Верзила попытался что-то ответить, но в этот момент нижняя часть квадратного окошка рядом с кирпичным крылечком поползла вверх, и наружу выглянула знакомая лохматая голова.

– А ну-ка тащите сюда свои задницы, бездельники! – донёсся до них негромкий оклик Кейра. – Гости убыли…

Бугор растёр друг о друга ладони, осторожно пошевелил пальцами на правой руке и поднялся со скамейки, опираясь руками о колени. Потом парень утёр рукавом кожаной куртки вспотевший лоб и протяжно зевнул.

– Да ну, брешешь ты всё на хрен, бро, – сердито заключил он, отворачиваясь от Аспида. – Был бы ты русским, говорил бы с этим ихним акцентом, как в кино показывают…

– А почему всё-таки именно дом престарелых? – Диана повертела в руках гранёную сахарницу и рассеянно обвела взглядом полупустой кафетерий.

Всё здесь было чистеньким, незатейливым и каким-то нарочито бесцветным. Серые бетонные колонны (на одну из них был прицеплен треснувший грибок старенького голографического проектора) отбрасывали мутные тени на керамический пол, на отполированные множеством прикосновений деревянные поручни вдоль стен и на висящие над ними выцветшие фоторепродукции Берлинской телебашни, здания Рейхстага и арки Бранденбургских ворот.

В обычные дни вид у этого пропитанного дезинфекцией помещения был, наверное, и вовсе уж уныло казённым, но сейчас включённый искусственный камин и пушистая живая ёлочка в углу придавали ему предрождественский уют.

– Вообще-то это всё Томас, – призналась Верена, теребя в пальцах резинку для волос. – Он уже второй год здесь волонтёрствует. А я, наверное, попрошу зачесть мне потом как производственную практику. И с учёбой совмещать удобно.

– И чем же вы тут обычно занимаетесь?

– По-разному, – пожала плечами девушка. – Когда вместо секретарей, когда вообще на кухне. Иногда какие-нибудь мероприятия… Вообще мне нравится. Я всегда любила работать с людьми. А ещё, знаешь, я иногда вспоминаю Яна… мне так хотелось бы стать, как он. То есть не врачом даже, а просто… просто знать, что я помогаю людям и что это делает меня сильнее.

Диана задумчиво покивала. Полтора месяца назад Яну Вуйчику, хирургу из Вроцлава, удалось спасти от мучительной смерти гигантское количество людей, чуть было не пожертвовав ради этого своей собственной жизнью. А может быть (и при мыслях об этом по спине у Дианы всегда бежал невольный холодок), и не только своей жизнью – потому что этот Ян почти наверняка погиб бы, не окажись с ним тогда рядом Дианиных друзей, и кто знает, что стало бы с ним в посмертии, не успей он вовремя отказаться от клятвы подчинения, данной их врагам…

Этот Ян был всего лишь человеком, но он оказался человеком с необыкновенно сильной волей, который сумел в одиночку пойти против державших его в заложниках тули-па, и женщина вполне понимала Верену, для которой тот, похоже, успел сделаться с тех пор образцовым примером для подражания.

В конце концов, кто сказал, что они, ни-шуур, ничему не способны научиться у обычных людей?

На столе противно тренькнул телефон, и на засветившемся дисплее назойливо замигал логотип программы-напоминалки.

– Просто не представляю себе, как ни-шуур в прежние времена обходились без техники, – Диана чуть поморщилась, выключая звук. – Я вот за десять лет так и не научилась держать в голове все часовые пояса одновременно. В Сиднее сейчас восемь вечера, а я намедни имела неосторожность пообещать Руби, что мы с Хауком сходим с ней сегодня в кино. Надо бы успеть прыгнуть домой до того, как это неугомонное создание начнёт звонить мне в дверь…

– А где сейчас эта твоя Руби?

– Умчалась на какое-то свидание… с очередным мужчиной своей мечты, – усмехнулась Диана. – Надеюсь, что всё у них сложится удачно. Очень боюсь иногда, что она однажды свяжется не с тем, с кем надо, – женщина вздохнула. – У неё вечно такой круг общения…

– Какой? – Верена подняла глаза от полупустой кофейной чашки.

