ses germes de cristal sertis dans ma mémoire ses fous reflets poignardent la vie en son espoir y a-t-il encore des rires j’ai entr’ouvert la porte où la jeunesse nous jette l’aumône du passé les chambres toujours pleines de grappes de soleil que la douleur partage aux pauvres de la ville encore je n’ai rien dit je fuis entre les doigts ma vie a dépassé l’attente meurtrière de mon désir une flamme aveugle et fine court d’oeil en oeil et tue l’automne de chaque soir ainsi parla l’homme au milieu de son champ tout autour les herbes allaient traire la lueur des derniers rayons et la sagesse éveillée comme un nouveau-né au sein s’éparpillait en l’air qui pesait lourd lourd d’une richesse à peine supportable mais les lents soleils de sa voix roulaient par terre parmi les pêches et les luzernes c’étaient des amitiés vieilles et fidèles ее хрустальные зерна в оправе воспоминаний, безумный их отблеск пронзает жизнь и надежду; еще слышен ли смех? – приоткрываю дверь в годы, когда нам юность швыряла подачки в каморки, что щедры на светлые гроздья солнца: печаль раздает их на улицах бедноте городской; я еще ничего не сказал, ускользая меж пальцев, моя жизнь превзошла ожиданье смертельное страсти моей; слепящий огонь искрит от взгляда к взгляду, по вечерам убивая осень; так говорил человек, озирая поле, где высокие травы вот-вот выдоят капли последние солнца, и пробивается мудрость, как сосунок у груди: она парит над твердью – отяжелела высь под тяжестью плодов, готовых пасть; в ответ же неторопливо к нему солнце скользило по листьям персиков и люцерны: то была старая верная дружба; frères grains de sable ou de mil et de cytise frères ensoleillés dévidant leur certitude naissante à fleur de la vitre fine de l’absence à chaque sort son ombre et pour garder chaque tombe une main en moi il n’y a qu’absence je n’étais nulle part je ne te connais pas dit à l’âme claire celle dont on parle où la parole est reine et dont on parlera tant qu’il y aura lumière pour les perdus de vue et l’innocence sereine seule clarté seule qui te condamne à vivre la pluie t’a encerclé ton sang s’est éteint le ver de la détresse visse tu es loin toi longuement nouée autour de ma colère serpent des roses des vents sur les préaux des contes imbue d’odeurs sauvages de directions à suivre blanche comme la pureté saignée au fer des foudres братья! зерна песка или проса или ракитника, братья под солнцем, перебирающие свою решимость: ее плодит цветок на хрупком витраже разлуки; каждой судьбе свою тень, и заботе о каждом надгробии руки: во мне сплошная утрата — нигде меня нет; я не знаю тебя, – отвечает светлой душе та, о ком говорят, когда слово царит, о ком говорить будут впредь, пока день пребудет для всех, кто исчез из виду, и для невинности чистой; лишь ясность одна обрекает тебя на жизнь: ты в кругу дождя, в тебе стынет кровь; свернись, червь отчаянья, ты далече; на горле моем узлами змеиными гнев закручен розой ветров на сказочном поле6, насыщенном диким дурманом зовущего нас пути, чистого, как непорочность, в кровавом грохоте молний; tes yeux me suivent encore tout près des miens plus vrais que la lumière leur blé porte des vacances qu’ignore le soleil des plaines élevées sur la gloire de la mer j’ai vu les lents soleils des voix rouler par terre je n’étais nulle part trop de fois sous la fenêtre j’ai usé ma tête pleine contre le mur de la tête j’ai mis l’enfance au trot des chaînes aux poignets et j’ai cherché en vain l’image vaine et sourde mais la fenêtre est sourde · derrière je ne sais quel enchantement de lierre et de lumière de mots craintives ailes épaississant l’air clair du velours des tendresses твои глаза следят еще за мной вплотную – свет их дня правдивей: каникул в них жнивье под солнцем и в ненастье, поля вознесены над морем величавым; я видел неторопливого солнца отзвуки в мире; меня нет нигде; сколько раз под окном приглушал я раздумья о стену раздумий; детство свое заключил я в наручники прочно, тщетно искал я образ бесплодный и смутный; только окно это глухо: невесть, что там за восторги в плюще и проблеске слов – пугливые крылья нежного бархата ясную высь придавили; là où j’ai cru vivre le vide se durcit les oiseaux chassent l’espace des règnes illusoires mirage des séjours et sécheresse et sable emportez vos vendanges mémoires invincibles féerique tempête délivre-nous des craintes plus haut que le hasard et que les combles de neige j’ai pu grandir en toi ma peine foudroyée dévore ses limites et l’air s’emplit de peur l’été est sur nos pas dit-on des nuits de glace je n’ai connu que glace où l’herbe folle se frotte à peine une étincelle mais des milliers de nuits ont vu sous le même toit l’amour fermé à clé il fait un lourd jardin d’orage sous la pluie le jour viendra je sais je parle de ce jour j’écoute son remous et je connais son heure éclatante de la beauté plus belle que l’attente elle viendra vivante parmi les vies perdues souffrance après souffrance c’est la maison bâtie (—) |
