– Здравия желаю, товарищ майор.

– Как звать? – спрашивает тот.

Мурзинов довольно грузный, хотя это отчасти компенсируется высоким, под метр девяносто, ростом. Лет сорока, чернявый, с густыми, чуть седеющими волосами.

– Сержант Андрей Огневский.

– «Огневский…» Звучит. И вполне подходит для твоего рода занятий. – Мурзинов говорит очень просто, не по-служебному, и словно с едва заметной усмешкой.

– Не тяни время, сержант, – бросает Трояков закуривая, – расскажи товарищу майору про свое новое устройство.

Это еще одна из невыносимых привычек Трояка: что значит «не тяни», когда никто Андрея ни о чем не спрашивал!

– Разрешите уточнить, – отвечает Андрей. – Речь о целеуказателе?

– Ну а о чем еще?! – начинает заводиться Трояков.

На самом деле есть у Андрея еще несколько разработок, и Трояков это прекрасно знает. Огневский старается не выдать раздражения, напоминает себе: все эти проекты сейчас существуют только благодаря несносному полковнику. Если б не он, никто бы не позволил Андрею, вчерашнему курсанту без инженерного образования, создавать экспериментальные боевые устройства.

– Разрешите вопрос, – невозмутимо продолжает Андрей, обращаясь теперь к Мурзинову, – насколько вы осведомлены о том, как ведутся тактические удары с воздуха?

Трояков уже открыл рот, чтобы осадить сержанта, но Мурзинов поднимает руку – и неожиданно желчный полковник затыкается.

– Представь, что вообще ничего не знаю, – говорит майор с ухмылкой. – Просвети нас с Петром Алексеевичем.

– Тогда, если позволите, начну издалека, – говорит Огневский. – Высокоточные удары с воздуха имеют критическое значение в современных боевых действиях. Кроме того, в борьбе против терроризма на Кавказе авиация – одно из основных преимуществ наших Вооруженных сил. У бандитов ведь нет регулярного воздушного флота. Если бы авиаудары и прочие технологичные средства активнее применялись нами с самого начала кампании…

– Поучи еще нас стратегии, сержант! – Тут уж Трояков взрывается несмотря на примирительные жесты Мурзинова. – Тебя про целеуказание спросили!

– Целеуказание с земли, – невозмутимо продолжает Андрей; его даже начало забавлять, что он читает лекции Трояку, – позволяет авиации вести максимально точный огонь, поражая цели с минимальным уроном для окружения. Мы ведь не американцы, чтобы косить всех подряд ковровыми бомбардировками… Возьмем типичную для нынешнего времени задачу: уничтожить локальную ячейку боевиков или даже отдельного полевого командира. Наши разведгруппы, как правило, способны быстро обнаружить цель, с этим сложностей нет. Но дальше они должны передать ее точные координаты авиации или артиллерии для нанесения удара, и тут все не так просто.

– Короче, Склифосовский, – не унимается Трояк, – про устройство свое расскажи уже!

– Именно для этих целей, – продолжает Огневский, едва дав полковнику договорить, – мной сделана радикальная модификация лазерного дальномера-целеуказателя ЛДУ-4, выпускаемого сейчас Тульским оружейным заводом. Если кратко, принцип работы таков: боец разведгруппы обнаруживает цель, к примеру, дом, в котором скрываются боевики, наводит на него прицельный лазерный луч. Штурмовой самолет на подлете считывает рассеянное излучение, возникающее от отражения луча об объект, например от крыши дома. Пилот производит пуск самонаводящейся ракеты, которая также считывает отраженное излучение и летит прямо на него.

– Да хватит учебники цитировать! – Трояков даже притопнул ногой, но Мурзинов с легким смешком выпускает последнюю струю дыма в форточку и подходит к нему.

– Ладно тебе, Пётр Алексеич, – обращается он запросто, как к старому другу. – Пусть боец выговорится. – И, уже обратившись к Андрею: – Мы поняли, Огневский, что матчасть ты знаешь. Так в чем же твоя «радикальная модификация»?

– Заменено почти пятьдесят процентов электронной части, – отвечает Андрей. – Что прежде всего позволило сократить вес и объем устройства.

