Со стены на малодушного Венедикта осуждающе смотрели Сен-Жюст и Манон Ролан. Зачем Розе понадобилось иметь у себя и развешивать эти портреты в конспиративной квартире, он, в общем, понятия не имел. Сама Роза говорила, что нуждается в изображениях идейных учителей для того, чтобы поддерживать в себе боевой дух. Повесь она Маркса, Белинского или Герцена, это сразу раскрыло бы их, зайди в спальню какая-нибудь надоедливая соседка. «А этих двоих обыватель в лицо не узнает. Если что, я отвечу, что это мои бабка с дедом», — сказала соратница.

— А как думаешь, Михаила и в самом деле пытались убить? — спросил Венедикт, чтобы переключиться с неловкого разговора на деловой.

— Ну, Федя врать не станет!

— Я не в этом смысле. Федя мог не так понять, к примеру...

— А как ещё можно понять, если объект наблюдения прямо сообщает, что на стройке был организован несчастный случай, а в газете потом пишут, что он умер? Сомневаться не приходится. Спасибо Провидению за то, что Михаил купил газету, а наш Федя оказался на дежурстве!.. Или ты сомневаешься? Можешь сказать, почему? Может, тебе не по нраву необходимость брать Михаила теперь, не медля?.. — спросила Роза.

— Нет, раз надо, то надо... Я просто пытаюсь понять, не упустили ли мы чего-нибудь. Просчитать другие варианты. Убедиться, что мы не ошиблись, что у произошедшего нет никаких других объяснений...

— Пока ты убеждаешься, Коржова укокошат. Вера Николаевна всё правильно сказала: пора уже не только брать этого парня под контроль, но и постараться обнародовать информацию про выжившего Романова. Я завтра же обойду всех знакомых газетчиков, передам письмо связному, знающему держателя типографии... Кстати, через клуб столоверчения, который располагается у нас снизу, тоже можно пустить этот слух: там наверняка довольно любителей слушать и пересказывать всякие невероятности... Если публика будет знать о том, что младший царевич остался жив и находится в Петербурге, убить его властям будет уже далеко не так просто. В любом рабочем, пострадавшем на любой мануфактуре или стройке, будут видеть Михаила! Чёрт, мы двух зайцев убьем одним махом! А может, и трёх! И общество подготовим ко встрече с новым царём, и в живых его сохраним, и безопасности на предприятиях сможем содействовать!..

— А откуда мы точно уверены, что убить его пытались именно власти? Не могло ли быть так, что к примеру, какая-нибудь другая, ранее неизвестная нам, революционная организация тоже узнала про выжившего царевича и, предположим, решила доделать работу народовольцев?..

— Нет. Абсурд. Исключено! Венедикт, ну, право, что за глупости наивные? От кого ещё газетчики могли получить сообщение о несчастном случае до того, как он произошёл, как не от властей? Им же сводку дают прямо из полиции!

— А зачем Сергею Первому убивать Михаила? У него же всё равно нет детей. Династия на нём грозит прерваться. Объявил бы спасение племянничка божьим чудом, сделал бы его своим наследником, забрал бы ко двору — и все довольны...

— Венедикт! Ты, что, не понимаешь?! — Роза свесилась с кровати. — По павловскому закону престол наследуется по прямой мужской линии, от отца к сыну. После смерти Александра II в течение суток считался царём Александр III! А если после того в живых сохранились его сын и брат, то законным наследником должен быть именно сын! Понимаешь? Сергей — узурпатор! А Михаил — не наследник! Михаил сейчас — законный император!!!

Левой рукой Николай Львович придерживал мальчонку лет двух-трёх, сидевшего у него на коленях, а в правой у него была газета. Читать в трясущемся экипаже было неудобно, но выделить отдельное время на чтение прессы теперь он не мог. «Редакция опровергает вчерашнее сообщение о гибели рабочего М. Коржова на стройке всемирной выставки. — Прочёл министр. — Приносим извинения за досадную ошибку. На самом деле возле павильона Голландской Ост-Индии погиб водитель крана Пузырёв». Царствие Небесное, подумал про себя Николай Львович. Одним дураком стало меньше. А то никому ничего поручить невозможно!.. Вообще говоря, он-то и не думал, что получится. Несчастный случай на стройке — это было соизволение Государя. У самого Николая Львовича имелся план более искусных действий в отношении конкурента, представлявшего угрозу заведённого порядку.

