Внимательно оглядев представителя Свияжской епархии, Иоанн Иоанович вновь ему благожелательно кивнул, давая понять, что его понятливость и беспристрастное служение правосудию замечено.
— Ответствуй, иноче Илинарх: обитель твоя дает кому-либо зерно, серебро либо иное имущество в долг под загодя оговоренную лихву, нарушая тем самым каноны веры?
Чернец начал молча дергаться в руках катов. Отвечать он не желал (не на ТАКОЙ вопрос!), но и терпеть боль от жгущего руку креста тоже было… Пока возможно, но надолго ли это?
— И опять твое молчание красноречивее иных слов. Довольно с него, Горяин!
Старший сын верного пса царского тут же выдернул из чужих пальцев чудотворный наперсный крест, окунув его в поднесенный ковш с водой. Вытянул из рукава кафтана уже знакомый платок, насухо обтер реликвию и с поклоном вернул владельцу.
— Покажи нам всем свою ладонь, поп.
Не дожидаясь реакции плохо соображающего инока Илинарха, дознаватель самостоятельно разогнул его пальцы и задрал ладонь повыше, дабы все могли увидеть багровый ожог в форме креста.
— Слова твои суть ложь, и вера твоя ничтожна! Не желаю тебя видеть более.
Повинуясь небрежному жесту, служители поволокли представителя Покровского монастыря прочь из подвалов Тимофеевской башни.
— Сим говорю: знахарь Жданко сын Егорьев невиновен как пред Троном, так и перед Церковью: будучи некрещеным, он не может быть еретиком и вероотступником — однако же, отреченную книгу у него все одно следует взять и передать в Чудову обитель для предания огню.
Внимательно слушающие приговор монахи согласно закивали, начав накладывать на себя и «Шестокрыл» крестные знамения.
— Как без вины претерпевшему от воеводы Балахны и Покровского монастыря, назначаю виру по двадцать пять рублей от каждого обидчика, и тако же в казну. Кроме того, рекомый знахарь обязан пройти испытание Аптекарского приказа на знание своего ремесла, по результатам которого будет оставлен на обучение, либо внесен в реестр лекарей и волен практиковать где угодно в Русском царстве.
Несмотря на оправдательный приговор, каты от рослого горбуна не отходили, заставляя хитрож… Гм, умного знахаря легонько нервничать и не отрывать здорового глаза от почему-то медлящего с завершением приговора судии.
— А что, Жданко, готов ли ты сердцем и душой принять веру истинную, православную? Обещаю, тебя покрестят полным и правильным обрядом.
— Так… Я бы с радостью?
— Это правильно, это хорошо. Отче Леванид, не станешь ли проводником сему язычнику под сень храма Господня?
Буквально полыхнув радостной надеждой от перспективы остаться в столице, чернец скромно напомнил:
— Благое дело, царевич-батюшка: но не потеряют ли меня в Спасо-Евфимиевской обители?
— Не потеряют, сам игумену отпишу, чтобы благословил тебя на деяние благое.
В большой подвальной зале все как-то разом пришли в движение: сначала начали аккуратно теснить-направлять в сторону выхода изрядно набравшихся впечатлений монахов и послушников. Затем, почти дружески ткнув в бок, увели ополаскивать телеса и примерять чистые портки и рубаху изрядно попахивающего потом и нечистотами бывшего обвиняемого. Утянули к кирпичным стенам конторку с вещественными доказательствами, тут же начав перекладывать рукописи в мешок для последующей передачи в Аптекарский приказ. Вторую конторку с легким скрежетом переместил сам писец, которому еще предстояло изрядно потрудиться, переписывая набело все приговоры и повеления царевича Иоанна Иоанновича. Что же до двух синеглазых братьев и их свиты, то они по выходу из застенков медленно пошли в сторону наполовину разобранной деревянной церкви святых Константина и Елены, попутно негромко практикуясь в италийском языке.
— … начинаю понимать, почему Митя посоветовал первые два-три суда провести самому. Разом и занятия с чужими Узорами, и упражнения для ума! Ну и справедливость учинить, тоже дело хорошее…
— Как и пополнение для каменоломен и реестра лекарей. Домнушка тем горбуном будет очень довольна… Жаль только, он уже старый, и дар в нем невелик. М-м, Вань, а ты сейчас куда?
