Битва выигрывается не когда имеется численное преимущество, а когда сломлен дух. Путеводный луч света просто символ. Враг хотел не просто уничтожить гостей, а ещё и дать знак.

Я потянулся было за медальоном, но остановился. Сначала выполню работу.

Перенос схем с чертежа на конструкцию башни занял много времени. Несложный процесс, когда уже всё продумал, но монотонный. Усидчивость для артефакторов была важным качеством.

После я приступил к привязке земли.

Как-то раз, во время одного из долгих путешествий, повстречали мы старого шамана в степях на задворках тогда ещё будущей империи. Не сразу поняли, что именно он там главный, а не градоправитель.

Переговоры затягивались, царь горячился. Вспылил и высказал всё, что думает. Шаман тоже за словом в карман не полез и начался спор, грозящий перейти в объявление войны.

К счастью, пусть орали они долго, но всё же устали. И решили выпить. Конечно же это превратилось в соревнование. Петр победил, обладая крепким здоровьем и недюжинным опытом. За что снискал уважение и мирный договор. Но это уже к следующему вечеру, когда все пришли в себя и смогли говорить.

Но в ту жаркую ночь шаман, будучи сильно навеселе, объяснял мне принцип взаимодействия с землей. Обучение было кратким, состояло в основном из нецензурных выражений, но суть я запомнил.

Нужно отыскать ядро места, почти как у одаренного. Средоточие силы, подпитывающей округу. Нащупать живительные нити, оплетающие недра, и по ним добраться до источника.

Шаман мне даже продемонстрировал, потребовал повторить и выдал учительский подзатыльник, когда я ненароком опрокинул кувшин с напитком. Повторить, понятное дело, я тогда не мог. Но будущий союзник утверждал, что это доступно для каждого одаренного.

А ещё меня тогда чуть не женили, причем сразу на трех его внучках…

Я улыбнулся, встряхнул головой и обратил свой внутренний взор под землю, припоминая слова старика.

Мне не нужно было воздействовать на землю, только связать её силу и артефакт, то есть сам маяк. Поэтому было проще.

Нити нашлись попытки с пятой. Я вспотел от усилий и, если бы не был уверен, что они есть, то сдался бы. Это были словно тонкие ручейки, пересекающиеся и разбегающиеся. Источник находился на границе скал и самого острова.

«Поздоровайся с ним, прояви уважение» — говорил тогда шаман.

Я влил часть своей магии и даже прошептал что-то вроде «доброй ночи». Земля откликнулась, меня окутало теплом и ощущением безопасности. Это быстро прошло, но я понял — можно действовать.

Такая связь крепче всего, её разорвать невозможно, только уничтожить само место подчистую. Шаманы могли «продавить», но тогда и сил нужно было потратить очень много.

Меня приняло это место. Скала вздрогнула и сила земли будто рябью разошлась во все стороны. Снизу донеслось недовольное блеяние разбуженных коз.

Я проверил и перепроверил надежность связи и плетений.

Дальше оттягивать самое неприятное уже было нельзя.

Вложить часть души не больно. Не в привычном понимании боли. Это ощущение… щемящей потери. Как гибель близкого, но слегка смягченная с годами. Это никогда не проходит до конца и, когда всплывает, сердце сжимается.

Что-то подобное мне и предстояло испытать.

Душа… Вот уж предмет горячих споров, непрекращающихся веками. Что это, откуда и как измерить.

Многие люди, действительно увлеченные своим делом, вкладывают душу. Отдают часть себя, наделяя предметы чем-то большим. Иногда это получается буквально.

Когда-то была очень популярна легенда о древнем фараоне, который сам создавал для себя саркофаг и не просто частичку отдал, а большую часть души. Потом восстал в виде мумии, чем весьма опечалил потомков, уже вовсю правящих страной.

Предка упокоили, а подобные вещи стали под запретом.

Конечно же, такое было невозможно. Скорее всего это была злая шутка некроманта.

Но практика действительно считалась весьма непопулярной. Вот только причина иная. Разделить душу означало взять на себя ответственность за творение. Сделать частью себя.

