Только одно удручало меня немного, Агнета была неизменно грустна со мной, молчалива и никогда не оставалась надолго, убегая к себе. Но это я мог понять – не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о нашей связи до возвращения йофуров, которые должны будут поженить нас. И здесь, в родном для меня Брандстане, я впервые скучал, я скучал без моей милой…

…За пару дней до отъезда ночью ко мне постучала Агнета. Я открыл, и она неожиданно бросилась мне на шею. Ошарашенный, я обнял её, чуть-чуть отстраняя:

– Ты что? Что-то случилось? Тебя кто-то обидел? Гуннар?! – я готов был броситься к нему, если он обидчик, и тут же изрубить в куски. Ведь только сегодня утром я сказал матери, что хотел бы жениться на Агнете.

Но линьялен Сольвейг чуть не задохнулась от возмущения:

– Ты, потомок Торбрандов, и ублюдочная дочь служанки?! – её глаза заблестели гневом, губы скривились чуть ли не с отвращением. Ты ума лишился? Или глупостей, каких натворил с ней, пока мать занята целые дни?!

– Я не мальчик, мама, чтобы ты отчитывала меня, – вспыхнул я. – И Агнета не дочь служанки, а наперсница дроттнинг.

– Дроттнинг ещё нет, даже Самманланда ещё нет, ещё я правлю Сонборгом и, как линьялен Сонборга, я запрещаю тебе даже думать об этом. Вот будет у вас дроттнинг, её и проси благословить твой брак.

Другого ответа я и не ожидал от моей матери, но сказать ей о своих намерениях должен был. И вот, когда у меня появились такие намерения, Агнета вдруг ночью явилась ко мне и будто не в себе.

Когда я понял, зачем она пришла, я обнял её, но без малейшего намерения воспользоваться овладевшей ею слабостью, зачем же я буду раньше времени портить девушку, которую намереваюсь взять в жёны. Я отвёл Агнету на женскую половину в её горницу, поцеловал в щёки у дверей:

– Не думай, что я пренебрегаю тобой, Агнета, я только хочу, чтобы всё было правильно, – сказал я как можно ласковее. Если это моя будущая жена, я должен научиться быть великодушным с ней. Но обнимать Агнету мне очень понравилось, и щёки её пахли тёплым молоком с мёдом…

Об этом я и вспоминал все дни, что мы были в Брандстане. И думал, а не потупил ли я как последний болван, что не воспользовался её неожиданной смелостью, что отпустил, даже не поцеловал…

…Мы видели наших молодых йофуров во время вечерних трапез, все дни они проводили после окончания татуирования за изучением вновь сведённых законов нового йорда.

Но вот всё заканчивается, и поезд йофуров уже собирался в Сонборг для окончательной передачи власти, уже перед теперь Самманландом. Для коронования и начала новой жизни. У всех нас начнётся новая жизнь. Полагаю, каждый, кто ехал в этом поезде, состоящем из множества повозок и верховых, думал так…

…И я размышляла, впервые, будто мучась совестью за то, что совершила очередное, которое уже на моём счету злодейство – убила своего нерождённого внука. Убивать чужих детей казалось легче, а тут и ребёнок-то едва только завязался в теле матери, мало ли происходит выкидышей…

И всё же это был мой внук, моя кровь, кровь моего сына. Я была уверена, что поступила правильно и, случись решать вновь, я поступила бы так же. Но всё же так тошно ещё никогда не бывало на душе, будто переполнилась чаша преступлений… Будто теперь удача отвернётся от меня. Но нет, нет, я уверенно иду по давно избранному пути и если Боги до сих пор не остановили меня до сих пор, значит я их орудие.

Вся площадь Сонборга была заполнена людьми, всем хотелось видеть, как впервые в истории Свеи два больших йорда станут одним, как юные йофуры наденут короны.

Было пасмурно, но уже тепло, дело к весне, снег растаял и нового уже не ждали. Для церемонии выстроили открытый помост, застеленный сейчас коврами. Сольвейг и Бьорнхард, Рангхильда и Ингвар в нарядных одеждах, расшитых драгоценными каменьями, золотыми и серебряными нитями, все могли видеть йофуров, отдающих сегодня свои короны юным преемникам, такого тоже не помнил никто, в истории Свеи никто ещё       добровольно не отдавал корон…

Линьялен в коронах поднялись на помост. Молодые алаи встали вдоль по обе стороны возле помоста. Эрик Фроде вышел и становился между ними, держа в руках большое серебряное блюдо. Пока оно было пусто.

