— Сеньор Монардес, для меня большая честь познакомиться с таким великим врачом, как вы. Меня зовут капитан Альварес, королевский гвардеец. Когда-то вы вылечили мою сестру. В то время мы жили в Форментере де Леоне. Он стянул с руки металлическую перчатку и протянул доктору руку.

— А, да, припоминаю, — ответил любезно доктор, пожимая ему руку. Смею утверждать, что я хорошо знаю доктора Монардеса и, судя по его уверенному и сердечному ответу, мог бы побиться об заклад, что доктор вообще не помнил, о ком идет речь. — Как себя чувствует ваша милая сестра?

— Благодарю вас, сеньор, отлично, — ответил капитан Альварес, весело рассмеявшись. — Она замужем за дюком де Леоном.

— Вот как, — удивился доктор.

Сегодня на его долю выпало много неожиданностей, подумалось мне.

— Сеньор, — продолжил капитан. — Мне хотелось бы поблагодарить вас за оказанную помощь и от имени короля тоже.

— Для меня большая честь оказать услугу королю, — ответил доктор Монардес. — Прошу передать наилучшие пожелания и дюку де Леону.

— Непременно, сеньор, — ответил капитан. Затем он отдал нам честь, поднялся в длинную повозку, предназначенную для командоров, которая тут же отправилась вслед за каретой королевского врача.

Мы с доктором оставались на улице, пока повозка не скрылась из виду, потом вернулись в сад. Доктор молча шел немного впереди, глядя в землю. Я не знал, чего от него ждать. Но доктор вдруг покачал головой и засмеялся. Потом еще раз покачал головой и снова засмеялся. Я тоже улыбнулся. Доктор обернулся, чтобы удостовериться, иду ли я следом. Встретив мой взгляд, он опять весело засмеялся и пошел вперед, время от времени качая головой.

У колодца мы увидели Хесуса, который прыскал себе в лицо водой.

— Эй, Хесус, — шутливо бросил ему доктор. — Обмочил штаны со страху?

— Убрались уже? — спросил Хесус. Он сделал шаг в сторону и посмотрел вдаль.

— Не век же им здесь торчать, — ответил доктор. Однако произнеся это, он остановился и оглянулся назад. Я тоже обернулся. Разумеется, никого не было.

— Сукины дети! — вскричал Хесус. — Дармоеды! Не пашут, не сеют, не работают, только жрут, как свиньи. А кто их кормит? Народ их кормит! Я их кормлю! — выкрикивал он, драматическим жестом ударяя себя кулаком в грудь, прикрытую старенькой, потертой нижней рубахой.

Доктор засмеялся.

— Ты лучше корми их добровольно, а то они придут к тебе в дом и съедят все, — сказал он. — Может, и тебя съедят. Могут даже стены съесть. И купи себе новую одежду, — добавил он, проходя мимо Хесуса. — Нельзя, чтобы возничий доктора Монардеса ходил в рванье, словно цыган. Приходи завтра, я дам тебе денег на новую одежду.

— Завтра, сеньор? — отозвался Хесус, сообразив, что к чему. Иногда он был на это способен.

— Ладно, можно и сегодня, — доктор остановился, достал из кармана кошелек и отсчитал ему в руку несколько монет. — Ладно, ладно, не стоит, — махнул он рукой, когда Хесус открыл рот, чтобы выразить благодарность. — Гимараеш, — обратился он ко мне, — я пойду прилягу. Не думаю, что появится еще кто-нибудь, но если это все случится, скажи, чтобы пришел завтра. О чем бы ни шла речь. Даже если небо вдруг соберется падать.

— Хорошо, сеньор. Можете на меня рассчитывать, — ответил я.

Доктор поднялся по ступенькам в дом и закрыл за собой дверь.

Я подошел к Хесусу и обнял его за плечи.

— Хесус, ты болван, но я еще глупее тебя.

— Нет, сеньор, вот этому я никогда не поверю, — любезно ответил Хесус.

— Именно так, — повторил я. — Проклятая Португалия. В Португалии все дураки.

— Гм, — произнес Хесус задумчиво.

— Понимаешь, это буквально разлито в воздухе. И если ты, как и я, вырос там, то не можешь не заразиться.

— Гм, — снова повторил Хесус.

— Да, длинный язык — короткий ум, — задумчиво произнес я…

— Слушай, Хесус, — сказал я потом, бросив взгляд на темный дом доктора Монардеса. — Я думаю прогуляться до таверны дона Педро, пропустить стаканчик-другой. Если кто-то появится, скажи, чтобы пришел завтра.

