Но, должно быть, голод и вожделение оказывались сильнее здравого смысла. Вот и теперь на новый поиск ушло куда меньше времени. Палочка благовоний не успела бы прогореть, когда впереди сквозь туман мелькнула человеческая фигура. Линьсюань ускорил шаг, хотя мог бы и не торопиться: дух, как та курица, явно был озабочен мыслью «а не слишком ли быстро я бегу». Уже стало видно, что это женщина в светлом платье, почему-то даже без плаща. Подол платья зацепился за сухой сук на земле, женщина покачнулась, едва не упав, и испуганно обернулась к догонявшему её заклинателю. И Линьсюань выругался в третий раз — на него своими огромными лучистыми глазами смотрела Жулань.
Ну да, никто и не обещал, что будет легко.
— Это вы! — «Жулань» улыбнулась с радостью и облегчением. — Я испугалась.
— Как вы здесь оказались? — наверное, не стоило вступать с нечистью в диалог, но что ещё делать, если меч выхватить рука не поднимается? Не отпускать же.
— Я искала вас…
— Здесь⁈
— Мне сказали, что вы пошли в лес, — Жулань неожиданно оказалась очень близко.
— Вас тут быть не должно.
— Я хотела вас найти, — она заглянула ему в глаза, от чёрных волос, украшенных шпилькой с подвеской, исходил едва уловимый, но очень приятный аромат. — Мой муж снова приехал в Гаотай, я боюсь оставаться в доме. Вы меня защитите?
Линьсюань молча сделал шаг назад, чувствуя, как начинает кружиться голова. Женщина одновременно сделала шаг вперёд, и вдруг, охнув, снова покачнулась и начала падать прямо на него. Линьсюань машинально подставил руки, а в следующий миг обнаружил, что бережно усаживает Жулань на землю под ближайшим деревом.
— Больно, — с виноватой улыбкой шепнула она. — Знаете, как больно?
— Вы подвернули ногу?
— Нога — это ерунда. Знаете, как болит душа? Посидите со мной.
Линьсюань опустился рядом. Голова кружилась всё сильнее, пришлось опереться руками о землю, чтобы не упасть прямо где сел.
— Я тебя любила, — шепнул над ухом женский голос. — Знаешь, как я тебя любила? Но ты ушёл.
— Я бы вернулся.
— Не верю, — плечо и бок чувствовали тепло прижавшегося тела. — Ты не приходил уже много лет. С чего бы тебе возвращаться сейчас?
Медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, Линьсюань повернул голову. Рядом с ним сидела не Жулань, а Татьяна. Она казалась несколько старше, чем он её помнил, и Линьсюань невольно потянулся, чтобы разгладить морщинку рядом с одним из бесконечно знакомых глаз.
— Помнишь, как ты уверял, что любишь меня?
— Да, — собственный голос прозвучал откуда-то издалека.
— Помнишь, как звал меня замуж?
— Да…
— Но ты меня бросил. Ушёл и не вернулся. Почему ты меня бросил?
А действительно, почему? Линьсюань попытался собраться с мыслями, но они разбегались тараканами при включённом свете.
— Я ждала тебя. Я выплакала все глаза. Но тебя всё не было. Скажи… ты ведь виноват передо мной?
— Виноват, — машинально согласился Линьсюань, пытаясь ухватить за хвост хотя бы одну из мыслей. Но этому мешали поднимающиеся изнутри горечь и чувство вины, словно осадок, когда взболтаешь бутылку.
— Ты меня бросил.
— Да.
— Ты заставил меня страдать.
— Да.
— Ты меня предал, — на щеках Татьяны блестели слёзы. Прозрачные капли, словно струйки кипятка, обожгли душу самого Линьсюаня.
Вот только никакой Татьяны в этом мире не было и быть не могло. Наконец-то ухваченная мысль оказалась простой и отрезвляющей.
— Чего ты заслуживаешь за это?
— Смерти, — твёрдо ответил Линьсюань и успел заметить, как в глазах напротив мелькнуло торжество. А в следующий миг вылетевший из ножен меч обрушился на призрака — и тот издал пронзительный, совершенно не человеческий визг. Словно металлом по стеклу полоснули.
