tout sens est interdit à ceux qui vont aux sources

puiser l’amour du monde et la limpidité des choses

une âme sans demeure flotte sur ces eaux

un son incomparable dans l’ombre prodigue

un son déchiqueté une infinie attente

et l’arbre de la terre dans sa raison de joie

brisez en vous les fastes de ces tardifs éclats

le roc regarde en face la peine sans retour

où un oiseau de deuil déploie la riche nostalgie

du paysage vaincu par l’impudeur des ans

il a traîné tes soirs dans la poussière des regrets

et les sanglots derrière le vide des montagnes

à peine étouffaient la cruauté tranquille

aux griffes amères sur le cou de la proie

rien n’a ébranlé le silence de puits

et sur la désolation tu as craché hautain

la mort a effleuré la seule raison de croire

et la douleur gisait au creux même de tes mains

чувства запретны тем, кто спешит к истокам,

земной любви зачерпнуть и вещéй чистоты;

дух бесприютный рвется к спокойным водам,

блуждающий звук несравненный, в тени,

из вечности ожиданья искромсанный звук,

и оживает радость зримая древа земного;

в душе разорвите света проблески – поздно:

в упор наблюдает скала невозвратности кару4;

печали птица с утеса тоскливо оплачет раны

поверженного пейзажа у ног безжалостных лет;

твои вечера обратил он в пыль сожалений,

и всхлипы рыданий в горней пустыне хребтов

едва приглушают спокойную эту жестокость

горя когтей на горле настигнутой жертвы;

ничто не нарушит безмолвья колодцев —

плюнь же над явною скорбью надменно,

смерть покачнула лишь веры устои:

стынет печаль прямо в твоих ладонях;

la désolation s’enfonçait si profondément

qu’on ne pouvait la voir qu’avec des yeux d’oubli

noir oiseau de proie danse sur des débris

toi éternelle jeunesse de la souffrance tu vis

où l’homme s’est perdu serrant son bien défunt

contre la nuit du coeur drapé de rêves antiques

il y a eu une fois un son inimitable

il a passé par-ci il a passé par-là

dans sa démarche légère vivaient de lentes fontaines

les lèvres du matin veillaient son lit de larmes

durs pavés des rues mettez des pas d’acier

dans ma volonté raidie prête et à affronter les vents

et les marées de boue les larmes nues de la cruauté

l’âge de l’impudeur

les mains salies d’avoir écarté la pureté

de son radieux chemin tapissé de lavande

les mémoires souillées brillantes comme l’or

vendues au plus offrant mensonges lâchetés

pavés sonnez plus fort dans ma poitrine aveugle

et que vos durs échos répondent à ma peine

(—)

скорбь уходит на дно в такие глубины,

где можно заметить ее только взглядом забвения;

черная птица хищно пляшет среди развалин,

ты, извечная юность, вновь оживаешь страданьем,

где человек потерян с мертвым своим добром,

вжимаясь в сумерки сердца под крепом античных

грез;

некогда там звучал невыразимый звук:

он рядом шагал, убывал эхом вдаль;

в легкой его походке неторопливость истоков,

губы зари на страже у ложа его из слез;

твердая улиц брусчатка ступала железным шагом

по нервам воли моей, готовой встречь и ветрам,

и грязи трясин5, слезам, обнажающим жесткость:

годы бесстыдства,

грязные руки, что выскребли чистоту

их дороги лучистой, устланной сплошь лавандой;

скверна воспоминаний, блещущих златом,

проданным самым наглым подлостям лжи;

мостовые! уверенней бейте в мою ослепшую грудь,

пусть ваше грозное эхо звучит моей болью;

de pierre soit mon refus du monde

la haine ma réponse mort douce seul ami

et profondeur toi solitude de mon oubli parmi les choses

et les êtres

ainsi parla l’homme au milieu du chemin

et j’écoutais les lents soleils des voix

qui côtoyaient la pierre l’ombre et la cendre

le sang des insoumis

j’ai écouté la plainte j’ai vu passer les gens

courbés insouciants sous la surdité de la pluie

chacun portait en lui une part de la clarté

mettait un frein aux joies oeillères aux souffrances

ô vies humiliées enveloppées d’angoisse

vos blessures me blessent vos regards de couteaux

réveillent des vies vaincues pour vous humilié

je porte la honte ancienne de vivre sans rougir

de porte en porte je porte la honte et la haine

ombre pour cette terre la mort mûrit en moi

(—)

стань камнем, отказ мой от мира,

гневом, ответ мой; кроткая смерть – друг единый

и смысл, ты – одинокость забвения в мире вещей

и живых!

так говорил человек посреди дороги:

я слушал неторопливый всплеск голосов,

огибающих камни, тени и пепел —

кровь несогбенных;

я слышал стенания, видел людей,

согбенных в бездумье под капли глухие дождя,

и каждый таил просветленья крупицу

и взнуздывал радость, зашоривал муки;

о! жалкие жизни в оболочке тревог!

ваши раны ранят меня, ваши взгляды-кинжалы

будят к жизни поверженных вам в унижение;

древний стыд я таю чувства жить, не краснея;

от двери к двери несу свой стыд и злость,

тень этой земли, замурованной смерти во мне,