А вокруг, если честно говорить, ничего особенного не происходит. Даже владельца голоса, разбудившего меня, не видно. Наверное, опять что-то снится…

Передо мной решетчатая ограда, за которой проглядываются плотно стоящие деревья, и не видно, что там за ними. В решётке две калитки, а между калитками столик, за которым сидит какая-то унылая бесцветная тётка с двумя коробками.

– Давай, парень, подходи, чего уставился? – говорит она мне.

Послушно подхожу и молча разглядываю её.

– Ну, чего ждёшь? – говорит она снова. – В гляделки играть будем? Плати и проходи. Не создавай пробку.

Оглядываюсь, но никого, кроме меня, нет.

– За что я должен платить? – первое, что приходит на ум.

– Как за что? За то, чтобы пройти внутрь!

– А что внутри? Зачем мне туда?

– Сперва заплати, а потом узнаешь.

Почему-то её слова не вызывают во мне удивления.

– Сколько?

– В эту калитку двести, – указывает она пальцем на одну из калиток, – а в другую триста.

Послушно лезу в карман за деньгами и бормочу:

– Мне в ту, которая за двести…

Тётка прячет деньги в одну из коробок, а из другой достаёт билетик:

– Получите и распишитесь! До конца билетик сохрани и не выбрасывай, а то потом не выпущу. Так и останешься там.

Тут бы поинтересоваться у тётки, что это за место, из которого могут не выпустить, но опять почему-то молчу и только послушно, как телёнок, которого ведут на бойню, прохожу в калитку.

Интересно, почему я сравнил себя с телёнком на бойне? Ох, не к добру приходят в голову такие сравнения, ох, не к добру!

А за калиткой ровная дорожка ведёт меня в какой-то красивый и ухоженный сад. Солнышко светит, птички чирикают, пахнет травкой и цветами, настроение само собой налаживается, хотя особых причин для того и нет. А вокруг опять никого. Даже странно, честное слово.

Ноги приводят меня на какую-то полянку, посреди которой одна-единственная яблоня, и на ней прямо-таки светятся румяные краснобокие яблоки. К тому же ствол обвивает толстая ленивая змеюка. Что-то мне эта картина смутно напоминает, только вспомнить пока не получается. Не до того сейчас.

– Ну, явился не запылился? – спрашивает меня человеческим голосом змея, покачивая своей плоской головкой из стороны в сторону и шевеля раздвоенным жалом, от которого я на всякий случай отодвигаюсь на безопасное расстояние.

– Ну, явился… А что здесь такое происходит?

– Будто не понимаешь, куда попал! Это же не просто яблоня, а дерево познания добра и зла, и на нём райские яблоки растут. Имеешь полное право сорвать одно и откушать. И будет тебе счастье.

Тут-то я и задумываюсь.

– Это что же получается, – говорю, – именно с такого дерева, помнится, Ева сорвала яблочко и угостила им Адама, да? И после этого всё началось… А ты не просто змея, а самый что ни на есть Змей-искуситель?

– Где-то так, – кивает головкой змея.

– И ты, значит, соблазняешь меня вкусить запретного плода, чтобы я потом, как Адам, всю жизнь мучился?

– Ну, это неправда! Он не мучился, а просто умным стал! – Змей хмыкнул. – А от ума, сам понимаешь, все беды. Хотя – как им, этим умом, распорядишься.

– А мне-то зачем предлагаешь? Чтобы тоже поумнел, что ли? Значит, я без яблока дурак?

– Это уже как сам решишь. Впрочем, можешь выбирать: не хочешь умнеть – тогда тебе надо возвращаться назад и покупать билет в другую калитку.

– А там что меня ждёт?

– Там – прямиком на сковородку попадёшь, на которой тебя станут поджаривать. Согласись, что это уже совсем не так приятно, как яблоки на халяву трескать.

Ещё больше я задумываюсь:

– Что же такое получается? Тут у вас как бы рай со всеми вытекающими последствиями, а там как бы ад…

– Почему «как бы»? Так оно и есть!

– А я, значит, уже помер?

Змей даже рассмеялся от моей несообразительности:

– Пока нет. Когда помрёшь, никто тебя спрашивать не станет, куда помещать: сюда, в райские кущи, или к чертям на сковородку. И яблоками никто не угостит. И даже разговаривать, как я, не будет. Там уже как карта ляжет – каждому воздастся по заслугам.