Ребёнок захныкал. Кажется, его ещё и укачивало в карете. Министр опасался, как бы его спутник не испачкал экипаж, но не придумал ничего лучше, чем взять малого за плечи, потрясти его и строго сказать:

— А ну тихо!

Мальчишка захныкал сильнее.

— Ладно-ладно, не злой я! — решил сменить тактику Николай. — Потерпи, малыш, скоро приедем. А через несколько дней броневик привезут. На нём ездить ловчее, качать уж не будет тогда!

Однако до поставки английского блиндированного паромобиля, который Николай Львович заказал, едва заняв должность министра, надо было ещё дожить. Каждая поездка по городу вызывала у него мрачные ожидания и рисовала перед мысленным взором остатки колясок Синюгина и предыдущих министров, а также студентов с подозрительными свёртками на каждом перекрёстке. Пока то да сё, пришлось распорядиться посадить жандарма с пулемётом на крышу коляски, велеть кучеру ехать как можно быстрее и как можно более неудобным и непредсказуемым маршрутом, да вот этого ребёнка завести. Говорили, будто нигилисты, корча из себя пускай и разбойников, но разбойников благородных, воздерживаются кидать бомбы в экипажи начальственных лиц, если с ними там едут их дети. Рабочее законодательство запрещало нанимать людей моложе десяти лет, так что мальца пришлось взять у его мамаши в аренду. Она так обрадовалась этому, что даже спросила, не пригодится ли Николаю Львовичу ещё один грудничок, которого она готова будет уступить за сходную цену через восемь месяцев...

Да уж, с этими детьми одни проблемы! Причём, если дети взрослые, эти проблемы не уменьшаются, а растут. Вот Зиночка на днях огорошила его новостью, что хочет вступить в некое «общество друзей живой природы». Участники этого общества, как оказалось, заняты тем, что гуляют нагишом в Летнем саду, исполняют там языческие пляски и, как сказала Зина, устанавливают связи с «Душой мира». Участвовать дочке в таком непотребстве, конечно же, нельзя было позволить. Пришлось объяснить, что половина таких кружковцев наверняка морфинисты, а вторая — символисты и другие половые извращенцы. К счастью, Зиночка ввиду своего доброго и послушного нрава легко переключилась на разговор о нарядах и пообещала выкинуть из своей милой головки всю «Душу мира» в обмен на новое платье.

И всё же оставлять этого просто так не следовало. Зиночка давно просилась замуж, он всё медлил, но теперь тянуть не следовало. Дадут или не дадут третий чин — это теперь зависело от того, как долго проживёт Николай Львович на своей новой должности. Так или иначе, он достиг пика своей карьеры — и более богатых, чем сейчас, перспектив в выборе жениха у них с Зиной не будет. Ну, а поскольку, ему теперь поминутно грозит опасность, надо было тем более поскорее устроить судьбу дочурки, чтоб одна не осталась, когда нигилисты его укокошат...

Одним словом, Зину надо было начинать вывозить в свет. Вот только для этого ей нужна была сопровождающая дама солидного возраста и положения. Мать бедняжки давно умерла, настолько близкой гувернантки, чтобы доверить ей эту роль, тоже не было. Вот и пришлось...

Экипаж резко остановился. Позади раздался грохот. Николай Львович упал на пол коляски, неуклюже закрыв собой арендованного ребёнка. «Не успел», — успел подумать он, прежде, чем понял, что на взрыв тот грохот похож не был.

По выходе из коляски обнаружилось, что грохот был вызван сверзившимся с крыши пулемётчиком: ехали-то, как велел министр, очень быстро, вот и торможение слишком резким получилось. Николай Львович выругался про себя, поручил кое-как поднимающемуся с мостовой пулемётчику присмотреть за мальчишкой и мигом, чтобы только нигилисты не заметили, забежал в парадный подъезд большого доходного дома. Здесь жила сестра министра. К ней и ехал.