А если по-хорошему, так и в самом деле: какое у неё было право вообще предъявлять Флинну какие-то претензии? И какие аргументы она могла привести, кроме собственной интуиции, над которой тот и в лучшие времена при всяком удобном случае предпочитал подтрунивать?

– Они мне не нравятся, – хмуро сказала Фрейя. – Вот совершенно не нравятся. Ты очень изменился с тех пор, как начал с ними общаться. Все эти твои разговорчики… И ты забросил все свои дочерние проекты…

– Разберутся и без меня. В конце концов, в мире есть столько всего интересного, кроме этой человеческой рутины…

– Знаешь, иногда я тебя совсем не узнаю… или, может быть, не понимаю?

Флинн загадочно улыбнулся:

– Видимо, уже и не поймёшь, ненаглядная моя смертная…

Он приподнялся на локте, притянул женщину к себе, обдав запахом крепкого одеколона, и шутливо чмокнул её в седеющий висок.

– А вот в этом здании я родился, – улыбнулся Аспид. – Уже целых пятнадцать лет назад, прикинь?

– Офонареть. Я вот даже и не знаю, где я там родился, – признался Кейр, рассматривая трёхэтажный дом за узорчатой кованой решёткой. – Как-то никогда не приходило в голову спрашивать…

Вокруг уже давно стемнело; ледяные мошки слетали с низко нависшего, фиолетово-рыжего от городской подсветки неба, тая на щеках. Ели в центре аллеи, по которой они сейчас шагали, прятались под белоснежными покрывалами; припаркованные тут и там машины местами тоже почти полностью засыпало снегом, а груды этого снега на обочинах были высотой едва ли не по плечо взрослому человеку.

Жёлтые рамки пешеходных переходов казались пятнистыми от снежных клякс; с красно-синих гирлянд на уличных фонарях свисали гроздья тонких как спицы сосулек.

Они миновали памятник какому-то мужику – тоже с пушистой снежной шапкой на самой макушке – и вышли на заваленную сугробами набережную.

Улица здесь обрывалась, казалось, прямо в воду, а на противоположном берегу тянулся к небу огромный собор с бронзовым куполом и множеством каменных колонн. По шоссе, матеря длинными гудками вечерний час пик и разбрызгивая ошмётки мокрой грязи из-под колёс, катились заклеенные голографическими рекламами беспилотные автобусы и многочисленные автомобили с как будто закопчёнными боками.

«Трудно же им тут живётся, пожалуй, – сочувственно подумал Кейр. – Машины в такую погоду, небось, и мыть уже бесполезно, а уж для того, чтобы проехаться на байке, пожалуй, стоило бы и вовсе иметь при себе какой-нибудь там, типа, защитный спецкостюм…»

– Ну и как тебе у нас? – спросил Аспид.

Кейр немного помолчал, разглядывая усеянную осколками крупных серых льдин широченную реку перед собой. Река угрюмо морщилась от ветра и напоминала полотнище смятого чёрного шёлка; за празднично подсвеченным мостом возвышалось длинное здание с кучей печных труб – очень нарядное, со всех сторон усыпанное мириадами изумрудных огоньков, – и казалось, что где-то то ли за зданием, то ли как будто вовсе на его крыше проступает сквозь зябкую синь фигурка каменного ангела с поднятым над головой тяжёлым крестом. А дальше вдоль набережной тянулись всякие арки, и сверкающие в темноте золотистые шпили, и ярко освещённые дома – все как один жутко непростые, украшенные вычурной лепкой, бахромой голографических снежинок на балконных перильцах, скульптурами в стенных нишах и чёрт знает чем ещё.

Издали всё это больше всего походило на драгоценную цепочку на лиловом бархате люксового ювелирного салона – из тех, к которым вечно в жизни не подберёшься, пока не хакнешь какую-нибудь там хитровывернутую многоступенчатую систему сигнализации.

– Очень… торжественно, – сказал наконец Кейр. – И народ тут весь какой-то такой сосредоточенный. И ещё я, кажется, никогда раньше не видел столько снега одновременно. Разве что, может быть, в Лейк-Пласид… нас туда один мамкин бойфренд как-то возил кататься на сноуборде, мне лет шестнадцать было. Там тоже холодрыга стояла жуткая, плюс двадцать, наверное…

Аспид на секунду озадаченно нахмурился.

– А сколько это будет, если по-нормальному? – спросил он после короткой паузы.

