Личности у всех троих, прямо скажу, сомнительные. Лица перекошены, в глазах пустота, одеты кое-как. Двое такие полненькие, с лицами-блюдцами, а третий…

Его положили на койку рядом со мной. Тем двоим было лет эдак по пятнадцать, а этому где-то двадцать или побольше. Худой, высокий, с лошадиным лицом и лошадиными же зубами. И еще, помню, ботинки у него были такие, строительные, грубые, завязанные не на шнурки, а на проволоку. И еще он имел привычку скалиться. Страшно – не могу передать как.

При виде его мы с моим товарищем – говорю так, потому что мы сразу почувствовали родственные души и несколько недель провели вполне довольные друг другом (никакого намека на цветные отношения, я это подчеркиваю!) – пошли покурить.

Наверное, некоторая паника, охватившая меня, читалась на моем лице. Во всяком случае Яша начал здорово подшучивать, педалируя те самые страшные зубы, которыми этот парень, скорее всего, перекусывает свои «шнурки», а уж горло соседа-то – запросто. Да, есть люди, которые умеют подбодрить товарища.

Наверное, Яше тоже не очень было до смеха, но я-то был рядом с этими зубами.

Признаюсь, спать я ложился с большой опаской, наблюдая за манипуляциями раскручивания проволоки на огромных – размера сорок четвертого – ботинках и страшной ухмылкой, обнажающей неестественно большие зубы. Просто нечеловечески большие. Так, по сантиметру. И засыпал я тоже плохо. Точнее, долго не засыпал. Да черт его знает, что у него на уме с такими-то зубами! Кусковой сахар он грыз как халву.

Но ничего, обошлось. Никого он не загрыз. И вообще оказался неплохим парнем, просто с внешностью у него было, мягко говоря, не то. И другие отклонения, конечно, были, но он оказался самым нормальным или, скажем так, адекватным из этой троицы.

Боже, что вытворяли те двое, с застывшими тарелками вместо лиц и крохотными разнонаправленными глазками. Яша назвал их техническими мальчиками.

Уж и не помню, были ли они братьями или так сдружились, скорее последнее, но держались они всегда вместе.

Как-то сразу они влюбились в медсестру. Правда, хорошая была девушка, душевная.

Ну как проявляет свои чувства условно здоровый человек? Заигрывает, глазки строит, презенты дарит, комплименты говорит, стремится уединиться. Сценарий в общих чертах известен. А как поступали технические мальчики? Причем оба сразу. Они хватали ее за руку и тянули к себе. В койку. Замечу, что силы у них хватало.

Честно говоря, я не думаю, что у него, то есть у них обоих, были откровенно сексуальные намерения, в смысле полового акта. Но человекам хотелось нежности. Чтобы их поцеловали или еще что. Хотя бы по щеке погладили, что ли. Наверное, жилось им в том интернате ох как не сладко, если простое человеческое участие вызывало у них такую бурю чувств, которую они даже не могли сдержать. Да и не умели, полагаю. И на еду они набрасывались – это надо было видеть! Стоит ли говорить, что мы их баловали, подкармливали чем могли. Ведь им даже по веревке ничего не передавали. И медсестры тоже жалели. Но пугали те братцы их – будь здоров! Управиться с ними было сложно, и подчинялись, безоговорочно подчинялись, только одному человеку – той самой медсестре.

Одна картина по сию пору стоит у меня перед глазами.

Коридор в отделении был достаточно широкий, метра в три. Думаю, что он и сейчас такой. И вот как-то эти двое технических мальчиков, действительно повернутых на всякое действие, уселись посреди коридора так, что их приходилось обходить, нашли стык листов линолеума и, отогнув кусок, пошли копать вглубь. Как сказал Яша, клад искали. И что самое страшное, оторвать их от этого занятия было решительно невозможно! При любой попытке они поднимали такой шум, являли такую агрессию, что заставить их прекратить эти раскопки было просто нереально.

Кажется, ситуацию спасла та самая медсестра. Ее чуть ли не из дома вызвали, чтобы она прекратила раскопки.

Больные среди больных.