Трубы подали голоса со всех сторон, их поддержали большие барабаны. Линьялен Рангхильда, особенно красивая и величественная в этот момент, казавшаяся совсем молодой, вышла вперёд и, подняв руки в блеснувших браслетах, проговорила громко, так, что притихшая площадь услышала каждое слово:

– Слушай, Брандстан и Сонборг! Я – линьялен Рангхильда Брандстанская своей рукой снимаю с себя корону брандстанских конунгов! – и сняла корону со своей головы и кладёт на поднос к Фроде.

Теперь очередь Сольвейг выйти вперёд. Она не так великолепна, как Рангхильда, но в этот момент она была величественна и прекрасна как никогда прежде.

– Слушай и смотри, Сонборг и Брандстан! Я – линьялен Сольвейг, из рода Торбрандов, снимаю с себя корону конунгов Сонборга!

На площади в эти мгновения стало так тихо, что было слышно звяканье металла по металлу, когда Сольвейг положила свою корону на поднос.

Загудели в воздухе трубы, Эрик Фроде под их гул провозгласил:

– Смотри, Сонборг! Смотри, Брандстан! Грядёт новый конунг!

Сигурд в белой рубашке без меча на поясе шёл к помосту через площадь. Вслед за ним на помост поднялись трое его алаев.

– Конунг Объединённых Земель Самманланда Кай Сигурд! – разносится над площадью.

Высокий дородный слуга медленно следовал через площадь, высоко держа поднос с новой большой короной, отлитой из серебра и золота со смарагдами и лалами по серебряному ободу, лучи-острия в виде пик – золотые…

…Корона тяжело, но ловко легла на мою голову, будто даже согрела мне лоб. Едва корона опустилась на меня, площадь взорвалась ликующими криками. Люди выкрикивали моё имя, добавляя: «Слава конунгу!» Повторяя и повторяя. Кажется, это кричит всё, даже небо…

Под эти крики на площади появилась Сигню, как и я, в одной рубашке, тоже с золотым поясом, но без ножа или кинжала. Простоволосая, как и моя мать, и Сольвейг. Но, её волосы, мягкими волнами ниспадая по спине, золотились на выглянувшем солнце.

Люди, увидевшие Сигню, радостно приветствовали её: «Свана Сигню! Слава Свана Сигню!» Едва ли не громче и радостнее, чем меня.

Сигню смотрела только на меня, улыбаясь. Она прекрасна так, что само солнце вышло из-за облаков взглянуть на неё. Я счастлив, смотреть, как она приближается ко мне, моя дроттнинг, и я не мог не улыбаться. Сигню поднялась на помост, и толпа умолкла, снова стало тихо.

Я же взял в руки вторую корону с подноса: два металла, Сонборг и Брандстан, лалы – Солнце, смарагды – леса и травы и море, входящее в наши фьорды, омывающее наши берега.

– Дроттнинг Объединённых Земель Самманланда Свана Сигню!

Я опустил корону на её голову и подал ей руки, Сигню вложила в них свои, так же, как, когда мы женились на этой же площади. Несколько мгновений мы смотрели и видели только друг друга.

Но надо было повернуться к людям, теперь нашим подданным, нашим бондерам, за них, за их жизни и благополучие отвечаем отныне мы двое. И мы повернулись, подняв наши, соединённые навеки руки. Толпа радостно взорвалась ликованием: «Конунг!», «Дроттнинг!» и «Самманланд!». Теперь так называется наш йорд. Новый йорд Свеи.

Гагар поднял меч в ножнах, передал его Гуннару. Этот меч специально выкован для меня: огромный, под мой рост, с богато украшенными навершием и ножнами. Гуннар, избранный мной воевода, встал на одно колено и с поклоном протянул меч мне. Я принял его и, вынув из ножен, поднял над головой:

– Смотри, Самманланд! Конунг преумножит и защитит твои богатства!

Снова взорвалась криком и уже не умолкла восторгом толпа. Снова трубы, но уже не призывающие к вниманию, а ликующие, поддерживающие ликование толпы…