоход говорит, что едем. Невдомек мне тогда было, что ему неохота падать в грязь лицом перед гостем и вообще. У меня же щенячий восторг – плывем! А то, что впереди какие-то волны – фигня. А ж таких рек до того не то что бы не видел – не пробовал.
Сколько там до открытой воды? Метров двести? Вырулили мы из бухты и – ха! Волны.
Суденышко – тьфу! А волны выше меня, если б я стоял в полный рост, хотя на деле сижу, вцепившись руками и ягодицей в лавку. Мой дядька, как опытный рекоман, что-то там изображает «по гребню» и «по скату». Это где-то сродни пируэтам парней от виндсерфинга.
Несколько жутковато без привычки, но, в целом, приемлемо. Опытный капитан, проверенное судно – что еще нужно!
А волны, повторюсь, высокие. То есть смотришь – они ж выше тебя. Захлестнет, а посудина открытая, по сути лодка с мотором, – все! Но – капитан! Это успокаивает. Где-то провалимся, где-то по волне, где-то на гребне – идем же! Хотя слегка жутковато.
И тут – беем-с, удар по психике, – плывет, а то и барахтается меж волн мужик, держась за деревянное весло.
Кораблекрушение! Спасай кого можешь. Но ощущение уже слегка такое, что нам бы и самим помощь того… Ну, не отказались бы.
И мужика того мы уже несколько проскочили. Метров эдак на пятьдесят. Возвращаться – кормой под волну попасть. Но спасать-то надо. Мы уже на середине реки. То есть туда полтора километра, и до другого берега не меньше. И вокруг натуральный шторм. Уже страшно.
Но я что? Все решает капитан, опытный речной волк. Хочется верить, что даже где-то волчара. Ну очень хочется.
Делаем круг, невероятным образом преодолевая волны, и подходим, как говорят моряки и речники, к этому с веслом.
Вопрос, конечно, дурацкий, а, может, я чего и не помню, но по сути:
– Помочь?
Глядя на все это буйство природы, мы были в полной уверенности, что мужик потерпел крушение, успев захватить с утонувшего судна одно лишь весло. А что бы кто подумал на моем – нашем – месте?! Сами чуть живы. Памперсов тогда мы не знали, но, будь они, пригодились бы. И вообще, в спаскомплект их нужно обязательно добавлять.
Капитан держит на месте лодку из последних сил. Мы, пассажиры, это ой как хорошо чувствуем. Но где-то в душе, внутри, мы, как ни крути, если не герои, то хоть спасатели. Ну долг-то свой выполняем!
И мужик этот – ненавижу! – говорит:
– Весло нужно?
Волны, мать их, ветер, лодчонку сносит, нужно к нему подплывать как-то, слышно плохо и вообще, по большому счету, не до него – самим бы как-то…
– Чего?
– Весло нужно?
Есть в русском языке выражения, которые со всей искренностью порой произносятся по достойному поводу. Но в тот момент было как-то не до этого. Спасаем же!
– Залезай!
И спасательный круг уже в руке.
Мотор заглушен. Волны… Словами это не передать. И этот с веслом. Спасаем.
– Чего? Не нужно?
– Да ты…
Многоточие в данном случае означает степень нашей растерянности и неумение выразить ее, как говорится, в натуре.
– Да я плыву!
Этот, прошу прощения, чудак, осуществлял заплыв с одного берега матушки-реки на другой. Спортсмен. И, поймав чье-то весло, предлагал его нам. Трофей у него такой был. А мы вокруг него круги нарезали, рискуя единственно ценным, что у человека есть.
Я не знаю, как расходятся в море корабли. Наверное, с гудками и флажками, обозначающими что-то вроде «Доброго пути». И – навсегда.
Последнее в данном случае факт неоспоримый. А вот по поводу доброты в тот момент я не уверен. Вслух «добрых» пожеланий, насколько помню, никто из нас не произносил тогда – выживали. Но в душе…
Если есть в этом мире справедливость, то пусть он не утонул, спортсмен долбанный, пускай живет хоть тыщу лет, но, надеюсь, в рожу ему кто-нибудь закатил от души. Потом, по любому поводу. Но – обязательно. Должна, обязательно должна быть в жизни справедливость.
Мы опять вышли «на гребень» и тут – есть очень внятные матерные слова и всем доступные молитвы – «Вихрь» нашей посудины начал захлебываться.
Раскинулось море широко, народу приходит крандец.
Прости, брат, но их песни слова не выкинешь.
Дело в том, что наш, скажем так, катер, успешно преодолевал волны только и всего лишь на моторе, который держал нас на волне. На гребне, на скате – мне все равно, как это называется. Но едва движок заглох – все! Утлое суденышко отдано на власть волн, по сравнению с каждой из которых оно – щепка! А мы в нем…
Капитан скомандовал надевать спасательные жилеты.
И вот тогда-то мне стало по-настоящему страшно. Если уж лев, профи и кто он там еще подразумевает, что мы на его посудине не сможем добраться до суши – памперсов мне! На все!
Мотор, почихав, заглох совсем. Волны метра по четыре и мы – щепка – в них.
Команда: «Весла на воду!».
Метрах эдак в ста от нас наблюдалось некое образование в виде заросшего ивами островка, где мы, теоретически, могли найти убежище.
Нервы уже ни к черту. Какие жилеты, какое там… Всё! И тут, или чуть раньше – прости еще раз, брат! – его понесло.
Он начал говорить. Много говорить. Безостановочно. Обо всем. Наверное, перед смертью людям и вправду надо выговориться, для чего им и приглашают священника. И вот это «надо» как-то так сильно на меня подействовало, что стихия, бушевавшая вокруг нас, мне показалась… Ну, как кара Господня. За грехи аз воздам.
Есть в русском языке пара-тройка смачных выражений, более или менее точно описывающих мое тогдашнее состояние, но приводить их здесь я не решусь. Скажу лишь, что такого ужаса я не испытывал ни до, ни после. Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, откуда рождаются в толпе панические настроения, после которых центральные улицы столицы нашей Родины превращаются в подобие Бейрута, где на протяжении многих лет откровенно велись военные действия. Вначале было Слово!
А уж когда слов произносится много и со скоростью хорошо отлаженного пулемета – разум меркнет. Страх, ужас, животный инстинкт… Ох!
Скажу здесь, что с капитаном мне повезло. По морде он не бил, одним лишь голосом сумел заткнуть этот фонтан. Правда, не сразу. Но – сумел. И до островка мы как-то добрались. И кэп в результате разборки двигателя нашел в контактах какую-то свинцовую пломбу, коротившую контакты. Откуда она взялась? В движке, который не первый сезон в работе. Не знаю. По идее это невозможно. Но не в ней дело.
С тех пор у меня стойкая и непреодолимая неприязнь к болтунам. Порой находится такой в компании, рассевшейся за столом, и начинает. И не остановишь ведь. Есть у меня один такой… Ох! Жена моя определяет это как «включает радио». Без, гад, выключателя. Ненавижу!
Мораль: молчи, за умного сойдешь.
РЕЗИНКА.
История из новейшей истории. Тавтология, конечно, но иначе просто не скажешь. Двадцать первый век, место действия – Москва. Столица, обрадованная всеми прелестями потребительского сознания и соответствующими возможностями. Всяких разных шмоток, аппаратуры, машин, услуг и развлечений – хоть залейся. И каждый использует это изобилие в меру своих материальных возможностей, пристрастий и, естественно, вкуса.