Кстати, особо желающие находили способ сбегать из отделения и покупать водку. И это при пораженной печени, когда ни жирного, ни острого, ни тем более спиртного категорически нельзя. Смерть, только несколько отложенная. На месяцы или на несколько лет. Так что запретами мало что можно решить.

Болезни бывают разные – заразные и как бы не очень. Недавно один ученый, занимающийся психическими болезнями, опубликовал статью, в которой утверждает, причем довольно категорично, что причина душевных расстройств как заболевания примерно та же, что и у гриппа. То есть вирусная. Или волновая. Помните, в школе учили про свет, который един в двух лицах, то есть имеет одновременно и волновую, и карпускулярную природу? Так с шизофренией. Словом, заразная эта штука. Кстати, я давно это подозревал.

Дело происходило на заре перестройки. Нет, собственно к перестройке имени товарища М. С. Горбачева мой рассказ имеет мало отношения, хотя тогда немало если не откровенных психов, то не слишком уравновешенных граждан вдруг всплыли на поверхность. Просто я обозначаю исторический период, в который мне довелось поехать в командировку в Киев. Или теперь уже правильно говорить «на Киев»? Ведь стали же недавно вместо по-русски грамотного «на Украину» говорить и, главное, писать, «в Украину». Главное, что это была моя первая поездка в этот славный город, поэтому я немного волновался. Главным образом потому, что опасался, что не смогу преодолеть там языковой барьер, который был у меня, например, в Каунасе, где я уже на второй день научился объясняться жестами, чем очень выгодно отличался на фоне нашей русскоговорящей туристической группы, причем порой очень громко говорящей, что, видимо, и служило причиной того, что продавщицы в магазинах их не замечали и не понимали. Особенно обидно это бывало в винных отделах, где, по сравнению с Москвой, в то время было поразительное разнообразие напитков.

Но мои опасения оказались напрасными. Когда на Крещатике я услышал, как две явно местные дамы чешут на великом и могучем, как-то сразу успокоился. Заволновался я позже, когда попытался устроиться в гостиницу. На том же Крещатике.

Унылые граждане, расположившие неподалеку от стойки администратора, многие с чемоданами и объемистыми сумками, свидетельствовали о том, что мест нет. Но я таки попытал счастья, попробовав договориться с дамой за стеклом, что, естественно, закончилось ничем, как и можно было предполагать. Более того, я получил от нее информацию, что вон тот гражданин – следовал кивок в сторону мужчины с чемоданом – кукует тут уже вторые сутки (или третьи?). И вообще тут присутствует живая очередь.

Мне хватило нескольких минут, чтобы понять, насколько тут жесткая конкуренция за койко-место. На моих глазах некто подошел к стойке с ключами, так сразу трое кинулись к нему с вопросом, не освобождает ли тот номер! Оказалось, что гражданин просто уходит из гостиницы по делам. На время. То есть вернется. И, опять же то есть, облом.

Я занял очередь и вышел на улицу покурить. Ясно, что ловить тут нечего, но, в принципе, ночку можно и переночевать в холле; у меня же законное место в очереди! Настоящим пропуском в гостиницу это не назовешь, но хоть что-то. То есть ситуация не так уж и безнадежна. А поскольку командировка у меня короткая, всего дня три, то перетерпеть, в принципе, можно. И, в принципе, у меня был запасной ход. В Киеве уже несколько лет жила моя одноклассница, вышедшая замуж за местного военного. Так что на край выход вроде бы был.

Не успел я докурить свою московскую сигарету, как ко мне подваливает некий гражданин. Мол, командировочный? Закурить дашь? Услышав два моих «да», он приступил к следующей фазе операции. Уже по-свойски сообщил, что в этой гостинице устроиться практически не реально, если нет брони.

Брони у меня не было. Но, как выяснилось за сигареткой, был вариант. Есть тут одна ведомственная гостиница, вполне приличная, хотя и не люкс, в которую селят, если ты говоришь администратору, что ты приехал на их предприятие. Сейчас уж и не вспомню, как оно называется, так что пусть будет «Восток». Или п/я 007. Но для этого нужно передать моему незнакомцу червонец.