Лежать одному в этом «гнезде порока», на огромном «сексодроме» было странно и неприятно. Чтобы отогнать мутные мысли, выбрался обратно на морозную улицу в поисках ужина. Пустой живот уже серьезно протестовал. За день перебраться по земле от Владивостока до Чанчуня – не шутка, больше полтысячи километров. А потом еще и беготня за мелким воришкой через все что угодно – как не проголодаться?

Благо с едой проблем точно не возникнет – запахи ее слышались отовсюду. Андрей миновал пару каких-то заведений, выглядевших совсем уж бедно и мрачно. Наконец увидел харчевню поприятнее: крохотное помещение метра на четыре в квадрате, но с большим окном и отделанное чистой белой плиткой. А главное, через окно виден плетеный лоток с какими-то белыми кругляшами. Как большие пельмени, или скорее кавказские манты. Решил попробовать.

Зашел внутрь, где сидели на табуретках китайские дед с бабкой, с виду совсем древние. Но оба тут же бодро подскочили с криком «Лаовай!» [«Белый иностранец!» – кит.], с интересом уставились на Огневского снизу вверх.

Он показал рукой на лоток с «мантами», поднял пять пальцев. Старики добродушно засмеялись. Бабка засеменила к лотку, стала звенеть тарелками, а дед проводил Андрея за пластмассовый столик.

И вот перед гостем лежали пять дымящихся паровых булок и стоял стакан кипятка из термоса.

Приборов, кроме деревянных одноразовых палочек, не было. Андрей не особо умел такими пользоваться. Видел, как мажоры ими орудуют в московских суши-барах, но самому пока не доводилось. Что ж, теперь пора осваивать.

Наловчился быстро, голод научит и не такому. Андрей не заметил, как уничтожил все пять булок за пару минут, показал бабке еще три пальца. Вскоре и с новой порцией справился. Достал деньги расплатиться. Интересно, на сколько наел? Почем каждая булка? Протянул бумажку в десять юаней.

Дед прищурился, достал пачку банкнот и отсчитал сдачу: восемь юаней и пятьдесят местных копеек, Андрей забыл, как они называются. Вся трапеза стоила полтора юаня! На рубли это вообще нисколько, самый маленький пирожок на вокзале будет дороже.

Порадовался честности старика: ведь сразу видно, что «лаовай» понятия не имеет о местных ценах, обсчитывай не хочу. Но нет, выдал сдачу с точностью до копейки, ну или как эти монетки здесь называются.

«А в Китае очень даже неплохо, – подумал Огневский. – И люди душевные, – Он погладил пальцами открытку во внутреннем кармане пуховика. – Холодновато только. Поеду-ка я на юг… В Даляне, говорят, интересно, и море есть. А оттуда и до Пекина недалеко. Сегодня высплюсь в этом, блин, секс-отеле, а с утра на поезд».

…Отчетливо слышно, как тяжело дышит Мурзинов, но он и не думает сбавлять темп. Рифленые подошвы ботинок месят густую траву, уже упала роса, тучи на востоке теперь не черные, а серые. В полукилометре темнеет лес, за ним – редкие огни села.

Вспоминать все, что потом, очень не хочется. Огневский морщится, прогоняя эту картину. На мгновение получается – темнота и запах мокрой травы развеиваются. Но, по прихотливой логике воспоминаний, Андрея несет дальше в прошлое, на несколько недель , в Москву.

Расположение части на окраине столицы, короткое северное лето. Ребята сидят на чемоданах, в ожидании большой командировки на Балканы. Огневский, командир отделения, проверяет еще раз, чтобы все у его бойцов было готово.

Вдруг его вызывают, да не к кому попало, а к полковнику Троякову, главе их особого отряда при Отделе спецназначения ФСБ. Огневский быстро шагает по коридорам, мысленно готовясь к нежданной встрече с начальником. Троякова он сильно не любит.

Нет, полковник – очень достойный и заслуженный сотрудник. Да что там, благодаря ему во многом до сих пор и существует отряд – довольно смелый эксперимент по созданию хай-тек-подразделения, одного из первых в России.