– Всё понятно, – почесал я нос, хотя на самом деле ничего понятно мне не было. – Есть у меня ещё вопрос. Вы всем предлагаете яблочки пробовать? Или только мне? Что-то я никого вокруг не вижу.

– И не увидишь! Тут до тебя многие побывали, но никому почему-то яблок пробовать не захотелось. Поразительно, что никто умнеть не собирается.

– А Адам?

– Так ведь ему, если помнишь, Ева обманным путём скормила яблоко. Сам он едва ли на такой подвиг отважился бы…

Последние слова Змея развеяли во мне остатки сомнений:

– Ну, если так, то и я не хочу ничего пробовать! Со всеми вместе хочу – на сковородку!

– Не пожалеешь потом? Это же больно!

– Потерплю за компанию!

– И познавать добро и зло не желаешь?

– Зачем? Какая польза от этого? Никому это не нужно, а я что, лысый? Мне больше других надо, что ли?!

Змей печально покачал головой и сказал:

– Тогда возвращайся назад. На входе купишь новый билет и вперёд – на сковородку. Но учти: сюда билет стоил двести, а там тебе придётся платить триста…

– Почему такая несправедливость? В рай дешевле, чем в ад?!

– Потому что туда больше желающих! А для нас какой-никакой бизнес, знаешь ли…

К женщине, сидящей у входа, я вернулся по той же дорожке и протянул купленный билет:

– Вот, пожалуйста, возвращаю! Доплачу ещё сотню и… дайте билет во вторую калитку.

Женщина смерила меня грустным взглядом и молча открыла коробку с билетами…

Опять какая-то непонятная морзянка заколачивает мне в уши свои маленькие острые гвоздики. Как и в прошлый раз, накрываю голову подушкой, и звук морзянки становится тише, но до конца не смолкает. Зажимаю уши и… просыпаюсь.

На часах уже восемь. За окном светло, а на подоконнике лежит румяное красное яблоко. Откуда оно взялось? Вчера вечером, насколько помню, его тут не было.

Поднимаюсь с кровати и почему-то не могу отвести от него взгляда.

Что-то мне снилось этой ночью, а что – в точности вспомнить не получается. Галиматья какая-то, наверное.

Не хочу есть натощак яблоки. Пойду-ка на завтрак себе яичницу с колбасой пожарю. Кстати, вчера купил себе новую сковородку – заодно и испытания проведу…

– Кр-расавец! Кр-расавец!

Большой красно-жёлтый ара сидел на декоративном клёне, почти полностью сливаясь с листвой, такой же яркой и кричащей. И на весь двор сообщал своё мнение. Не о хозяине – темноволосом приземистом мужичке с льдистыми, ничего не выражающими глазами, а о себе любимом – хвастался достижениями.

Стояло раннее утро, и, несмотря на шум, жильцы домов возмущаться не спешили. Однако мужичок попытался задобрить птицу:

– Тише, Арчи, тише.

Попугай насмешливо посмотрел на мужичка.

– Кр-расавец! – заголосил он громче прежнего.

Мужчина разозлился:

– Отдай её мне, и забудем о разногласиях.

Ара склонил голову набок, издал короткое «Кхе!» и вдруг запел:

– Самолёт на Ниагар-ру… на Ниагар-ру-у…

Мимо вальяжной походкой продефилировал толстый кот Сумрак.

– Тебя-то мне и надо, – обрадовался мужичок, хватая животное.

От неожиданности Сумрак отчаянно замяукал, но человек держал крепко. Зафиксировав голову кота, он пристально всмотрелся в его глаза, будто гипнотизируя. Замер секунд на двадцать, затем очень медленно произнёс:

– Поймай. Мне. Попугая.

Кот странно моргнул, но попытки вырваться оставил. Мужичок разжал руки, предоставляя Сумраку пространство для манёвра. Тот, извернувшись, приземлился на все лапы, прижал к голове уши и осторожно, крадучись двинулся в сторону дерева с птицей.

Попугай, казалось, не обратил никакого внимания. Без всякой реакции с его стороны осталось и передвижение Сумрака по стволу. Но когда кот подобрался к ветке, Арчи встрепенулся и отлетел в сторону.