– Да, он там пересобрал все потроха, – неожиданно одобрительным тоном добавляет Трояков. – Часть деталей пришлось через Дальний Восток из Китая заказывать. Я туда, – он многозначительно поднял глаза, – об этом еще даже не заикался. Боевое устройство на иностранном железе! Ой, придется мне еще за тебя лещей получить, сержант.

Огневский знает, что это правда и что, пожалуй, полковник уже пару раз получал лещей за своего необычного бойца и его проекты. Трояков был одновременно мучителем и покровителем Огневского. Это-то и бесило больше всего, не позволяло спокойно его ненавидеть.

– Если прежде целеуказатель весил около семнадцати килограммов, – возвращается к теме Огневский, – то моя разработка – меньше восьми. Объем тоже удалось сократить: в сложенном виде прибор помещается в двадцатилитровый ранец. Раньше это был целый ящик, с телевизор размером, а сейчас это вроде очень большого бинокля.

– Неплохо, – кивает Мурзинов. – Но давай начистоту. Насколько это твое чудо техники готово к боевому испытанию? Или это просто смелый проект?

– Собраны три опытных образца. Пока удалось провести только одно полноценное испытание на полигоне, и одно – в боевых условиях полгода назад. В обоих случаях эффективность достигала восьмидесяти процентов. Увы, такого количества испытаний совершенно недостаточно…

– Да как я тебе устрою испытания… – бурчит Трояков. – Это ж нужен полигон и летные часы штурмового бомбардировщика. Скажи спасибо, что хоть раз удалось выбить!

– Хм, – Мурзинов взъерошивает волосы, – маловато испытаний, это точно. Но я не вижу, что еще можно сделать в нынешней ситуации. Ладно, Огневский, заступаешь ко мне. Ты в операции будешь на самый крайний случай, но если до него дойдет – молись, чтобы твое изобретение не подвело…

Андрей вошел с мороза в массивные двери дворца. Когда он рано утром явился на вокзал Чанчуня, оказалось, что ближайший поезд на юг будет только после обеда. Из «секс-отеля» уже выписался, а потому ничего не оставалось, кроме как убить время, изучая город. Тут и вспомнился музей «Последнего императора».

Внутри было светло и довольно прохладно, народу почти никого, кроме смотрителей. Андрей ходил без особой системы по пышным залам, под алыми полосатыми флагами имперской Японии и ярко-желтыми флагами Маньчжоу-Го.

Бродить по музею оказалось на удивление приятно. В России Андрея на это никогда не тянуло – всегда хватало других дел, а разглядывание законсервированной старины казалось скучным. Но теперь – больше делать все равно нечего, да и от реальной жизни уже порядком тошнит. Почему бы не отвлечься от нее, изучая прошлое? И это вдруг оказалось очень интересно.

Постоял перед большим портретом Пу И (как звали марионеточного монарха), тощий скуластый мужичок с полными губами, в круглых очках. Рассматривал золотые печати, статуэтки, церемониальные мечи, принадлежавшие ему. Любил, видимо, очкарик старинные красивые вещи. Да и чем ему еще заниматься, когда реальной власти на грош? Даже официальный язык в его «царстве» был японский…

Больше всего удивил маленький столик в спальне монарха – а на нем Евангелие на французском. Поля книги покрыты множеством отметок, восклицательных знаков и комментариев китайскими иероглифами. Рядом фото: Пу И об руку с европейцем, одетым в черную шелковую сутану – нунций, ну или какой-то еще высокий чин в католической церкви.

Табличка сообщала, что Пу И водил дружбу с представителями Папы, мечтавшими обратить императора в католицизм и этим утвердиться в Китае. Ватикан стал одним из немногих государств, признавших Маньчжоу-Го.

«Чего только не бывает на свете…» – подумал Огневский и перевел глаза на большую картину в традиционном стиле, висевшую над кроватью.

Та изображала китаянку с высокой старинной прической, шагающую по кудрявому облаку. Подпись на английском гласила: «Чанъэ, даосская богиня луны. Пу И особо почитал ее до конца своей жизни».

Огневский улыбнулся: «Ишь какой был – полистает Библию, потом помолится Луне… оригинально».