Чем больше усиливаешь таким образом артефакт, тем сильнее будет отдача при его уничтожении. Эффект этой отдачи был непредсказуем. Можешь слечь с бессилием на неделю-две. А можешь получить удар, с которым не справиться.

Вот только мне это было не страшно. Намерение — самое главное.

Хочешь навредить, получишь в ответ проблемы. Хочешь защитить — будет больно, но терпимо. Я был способен управиться с ценой.

И я хотел защитить свой город, свой дом. Его водную границу, которая всегда так влекла к себе недругов. Надеяться на ещё одного легендарного фонарщика я не стал.

— Я, Александр Вознесенский, добровольно отдаю часть своей души во имя защиты этих земель, — произнес я полагающуюся фразу.

Магия слова запустила процесс. Меня охватил озноб, по спине пробежались мурашки. Мир словно замер, ожидая мой следующий шаг. Я положил руку на фонарь и закрыл глаза.

Каждый аспект отозвался внутри, молниеносно сливаясь воедино. Крошечное ядро, вобравшее концентрат сил. Я направил его сквозь башню, вниз.

Кольнуло в груди и я поморщился. Хотелось забрать обратно, не отпускать. Накатила тоска и усталость. Бросило в жар. Я приложился горячим лбом к металлической конструкции и просто глубоко дышал.

Пройдет, пройдет. Сейчас пройдет.

Искорка металась, как светлячок, пронизывая здание и привязываясь к нему.

Наконец-то все закончилось. Небо стало чуть светлее.

Всю накопленную горесть я вложил в огонь. Завершающий этап — создать негасимое пламя. И я оставил это напоследок, чтобы избавиться от боли.

Стихия вспыхнула так ярко, что я отшатнулся. Надо постараться не превратить маяк в ещё одну доменную печь…

Затрещали стекла и я сбавил напор, одновременно укрепляя конструкцию. На пол полетели, жалобно звякая, накопители. Огонь разгорался постепенно, пока не стал настолько мощным, что направленный луч убежал до горизонта.

Казалось, свет достиг самого Гельсингфорса в Финляндском княжестве. Надеюсь, я там никого не разбудил.

Я всё же воспользовался драгоценным накопителем жизни, чтобы не отрубиться прямо тут. Светлая сила пробежалась по телу, возвращая мне энергию и отличное настроение.

Посветлело уже заметно. Рассвет подступал, окрашивая высокие облака в оттенки розового и красного. Вместе с первыми лучами, которые превратили море в сверкающую рябь, я выключил свет маяка.

Получилось!

Теперь ещё одно важное дело и серьезный разговор с тайной канцелярией. Нужно найти морскую ловушку.

Когда я спустился, адмирал уже заваривал кофе. Приветственно кивнул мне и указал на стол, где манило блюдо с пышными румяными пирожками.

— Сам испек, — поделился Волков. — Дом-то мой на суше, закрытый уж давно, но печь исправна.

— У вас там дом? — удивился я, хватая всё ещё горячее угощение.

Лохматый пес, лежавший у порога, поднял голову и утвердительно гавкнул.

— Ну продал-то я всё, что было. Но прикупил себе домик небольшой, возле гавани. Мало ли что, так будет место, где приютиться.

Предусмотрительно. Я призадумался, что тоже не помешает обзавестись таким местом. Я, правда, не отказался бы от того безымянного острова, который очистил. Домик там неплохой. Но завещание учителя оспорить — себе дороже.

— Очень вкусно! — искренне признался я после пятого пирожка. — Обязательно включите в меню завтрака. А, впрочем, и обеда, и ужина тоже.

Начинка из фарша была такой сочной и вкусной из-за специй, что я взял добавки. А потом и всё остальное. Адмирал лишь довольно посмеивался.

— Отличный у вас аппетит, Александр. Любо-дорого смотреть. Для меня, боюсь, — он похлопал себя по животу, — такие гастрономические подвиги уже будут чреваты.

После этой ночи я был готов съесть всё содержимое какой-нибудь пекарни. Причем в качестве аперитива. Десяток пирожков лишь притупили голод. Но это было временно, побочный эффект от приложенных усилий. Можно было использовать больше магии жизни, но я её поберег. Лучше уж хорошенько поесть.