– Да все эти, знаешь… – Диана нерешительно пошевелила пальцами. – Пирсинги с шипами, татуировки с перевёрнутыми крестами, всякие такие брутальные штучки… Вечно какие-то там клубы, закрытые частные вечеринки, куда пускают исключительно по личным приглашениям, да ещё зачем-то обязательно с ошейником на горле… Но я не могу её критиковать, она, в конце концов, уже взрослая девочка, двадцать восемь лет. Это когда она ещё была моей ученицей…

– Ну-у, это у тебя уже очевидная профдеформация, Диан, – рассмеялась Верена. – Пожила бы у нас в Берлине, давно бы поняла, что в неформалах нет абсолютно ничего опасного…

– Что ж, будем считать, что ты меня успокоила, – Диана улыбнулась, подпёрла рукой щёку и стала смотреть на серебристо-стальную пластину лесного озера за окном.

Поникшая трава вокруг озера искрилась от изморози сказочным бриллиантовым ковром. Диана всегда любила зиму в северном полушарии; в детстве она постоянно зачитывалась иллюстрированными книжками про зимние северные леса – наверное, поэтому и зверь-то её оказался так похож на росомаху, а не на какого-нибудь там динго или тасманского дьявола. И недаром родители, переехавшие в своё время из Австралии в Канаду, до сих пор не теряли надежду, что и Диана когда-нибудь последует их примеру…

Та по мере сил отшучивалась, ссылаясь попеременно то на климат, то на рабочие контракты Хаука, то на свои бесконечные школьные проекты. Способности ни-шуур позволяли ей в два счёта перемещаться между континентами, и Диана могла бы при желании навещать отца с матерью хоть каждый вечер – но это неизбежно спровоцировало бы ненужные вопросы, отвечать на которые ей совсем не хотелось.

Да и нечего было, если вдуматься, на эти вопросы особенно отвечать…

Ну ничего, через неделю они уж точно увидятся: в конце концов, впереди почти шесть недель рождественских каникул перед началом нового учебного года. И наступлению каникул Диана радовалась в этом году, наверное, едва ли не больше, чем некоторые из её учеников – минувшие несколько месяцев выдались для неё, да и для всех остальных ни-шуур, страшно нелёгкими…

– Но ты дальше-то расскажи, а? – прервала её размышления Верена. – Получается, что ты в тот день, когда надела браслеты, в самом деле ничего особенного не почувствовала?

– Да нечего там рассказывать, – отмахнулась Диана. – Я же говорю, активация началась аккурат в тот момент, когда я переходила через дорогу… Ну вот и представь себе: сначала авария, потом сутки в коме, а потом у тебя не находят практически ни единой царапины, и все вокруг только ахают, что ты, мол, в рубашке родилась… а потом ты приходишь в себя и вдобавок ко всему ещё понимаешь, что стала владеть чужими языками… шок, естественно, а ты как думала? Ну, сперва ещё недоумение, а потом просто полный ступор. Ты знаешь, Верена, о таких вещах, конечно, иногда даже снимают фильмы, но… я на всякий случай всё равно старалась помалкивать. Так бы всё это и тянулось, наверное, если бы я не познакомилась с Хауком…

– А где вы с ним познакомились?

– Это было что-то вроде молодёжного лагеря где-то в Европе. Италия, кажется. Или Испания… Знаешь, бывают такие программы под девизом «отдыхай и учись»? Ну вот, я сопровождала в тот год свой выпускной класс, а Хаук как раз выступал там с какими-то популярными лекциями по биологии. Руби тогда только-только исполнилось девятнадцать, – Диана снова улыбнулась. – Немножечко в него влюбилась сразу. Советовалась всё время со мной… Она вообще такая, влюбчивая натура. Потом уже, конечно, была у нас с ней пара сцен…

Диана нахмурилась, вновь отворачиваясь к окну. Потом махнула рукой:

– Ай, в общем… долгая история. В любом случае, как видишь, с тех времён уже десять лет как с ней дружим.

– Мне нравится твоя Руби, – Верена накрутила на палец прядь светлых волос. – Мне кажется, она хороший человек.

– Она хороший человек. Просто…

Диана не успела договорить, потому что в этот момент широкая белая дверь рядом с буфетной стойкой приоткрылась, и в проём высунулась сердитая курносая физиономия с тонкими обветренными губами, пшеничными бровями и крупной родинкой на правой щеке.