Мое сердце сильно колотилось, когда я подошел к дому доктора Монардеса. Я испытывал чувство, что толпа готова меня поглотить, пока я плечами прокладывал себе дорогу по Сьерпес. Мне казалось, что меня попросту никто не видит, и потому все идут прямо на меня.

Я открыл калитку и вошел в сад доктора. Стояла тишина, не было ни одной кареты, вообще никакого движения. Людей тоже не было видно. Я направился по аллее, слушая, как ботинки скрипят по сухой песчаной земле, и словно цепенел от этого звука — скрип-скрип, скрип-скрип. Я знал, что где-то позади шумит улица, но я ее не слышал. Уже в конце аллеи я словно очнулся от сна. Открыв дверь в дом, побежал по лестнице наверх. Да, дом и вправду опустел. Я направился в кухню — на столе лежала красная ленточка Паблито. Она показалась мне настолько яркой, насыщенно красной, будто горящий уголек. Я засмеялся, подошел к столу, перебросил ее через руку и застучал каблуками по полу, словно отбивал ритм фламенко. О, это не конец, сказал я себе, далеко не конец! Теперь все только начинается. И все же…

Я снова вышел наружу, расположился на ступеньках, опершись на локти и скрестив ноги, закурил сигариллу и стал рассматривать человечество сквозь ограду. Оно выглядело таким ничтожным и жалким.

«Ничего, — подумал я, закрыв глаза. — Я вас вылечу. Всех вылечу!»

В сознании всплыл образ доктора, отразившись в десятках фрагментов, словно в ярмарочном кристалле. Перед глазами поплыли сцены прошлого — я видел его на смертном одре, видел в профиль, в анфас, со спины, как он наклоняется к земле, поднимая что-то, как закуривает сигариллу, потом стоит, опершись на трость; видел, как он идет по какой-то дорожке, открывает дверь и оборачивается, чтобы убедиться, иду ли я за ним, как приближается ко мне и что-то мне говорит, но я не слышу, что именно, как снова закуривает сигариллу, как выбрасывает книгу за борт «Игиены» и как улыбается мне с той самой лестницы, на которой я сейчас сижу. Доктор Монардес… Когда-то все позабудут о нем, от него не останется и следа, даже воспоминаний, он исчезнет, утонет, навсегда растворится в темном омуте природы, в глубокой бархатной ночи Андалусии. Все пройдет, Пелетье. Только табак, это великое лекарство, может быть, сохранит память о докторе Монардесе, и перенесет его как мимолетную, призрачную тень куда-то далеко-далеко. Ведь он настолько силен, что может перенести на своих плечах тысячи ненужных вещей туда, куда ты пожелаешь, и даже не заметит этого.

А я, если проживу на этой земле достаточно долго, возможно, окажусь единственным человеком, кто сохранит память о докторе Монардесе.

Он ведь действительно был необыкновенным человеком — доктор Николас Монардес из Севильи. Его нельзя забывать.