— Народ мой… Люд православный, москвичи и гости столицы!
Взойдя на возвышение, Дмитрий остановился недалеко от края. Постоял так с полминуты, а затем медленно стянул с лица узкую тряпицу, скрывавшую страшные бельма его слепых глаз. После недолгого молчания по морю людских голов пошли многоголосые волны тихих стонов и сдавленных восклицаний — а слепец на том не остановился, сняв и Золотую шапку. При виде короткой седины стенания стали громче, стали доноситься выкрики и что-то невнятное, но явно несущее угрозу врагам любимого государя-наследника… Однако могучий зверь разом присмирел, стоило ему увидеть вздетую вверх руку.
— Я провинился перед вами! Проявил слабость, подвел батюшку и семью… А посему — народ мой!
Одним коротким движением воткнув-утвердив посох на помосте, государь Московский и Великий князь Литовский плавно опустился на колени и склонил голову:
— Прошу: прими покаяние мое…
[1]Honrado Concejo de la Mesta — очень влиятельное объединение дворян-овцеводов в Испании, обладавших крупными стадами овец, созданное в 1273 году указом короля Альфонса X Мудрого с целью экономической кооперации всех знатных людей Леона и Кастилии, занимавшихся овцеводством.
[2] Старорусское — с ума сошел.
[3]Вымершая древнерусская порода собак, относится к группе молоссов и догов. Использовалась при травле и охоте на крупного зверя, отличались полным бесстрашием и тем, что вдвоем-втроем уверенно «добывали» медведя.
[4] Становой кафтан — то есть сшитый по фигуре, «по стану», споясом-перехватом на талии. Имел короткие, до локтя рукава.
Глава 4
Глава 4
Укрытый бархатистым покрывалом ночи, под присмотром полноликой красавицы-луны — мирно дремал и видел яркие сны славный город Вильно. И делал бы это и дальше, ведь до утра еще было несколько часов, и можно было бы досмотреть предутренние, самые сладкие и интересные сны… Да вот только в Большом дворце Великих князей Литовских, Русских и Жамойтских, что возвышался над спящим городом, вдруг началась непонятная суета. Зачин ей положила пятерка русских дворян, возглавляемая ретивым гонцом-сеунчем в алой шапке: разбрызгивая шипастыми подковами жеребцов рыхловатый снег, всадники уверенно пролетели по тихим улицам стольного града, оставляя за собой многоголосый лай цепных кобелей. Только-только собаки успокоились и вслед за ними перестали перекрикиваться люди-сторожа, как в сонный город пожаловала ертаульная сотня Черной тысячи — слыша которую, псы вновь начали шуметь, тревожа и будя поневоле просыпающихся тут и там хозяев. Ну а когда по улицам потекла река линейных сотен дворцовой стражи, тут уж переполох пошел по всему городу — включая и Большой дворец Великих князей Литовских. Нет, понятно, что дворня в нем сильно загодя готовилась к возвращению хозяина, старательно намывая и натирая воском полы, выбивая-выхлопывая пыль из ковров и гобеленов, жарко протапливая жилые покои, натирая развешенное по стенам оружие и щиты… Такое усердие бы было достаточным, если бы не знание того, что с повелителем прибудет и его сестра: и если царевна Евдокия была хотя бы вполовину придирчива как покойная королева Бона Ягеллон… Самые пожилые из прислужников, прекрасно помнящие жестокий нрав вздорной итальянки, в открытую шептали молитвы, чтобы Бог охранил и уберег их от этакой напасти! После чего с удвоенной силой гоняли молодых служителей, и чем ближе был миг появления господ, тем больше обнаруживалось всяких недоделок и неустроенностей — отчего великокняжеская резиденция все больше напоминала этакий курятник во время пожара, в который вдобавок еще и лиса забралась. К тому же, характерный шум и огни со стороны Большого дворца отозвался своеобразным эхом в городских усадьбах знатнейших и именитейших мужей Литвы, уже истомившихся в ожидании возвращения Великого князя. Так что теперь все эти ожидальщики торопливо подскакивали с нагретых постелей, на ходу плескали едва теплой водой в свои изрядно помятые со сна благородные лик, и хрипло рычали на зевающих слуг, чтобы те скорее тащили праздничные одеяния. Ведь радость-то какая! Наконец-то в Вильно вернулся любимый, а некоторыми так даже и обожаемый государь Димитрий Иоаннович!!! В отсутствие которого низовая шляхта совсем распоясалась и начала как-то уж слишком нехорошо поглядывать на богатую магнетерию и природную знать Великого княжества Литовского. Да что там! Иные нищеброды, у которых всего имущества за душой — лишь герб да сабля