Многим на самых верхах идея кажется нелепой – это когда страна едва выбралась из нищих девяностых, едва справилась с развалом всего, в том числе и силовых ведомств. Хватило бы ресурсов содержать то, что имеем, а тут какие-то фокусы с дорогими электронными игрушками… Тем более что многие из начальников – люди старой закалки, ничего в цифровых реалиях не понимают и не горят желанием учиться.

Но Трояк, как за глаза зовут полковника и подчиненные, и вышестоящие, раз за разом отстаивал право хай-тек-отряда на существование. Бывал на коврах у самых высших чинов – и почти всегда умудрялся добиться поддержки.

Но вот человек он… противный. Другого слова Андрей не находил. Карьеру в спецслужбах обычно делают люди сдержанные, взвешенные, непробиваемые. Но как-то затесался среди них Трояк – резкий, горячий и сварливый.

Может, потому он так раздражает Андрея, что Огневский сам отличается именно этими, неразведческими чертами характера. Вот только полковник Трояков может их себе позволить в служебном общении, а сержант Огневский – нет.

А ведь когда-то Трояк не был так уж невыносим. Но это раньше, до того, как прикрыли его любимый проект. Умение полковника добиваться поддержки в верхах тогда дало-таки серьезный сбой…

Трояков задумал хай-тек-отряд как орудие против грядущей угрозы – волны техно-терроризма.

«Это сейчас фанатики устраивают захваты заложников и взрывы в людных местах, – любил говорить Трояков. – Это ужасно, но этому мы скоро положим конец. Есть и специалисты по борьбе с подобным, и, увы, немалый опыт. Вот только вряд ли на этом все остановится. Скоро мы, да и весь мир, будем иметь дело с новыми террористами – технологически подкованными. Диверсия на химпроизводстве, на плотине, на атомной электростанции – представьте, сколько жертв «джихаду» принесут подобные акции. Есть и менее разрушительные, но тоже очень болезненные способы атаки – например, взломать компьютерную сеть, управляющую подачей нефти по трубопроводу, и сорвать миллионные поставки… Когда эта угроза наберет силы, мы должны быть готовы».

И года два отряд специализировался именно на этом. Огневский в числе прочих работал с инженерами и архитекторами, изучая устройство и уязвимые места важных техно-объектов, разрабатывая методы их защиты.

Но, к счастью для страны, эпоха техно-маджохедов так и не наступила. Ко второй половине двухтысячных чеченские сепаратисты, раздробленные и зажатые со всех сторон федеральными войсками, могли лишь яростно отбиваться, прячась в глухих горах. Им было не до высоких технологий.

Слава Богу, конечно. Но вот отряд Троякова оказался на грани расформирования. Кое-как полковник отстоял свое детище, хотя пришлось сменить его основное направление. Вместо работы на технологичных объектах отряд перешел к более привычным делам, в основном – боям с уцелевшими бандитами на Кавказе.

Впрочем, уклон на новые технологии остался. «Трояковцы» создавали средства радиоэлектронной борьбы, высокоточного наведения на цель, одними из первых в стране использовали боевые беспилотники.

И вот все вроде бы идет теперь неплохо. Работа тяжелая, опасная, ну так на то и спецвойска. Но Трояков, похоже, не простил кому-то, а может быть, самому себе, крах первоначальной затеи. Он все еще боится грядущей волны техно-террора, злится на себя за бессилие перед ней. И вымещает гнев на подчиненных.

Особенно почему-то на Андрее.

Огневский является в кабинет полковника, докладывает о прибытии. Трояк, худощавый, за пятьдесят, со светлыми волосами и щеткой усов, жестом велит Андрею заходить. Он сидит за столом, оживленно беседует с неизвестным офицером, стоящим у окна.

– …Да, обязательно надо докопаться, кто так облажался, будь он хоть трижды генерал! – говорит Трояков, даже сжимает костлявый кулак. – Ладно… Вот боец, про которого я тебе говорил. – Он кивает в сторону Огневского и обращается уже к нему, все еще не оборачиваясь: – Подойди, сержант. Это майор Мурзинов, Ильдар Ильдарыч. Поступаешь в его распоряжение.

Огневский не сдержавшись вопросительно поднимает брови – а как же грядущая командировка на Балканы, кто будет отвечать за отделение? Но мгновенно вспоминает, где он, и отвечает по уставу, обернувшись к Мурзинову: