Взгляд опустился к афишам на стенах рядом со входом в театр, из которого постоянно кто-то да выходил, громко обсуждая увиденное. По общей атмосфере можно было заключить, что представление многим понравилось, хотя нашлись и те, кто недобро ворчал о сюжете, игре актёров и о чём-то ещё. На самой афише были название спектакля и три нарисованных человечка, запутавшихся в ниточках. По нижнему краю значилась ответственная организация в лице её университета, кафедра и список задействованных лиц.

– Елена Голубева, Антон Астахов, Марк Савин, – Стелла запнулась о броское имя, внутренне поиздевалась над бедным ребёнком и пошла дальше по списку, потому что в ожидании подруги заняться было нечем: – Кристина Бурова, Павел Гущин…

Короткое «о» само сорвалось с губ. Её не впечатлило бы это имя, если б не сегодняшняя игра в Шерлока. Стелла была совершенно уверена, что так и звали несчастного парня Маши, а еще интереснее становилось оттого, что он должен был играть в этой постановке, но сегодня его точно не было: она узнала бы, да и Маша не стала бы тихонько сидеть и наблюдать, наверняка разразилась бы ругательствами и ушла до того, как спектакль закончится.

– Вряд ли она не знала, – легко заключила Стелла, постукивая пальцем по холодной, покрывшейся инеем раме афиши. – Проверить пришла, тогда сейчас…

– Стелла!

Маша прилетела, как смерч, во всём своём чёрном великолепии, бросая молниями, способными растопить весь окружающий их снег и согреть кости Стеллы. Ещё одно короткое «о» согрело холодные губы, потому что её подруга плакала.

Она злилась и плакала.

– Этот кретин в больнице!

– И правда, – Стелла взглянула на название пьесы, – настоящий переполох.

В какой-то момент Стелле показалось, что она сама оказалась в незамысловатой пьесе с непритязательным сюжетом, потому что последующие события после заявления Маши объяснить ей было сложно. Её подруга, точно самый плаксивый ураган в мире, кружилась вокруг, ворчала, извергая ругательства, и плакала без остановки, и никакие утешительные слова Стеллы не могли унять эти гневные, полные раздражения слëзы. Злилась она, конечно, не на Пашу, каким-то незавидным образом оказавшегося в больнице, а на саму себя – на свою глупую гордыню, с которой Маша неохотно, но пыталась иногда бороться. Это было похоже на вялые сражения на поле брани, где никто не хотел никого серьëзно ранить, поэтому не предпринимал ничего существенного, а следовательно, сама битва всë никак не могла закончиться. Никто не победил, никто и не проиграл.

Теперь же всë немного изменилось.

Стелла осторожно гладила подругу по спине, пока та тихо всхлипывала, включая и выключая телефон в руках. Её пальцы раскраснелись так же, как и щëки с носом, даже, кажется, подбородок и лоб стали краснее, чем могли быть под слоем тонального крема. Чëрный клубок гнева, разочарования и облегчения – всех тех чувств, к которым она относилась с осторожностью и которые с ещë большим опасением позволяла себе испытывать.

– У тебя тушь потекла, – чтобы заглянуть в расстроенное лицо подруги, Стелла наклонилась. – Натуральная панда.

– Я тебя ненавижу, – ответила Маша. Впрочем, прозвучало это жалко и лживо.

– Мне прекрасно знакомо это чувство. Так, раз Павлуша твой ответил, значит, ничего серьëзного?

– Он не ответил, – и её голос снова дрогнул, а на глаза навернулась очередная волна слëз. – Я даже не уверена, что знаю, в какой именно больнице он находится. Мне сказал один парень из его труппы. Сегодня было выступление, на котором Паша… – Судорожный вздох перебил её, из-за чего предложение распалось, почти потеряв свой смысл, но Маша сжала кулаки и заставила себя продолжить, точно борясь с самой собой за каждое слово: – Я немного тебя обманула. Это не та постановка, на которую мы с ним собирались, но в этой он должен был играть, поэтому я решила, что…

Стелла кивнула со знанием своего теоретического, вычитанного в книгах и высмотренного в сериалах дела.