Пожав плечами, средний царевич с легким смешком поинтересовался:
— Что, любопытство твое еще не иссякло? Ну, допустим, потрапезничать думал.
— Да не то, что бы… Просто меня посол персидский сегодня утром к себе приглашал, на настоящий восточный плов с бараньими ребрышками. Самому-то мне лениво, но я подумал: он же три больших битвы с османами прошел и кучу мелких стычек… Вдруг тебе будет интересно послушать о том, как персы с янычарами, сипахами[5]и акынджи[6]резались?
— С янычарами и сипахами⁉
Резко встав на месте, средний сын Великого государя Руссии задумчиво огладил жиденькую бородку.
— Угум. Анди-бек еще говорил что-то про красивых танцовщиц…
Иван, избалованный своими личными весьма красивыми девками-челядинками, пренебрежительно фыркнул:
— Да там, поди, у каждой на телесах белил с сурьмой и хной столько, что хватит лавку в торговых рядах открыть! А вот про осман послушать было бы полезно… Едем!!!
[1]Длинная грубая рубаха из конских волос или грубой козьей шерсти, носившаяся христианскими аскетами на голое тело для умерщвления плоти — потому как довольно быстро растирала тело до крови и мяса.
[2] Свободный человек, работающий на кого-то по договору (ряду).
[3]Закуп отличался от свободного работника тем, что брал у феодала (или монстыря) деньги вперед, а затем их отрабатывал, т.е. за долг «отдавался в работу» на условиях личного найма до уплаты заемного обязательства (купы).
[4]Е́ресь жидо́вствующих — принятое в историографии название для ряда разнородных религиозных движений (ересей с точки зрения Православной церкви) «Жидовствующими» в XVIII — начале XX веков называли «субботников» (не путать с адвентистами), соблюдавших все ветхозаветные предписания и ожидавших пришествия Мессии.
[5] Тяжелая каваллерия Османской империи, получавшая от султана надел земли (тимар) за службу в армии. Так же в обязанности сипахов входило снаряжение определенного количества воинов со своей земли: русский аналог сипахов — помещики с их боевыми холопами.
[6] Иррегулярная турецкая легкая конница. Султан не платил акынджи жалование, но за преданную службу им позволялось брать любые трофеи, полученные в бою, грабить вражеские города и деревни.
латы заемного обязательства (купы).
Глава 9
Глава 9
С началом июля жизнь в Кремле заметно оживилась: во-первых, вскоре должен был отъехать на смотр Засечных линий и порубежных полков царевич Иоанн Иоаннович — а так как его должна была сопровождать соответствующая свита из княжичей и бояричей, то в воротные башни то и дело въежали вторые-третьи сыновья многих уважаемых семейств и родов Русского царства. Чтобы помелькать несколько раз перед царственным ровесником и успеть поместничать, если кого из них невзначай обошел на повороте какой-нибудь худородный недоросль, нагло занявший чужое место близ второго наследника Московского престола. Попутно можно было походить с деловым видом близ Теремного дворца и Грановитой палаты, помолиться в Успенском соборе, поглазеть на стеклянные стены и крышу царского Зимнего сада — в общем, себя как следует всем показать, и на других свысока поглядеть!
Вторая причина для суеты приказных людишек была еще весомее первой: прошлой осенью Великий государь возжелал навестить Кирилло-Белозерскую обитель, но сначала помешали дела правления, потом несчастье с сынами… Однако же весной Иоанн Васильевич вновь вернулся к идее посетить святые места: и вот теперь слуги верные усердно приуготавливали все необходимое, чтобы путь любимого повелителя был гладок и не омрачен разного рода досадными помехами и негораздами. Каждый божий день из Москвы скакали гонцы с наказами и распоряжениями, тщательно проверялись мосты и дороги, загодя собрали и выслали вперед сразу несколько больших обозов с различными припасами — и конечно же, готовили к царским смотрам полки дворянской и поместной конницы. Не дай бог, Иоанн Васильевич углядит какой непорядок или небрежение долгом: после такого даже самый родовитый воевода может в каменоломни отправиться на год-другой, «повоевать» с неподатливым камнем молотом, зубилом и кайлом!