на поясе потертых штанов, уже чуть ли не в открытую голосили, что это именно ясновельможное панство поднесло отраву благословенному самим Господом правителю! Даже и конкретные фамилии уже звучали, причем наибольшей «популярностью» отчего-то пользовались Радзивиллы, Вишневецкие и Сапеги… И ведь многие скорбные головой шляхтичи верили этим гнусным наветам! Сомневаясь лишь в том, кому именно продались большие чины Пан-рады: большинство думало на круля Юхана Второго, а меньшинство почему-то нехорошо поглядывало на католического епископа Протасевича. Ведь всем известно с давних пор, что яд излюбленное оружие именно католического клира — а те же Сапаги, например, совсем недавно всем семейством перешли в католичество, и им бы полезно продемонстрировать верность Ватикану…
Третьей, и пожалуй, самой малочисленной группой среди беспокойной низовой шляхты были сторонники версии, в которой основным виновником был Гохард Кеттлер — последний ландмейстер недавно канувшего в небытие Тевтонского ордена. Многим в Литве было доподлинно известно, что сей самозванный герцог бывшей Курляндии и Семигалии был весьма милостиво принят и обласкан при польском королевском дворе. Опять же, судя по внезапно запылавшему в Ливонии мятежу вечно-нищих ливонских баронов, круль Юхан весьма щедро отсыпал талеров бывшему магистру Ордена. Были у Кеттлера и иные доброжелатели, нанявшие для него сразу три роты германских ландскнехтов и организовавшие небольшой приток добровольцев из коронных земель самой Польши и курфюршества Бранденбургского…
— Эй, кто там! Факелов поболее, и ковры обмахните… Натоптали уже, ироды!
Во внутреннем дворе каменной громады у подножия Замковой горы внезапно стало очень многолюдно — вот только все эти новые люди как один позвякивали чернеными бахтерцами и оружной сталью, с подозрением взглядываясь в собравшиеся тут и там густые тени. Впрочем, ныне и с оружием, и с подозрениями в Вильно никакого недостатка не испытывали: в воздухе раннего марта понемногу начинало пахнуть войной, чадным дымом пожарищ, и большой кровью. Правда, безземельной шляхте и панцырным болярам еще было не вполне ясно, кого именно они будут резать, жечь и грабить — но что это будет обязательно, сомнений не было ни у кого. К тому же и поляки обнаглели чрезмерно, и степняков неплохо было бы приструнить, и в Ливонии навести порядок — а желанную определенность в этот важный и поистине животрепещущий вопрос должен был внести именно Великий князь Димитрий Иоаннович. И как государь Литвы, уже успевший завоевать сердца немалой части своих подданных; и как старший сын Царя Московского, способного при желании быстро собрать и отправить под руку любимого сына-наследника войско в пятнадцать-двадцать тысяч добротно снаряженной дворянской конницы. В которой у каждого второго ныне был отличный доспех — настолько хороший, что в нем можно было смело вставать в первую линию! А у каждого четвертого московита, вдобавок к привычным луку, сабле и копью, в седельных саадаках теперь лежали и «длинные» рейтарские пистоли. Или даже короткий мушкет — крупная дробь которого косила накоротке врагов ничуть не хуже пушечной картечи. Опять же, у правителя Русии ныне под рукой была почти целая тысяча тяжелых рейтар, и еще один рейтарский полк как раз спешно набирали и натаскивали на правильный бой опытные испанские наемники. Да и пушек было преизрядно… Знатные «гирьки» на весы любой войны, весьма утяжеляющие голос своего владельца, и придающие оному особую убедительность! Мало того: вслед за первой ратью через месячишко-другой царь мог отправить еще одно войско, только уже в тридцать-сорок тысяч клинков, зажатых в дланях опытных и жадных до воинской добычи помещиков. И все это, не ослабляя порубежных полков на границе со степью и Крымом!.. А ведь еще были союзные ногаи из Большой орды, казанские и касимовские татары, черкесские уорки: — всегда голодные, всегда готовые хорошенько пограбить в составе сильного войска… Не-ет, от нынешнего московита так просто сабелькой не отмашешься и стрелой не отгонишь! Посему, все очень-очень ждали законнного государя Димитрия Иоанновича, за спиной которого отчетливо виднелась тень его грозного отца — и желанной всеми определенности, без которой никто не рисковал даже и привычными шляхетскими сварами и соседскими междусобойными набегами развлекаться. А ну как посчитают, что ты этим поддерживаешь бунт ливонских баронов-недоумков?