Тай-Утка выглянула у мальчишки из-за пазухи, повертела головой, принюхиваясь к мокрым автомобильным выхлопам, недовольно чихнула и опять юркнула ему под воротник куртки.

– Ну откуда я знаю, Аспид? – Кейр со вздохом закатил глаза. – Это когда лёд уже не тает.

– Всё у вас не как у людей. Никогда не привыкну, – хмыкнул тот. – А я вот на сноуборде не умею кататься.

– Да ты что, бро, это же такой кайф. Я тебе обязательно покажу. Можем даже сегодня махнуть куда-нибудь там, ага? Развеемся…

По совести говоря, эта идея пришла Кейру в голову совершенно неожиданно, потому что развеяться хотелось прежде всего ему самому. На душе у парня было необычайно муторно.

Поспать ему, правда, в итоге вроде бы удалось – в Нью-Йорке сейчас как раз было около девяти утра, но вчерашний разговор с Мэйсоном всё никак не шёл у Кейра из головы.

За просто так делиться со смертным своей энергией – это было, конечно… как выразился бы, наверное, Вильф, «страшно трогательно». И большой чести подлинному тули-па подобные финты, прямо скажем, вот вообще не делали…

Ну да это всё ещё было ладно, чёрт бы с ним. В конце концов, Мэйсон, как ни крути, всё равно оставался пока что членом байк-клуба… и только Кейра касалось, на кого из своих парней ему вдруг вздумалось потратить собственные силы и кровь – ведь правда? Как там тогда выразилась Верена…

(…золотистые распущенные волосы, голубые глаза, ямочки на щеках: «Мой контроль означает, что правила устанавливаю я, а не кто-то там ещё, верно, мистер философ?» Целых тридцать восемь дней назад… уже так давно. А интересно, что младшая ни-шуур сказала бы ему сейчас, если бы они могли ещё хотя бы разочек снова…)

Кейр яростно помотал головой, прогоняя из неё мгновенно вспыхнувший образ. «Не смей, – привычно приказал он самому себе. – Только попробуй мне ещё хоть раз вспомнить об этой треклятой свиданке…»

Парень проводил взглядом карапуза в дутой серебристой курточке, который, разведя для равновесия руки, с разбегу проехался по ледяной дорожке посреди тротуара. «Спрашивается, как там учит нас в таких случаях Цитадель? – натужно продолжил он про себя, упрямо возвращая разбежавшиеся мысли в прежнее русло. – А учит она нас, типа, что если ты жертвуешь силы и кровь тому, кто тебя сильней, ты просто признаёшь таким образом его старшинство… так, да? А вот когда отдаёшь свои силы более слабому, ты этим, наоборот, привязываешь его к себе…» Так вроде бы объясняла донья Милис, когда Аспид с Кейром однажды спросили её про эту его Тай-Утку («Ни-шуур любят рассуждать, что энергией можно делиться только бескорыстно, но вы-то понимаете, что бескорыстие не имеет ничего общего со справедливостью, верно, юные воины?»).

Просто отпад. Вот только привязать к себе Мэйсона Кейру ещё и не хватало для полного, на хрен, счастья…

И вообще, вступаться за чужих рабов – это был, мягко говоря, уже ОЧЕНЬ дурной тон. А уж напрягать Вильфа, чтобы тот, да по своей собственной воле, вдруг взял да отказался от…

…чёрт, ну вот и во что Кейр, мать твою, ввязался, а? Идиотское человеческое. Будто у него своих собственных проблем было мало, вот правда…

– Ну что, прыгаем ко мне? – Аспид остановился около автобусной остановки, мутные стёкла которой сплошь покрывали узоры мелких водяных брызг. – Сейчас я тебя с Женьком познакомлю…

– Ты, типа, не в этом… Петербурге, а где-то в пригороде живёшь, ага? Давай тогда ещё взлетим сначала, – предложил Кейр, скрещивая на груди запястья. – Обожаю смотреть на новые города сверху…

…а кроме того, сказать по правде, находиться в облике зверя ему сейчас определённо было бы комфортнее, потому что в гриндерсах Кейра уже вовсю хлюпал талый снег.

Мальчишка, согласно кивнув, тоже свёл перед собой кисти, и миг спустя две стремительные тени – исполинская серая ящерица с перепончатыми лапами и покрытый густой шерстью то ли медведь, то ли длиннопалая горилла с волчьей головой – взвились в высоту прямо над головами нескольких в ужасе отшатнувшихся прохожих. Крошечный дракончик вспорхнул вслед за ними, ещё в движении становясь невидимым.