— Но, сеньор, я тоже думал немного прогуляться… Так что не знаю…

— Нет, ты никуда не ходи, не стоит, — запротестовал я. — Я тебя хорошо знаю, да и ты себя знаешь тоже. Завернешь в какую-нибудь таверну и истратишь все деньги, а завтра доктор потребует отчет, где твоя новая одежда…Ты представляешь, что будет?

— Будет плохо, — ответил Хесус.

— Вот именно, — подтвердил я. — Так что тебе сегодня лучше побыть здесь. И если кто-нибудь придет, отправь его восвояси.

— Но сеньор… мне не хочется оставаться одному, — возразил Хесус. У меня даже мелькнула мысль, а не остаться ли мне, а Хесуса отправить домой, к жене, или вместе с ним пойти в таверну дона Педро, но тут он сказал: — Ладно, сеньор, я останусь.

— Вот и отлично, — обрадовался я и отправился по темной аллее — сначала медленно, а потом все больше ускоряя шаг. Уже почти стемнело. Когда я дошел до Калье-де-лас-Сьерпес, в городе уже зажигали уличные фонари.

Мне нужно было обдумать случившееся и сделать вывод. Хотя я не был особенно уверен, что это имеет смысл, — подобные вещи случаются только раз в жизни. Золотая птичка садится тебе на плечо. И в тот же миг ты говоришь какую-то глупость. Птичка тут же вспархивает с плеча. Прощай, Гимараеш да Сильва, прощай, глупый недотепа, ты меня больше никогда не увидишь… Из всего этого нужно сделать вывод. Но какой?

Что-то очень важное должно было родиться в моей голове в тот миг… Но что? И где же оно? Сколько я ни перебирал содержимое своей памяти, я не мог обнаружить там ничего существенного. И вот тут меня осенила важная мысль. Точнее, не в тот же самый миг, а уже позднее, вечером, когда я, пошатываясь, возвращался домой по улицам Севильи. Но так всегда и бывает: умные мысли приходят тебе в голову, когда ты меньше всего их ждешь. А мне вдруг стукнуло, что я могу сделаться ветеринарным врачом и лечить животных с помощью табака. В этой области почти не было конкуренции. Один-единственный доктор Дувар, которого прозвали Пабло-неудачник. А ведь по селам было много животных. Никто не лечил их с помощью табака, хотя в принципе было известно, что от некоторых болезней табак животным определенно помогает. Он может лечить их и от тех болезней, которыми страдают люди. Почему бы нет? Эта мысль показалась мне гениальной. Но на следующее утро, когда я проснулся, она уже не казалась мне такой гениальной, как накануне. Я даже подумал: «Ну вот, решил было сделать вывод — и что!» И вправду, ничего особенного, если учесть, какие обстоятельства этому предшествовали. Ну да, при дневном свете все выглядит по-иному, все бледнеет! Но потом, когда я вновь задумался, то постепенно изменил точку зрения. По сути, идея была неплохая. Я мог хотя бы попробовать, и, если окажется, что я нащупал правильную линию, я мог бы стать знаменитым и богатым. Даже не было нужды лечить животных от всех болезней. Я разузнал — через доктора Монардеса и других — некоторые подробности о положении в этой области. Оказалось, что во всех случаях, когда требовалась помощь ветеринара, это было связано с открытой раной — переломом, порезом, укусом, или если животное напорется на что-нибудь. Да, эта область медицины невероятно отстала. И в подобных случаях ветеринары всегда использовали одно и то же средство: сулему, или, говоря попросту, крысиный яд. Из-за частого употребления он страшно возрос в цене, сами животные стоили намного дешевле, поэтому крестьяне звали ветеринара лишь тогда, когда животное было для них очень ценным, а так старались вылечить его сами. Потому животное либо погибало, либо оставалось хромым.

Я рассказал доктору Монардесу о своих соображениях и спросил, действительно ли табак может излечивать раны животных. Он подтвердил, что почти уверен в этом. И в тех редких случаях, когда табак использовали с этой целью, результаты были хорошими. Доктор одобрил мою идею и обещал помочь, рассказывая в селах, через которые мы будем проезжать, о том, что я лечу животных. Он даже согласился давать свой адрес тем, кто проявит интерес, чтобы можно было в случае необходимости позвать меня. Доктор предложил (впервые!) предоставлять мне, когда нужно, карету с Хесусом, который купил себе новую одежду — красную сверху донизу — и крестьяне принимали его за цыгана, танцующего фламенко. А в тех случаях, когда карета будет занята, доктор обещал мне давать взаймы двадцать дукатов (без процентов!), чтобы я мог нанять другую карету, если придется ехать по вызову. Единственным условием, которое он мне ставил, было, чтобы я не привлекал к лечению его самого, ибо считал это для себя постыдным. Могли пойти слухи, что он обеднел или что-либо подобное, а это, конечно же, не соответствовало истине.