В голове мгновенно прояснилось. Линьсюань вскочил, оскалившись. Тварь тоже оскалилась, утратив всякое сходство и с Татьяной, и с Жулань. И вдруг размножилась, окружив заклинателя добрым десятком женских фигур. Линьсюань усмехнулся — до сих пор он такого не видел, но читать доводилось. Справиться с этим фокусом было просто, не зря он давно научился управлять мечом без помощи рук. Ханьшуй стремительно очертил круг, пронзая призрачные фигуры одну за другой, и снова удобно лёг рукоятью в ладонь. Вовремя — размножение было лишь прикрытием. Снова зашуршали листья, и к Линьсюаню устремились длинные, гибкие корни.
Их было много, больше, чем в прошлый раз, и теперь заклинатель не стал отмахиваться от них мечом. Старый добрый защитный барьер, с прошлого года, когда Линьсюань применил его в первый раз в памятной битве с призраками у колодца, был отточен в тренировках и ставился практически мгновенно, не требуя мучительного вспоминания последовательности действий. Неудобство состояло в том, что, прячась за ним, призрака вовне не достанешь, но чтобы не дать себя спеленать, он годился. Теперь можно было под его прикрытием рубить корни по одному, благо мечу барьер не мешал.
К счастью, призрак, как и большая часть его братии, и не думал убегать и прятаться. Добыча, в последний момент выскочившая из зубов, да ещё и больно укусившая, привела его в ярость, и он кружил вокруг щита, появляясь и исчезая то там, то здесь. Корней было много, Линьсюань быстро понял, что так он с ними провозится до вечера, и рискнул применить новое, недавно выученное заклятие, требующее много сил, зато и действующее с куда большей эффективностью, чем его обычные.
Ханьшуй с размаху вонзился остриём в землю, на мгновение потемнело в глазах, а от меча, как круг по воде, пошла волна не то дыма, не то пыли. Она поднялась в человеческий рост, прокатившись от Линьсюаня по всей поляне, внутри кольцевой волны вспыхнули огненные искры, а потом всё улеглось. Только обнажилась земля, лишившись покровов из листьев и мха, да стволы деревьев, попавших в волну, остались без нижних веток и даже частично без коры. Никаких шевелящихся корней больше видно не было. От барьера, впрочем, тоже не осталось и следа.
Линьсюань крутанулся на месте — а где же призрак? И едва не пропустил момент, когда откуда-то сверху, видимо, с вершины дерева, слетело смазанное светлое пятно. Линьсюань выбросил вперёд обе руки, одну с мечом, другую сложив в печать, что не дала призраку рассеяться, уходя от удара. И сразу же ударил ещё раз, вымещая страх от осознания недавней близости смерти. На секунду он увидел настоящий облик духа: действительно женщина, очень юная, почти подросток. На ещё не утратившем пухлощёкость личике мелькнули растерянность и страх, призрак тоненько, совсем подетски вскрикнул — и исчез.
Линьсюань перевёл дух. Потом вызвал указующий талисман. Золотистая стрелка крутанулась и рассеялась, подтверждая, что с призраком покончено, больше указывать не на кого. Заклинатель ещё раз перевёл дух, вложил меч в ножны и немного постоял, приходя в себя.
Вот значит, как это работает. Полное затмение мозгов, несколько простых слов, сказанных призраком — и ты сам лезешь в петлю, на радость этой… маленькой жадине. Главное, заставить человека раскрыться. С первым обликом она промахнулась, зато второй сработал как надо. Даже понимая умом, что перед ним не Жулань, Линьсюань поддался и позволил нащупать слабое место в своей душе: сомнение в своей правоте перед брошенной им Татьяной. Сможет ли он теперь вспоминать её без содрогания?
Наверное, страх пройдёт. Не в первый раз он рискует жизнью, это становится привычкой. Спасибо Чжаньцюну, без его талисмана Линьсюань, наверное, вообще не смог бы осознать неестественность происходящего. Да, кто б сказал когда-то Андрею, что именно станет его профессией… И даже не потому, что этого хочется, а потому, что положение обязывает. Интересно, чем это считать: слабоволием, неспособностью пойти против навязанного обществом, или наоборот — торжеством силы духа над естественной трусостью?
Зато каким восхитительно живым себя чувствуешь, когда всё уже позади!
* * *
Победно развевавшиеся над Хэйма флаги с драконами свидетельствовали, что битва была выиграна. Окрестности городка с воздуха напоминали муравейник: победоносная армия принца, который не сегодня-завтра начнёт официально именовать себя императором, устраивала лагерь прямо под стенами. Раскрывались, как бутоны, палатки, дымили костры, разгружались телеги, рядом в реке поили лошадей, и оттуда же вереницы солдат и обозных таскали вёдра с водой к кострам.