– Примерно так я и думала. Чтобы избежать позорной роли использованной девушки, ты решила проверить, не игнорирует ли он тебя намеренно, активно проживая свою жизнь. Если бы твои опасения подтвердились, ты смогла бы заблаговременно подготовиться и первой всë закончить, оказавшись победительницей, а в противном случае без опаски проявить беспокойство и волнение. Да-да, всё понятно. Дальше что?

Тëмные, но блестящие в белом свете уличных ламп глаза внимательно, с толикой раздражения впились в Стеллу. Секунду Маша молчала, брови её чуть дрожали, а пальцы почти разжали телефон.

– Нет, я определённо тебя ненавижу! – Резко она огрела подругу ладонью по плечу, но это была пустая вспышка, которая ничего не принесла. – Как, будучи такой умняшкой, можно было попасть в предварительный список на отчисление?

– Теперь я тебя тоже ненавижу, Маш.

Она почти улыбнулась, но уголки губ сдались и опустились. Тëплый, безветренный вечер – прекрасный по меркам декабря – абсолютно не вязался с состоянием Маши, напротив, он будто насмехался и изворачивал её беспокойство и вину. В очередной раз Стелла нервно провела ладонью по спине подруги.

– Говоришь, узнала о Паше от парня из его труппы? Надо было спросить адрес больницы.

– Я как-то… не догадалась, – Маша жëстко ударила себя по лбу, оставив красный кружочек. – Вот дура! Услышав про больницу, я мигом разучилась думать.

– Не кори себя. Мне вот кажется, что с прошлого года я не научилась думать, – Стелла пожала плечами. – Отсюда и рост долгов.

Когда идеи иссякли, а ощущение чего-то не исполненного, брошенного на полпути и неприятно давящего на грудь усилилось, ко входу подъехала чëрная машина с изящным изгибом капота, крыши и бампера. Она была украденным кусочком ночи, прозорливо поблëскивающим серебром. Только немного засохшей грязи по нижнему краю дверей и на шинах портило магию. От этого зимой даже волшебство, наверное, не спасало.

Дверь открылась, и из машины легко выскочил высокий парень. Одет он был весь в цвет своей машины: чëрные куртка, штаны и ботинки, тëмные волосы, распавшиеся от укладки по ровному пробору, только, наверное, глаза были чуть светлее… Возможно, дело было в нескрываемом веселье?

– Хорошо, что вы ещë здесь. Пока доберëшься до этой машины сквозь сугробы и по льду, целая вечность пройдëт.

Света было не так много, и то он весь жëсткими лучами падал на них сверху, создавая жуткие, угловатые тени на лицах. Стелла нахмурилась, оглядывая машину, парня и подозревая что-то неладное. К этому чувству прибавилось неприятное внутреннее ощущение, похожее на занозу, которую постоянно неловко задеваешь.

– Мы только что о тебе говорили, – выдохнула Маша и резко приободрилась, сбрасывая скорбную тень, напавшую на неё. – Я затупила и не узнала адрес больницы.

Незнакомец улыбнулся, махнув на машину:

– В любом случае я собирался к нему съездить, навестить, поэтому вы можете поехать со мной.

– С подозрительным незнакомым парнем на такой же подозрительной чëрной тачке в особенно тëмный вечер? Конечно! Что может пойти не так?

Ребята, будто только сейчас вспомнили о Стелле, взглянули на неё: Маша с нервным раздражением, а парень – с каплей веселья и беспечности. Он не спешил развеять подозрения против него, словно сложившаяся ситуация несказанно его забавляла, несмотря на весь подтекст. Странный, неприятный тип, подумалось Стелле.

– Как насчет хоть раз довериться удачному случаю?

– И как раз в тот же миг оказаться в канаве?

– Стелла!

– Мария!

– Марк!

Девочки синхронно обернулись к юноше, проглотив слова, которыми обеим хотелось бросить друг в друга.

– Что? Мне показалось, это какое-то ваше дружеское знакомство, – пожал он плечами и передëрнулся от холода всем телом, открыл водительскую дверь и забрался обратно в машину. – Слушайте, девчонки, вы как хотите, но на улице мороз, а торчать под дверьми театра – не самое весëлое времяпрепровождение. Если Звëздочка боится, я могу предоставить ей паспорт, и она сравнит имя и фамилию в нëм с теми же на афише. Вы только решайте скорее.