Ещё год назад у Кейра, наверное, язык не повернулся бы расспрашивать. Как известно, «умение молчать есть признак стойкости характера», так что если уж открываешь рот рядом со своим делателем – то лучше открывай его по делу, пока это самое умение заодно с характером у тебя не начали вырабатывать какими-нибудь более, мать его, экзотическими способами…

Но с тех пор Кейр успел уже достаточно хорошо узнать Тео, чтобы видеть, что тот был сегодня в настроении немного потрепаться. А в подобное настроение тот приходил чрезвычайно редко, и, когда это случалось, Кейр неизменно (хоть и одёргивая себя всякий раз, потому что какую-то часть его существа это обстоятельство определённо подбешивало) ощущал себя чертовски польщённым оттого, что Тео вдруг заговорил с ним почти что на равных.

– Например, однажды ты можешь осознать, что тот смертный, которым ты восхищался всю свою человеческую жизнь, – на самом деле всего лишь обычный слуга под покровительством одного из твоих соратников, – Тео сделал короткую паузу, задумавшись о чём-то. – Да ещё и вовсе не такое уж сильное сердце при этом…

– Я, кажется, никогда никем особенно не восхищался, – Кейр пощипал себя за подбородок. – Даже бейсболистами из Высшей лиги…

– Ты дитя своего века, молодой тули-па. Раньше мир вообще частенько бывал много занятнее, чем теперь. В моё время смертные, например, ещё очень любили резать друг другу глотки из-за какой-нибудь идеи. А это всегда очень красиво, когда убивают из-за идеи, поверь мне, юный воин. Красиво и крайне любопытно. «Возлюби ближнего» – и поработи дальнего, «все мы – один народ», а вы все – другой народ, «люди – братья» – а кто мне не брат, тот не достоин жить… забавно ведь, м-м? Да…

– По-моему, глотки обычно режут друг другу всё-таки в основном из-за бабла, – пробормотал Кейр.

– Времена меняются, – кивнул Тео. – Деньги – это, конечно, тоже идея, но довольно-таки скучная и не особенно возвышенная, как ты думаешь? С другой стороны, из таких смертных иногда выходят весьма неплохие рабы. Они умеют восстанавливать свои силы и кровь за счёт тех, кто им подчиняется, а это хороший ресурс.

– А слуги из таких, значит, не выходят?

– Слуги – никогда, – покачал головой Тео. – Те немногие, кем действительно управляет разум, кто искренне желает извести в этом мире паршивых овец и бессмысленную шваль, которая коптит небо, сама не понимая зачем… Они всё-таки тоже должны во что-то верить.

– Значит, мы, тули-па, что, помогаем извести… паршивых овец?

– Смертным необходимо постоянно жрать друг друга, в этом состоит основа их примитивной натуры, – Тео посмотрел ему в глаза. – Потому жизнь их и не стоит ничего, когда речь идёт о подлинной справедливости… любому смертному суждено умереть раньше или позже, вопрос лишь в том, принесёт ли он тебе при этом какую-нибудь пользу. И это – естественный отбор, отбраковка, которой обязаны управлять те, кто эволюционно стоит выше смертных. А обо всём остальном ты обязательно поговоришь с Владетелем, когда станешь ещё чуть постарше, молодой тули-па.

Блондин поднял взгляд на редкие серые облака, под которыми по прорубленному высоко в скалах шоссе ползли покоцанные внедорожники с гигантскими колёсами.

– Ладно, хватит болтовни, – он скрестил на груди запястья. – Марш в небо и к бою, юный воин. И сохрани тебя мироздание, если ты в этот раз попытаешься создать хотя бы один щит, пока будешь в воздухе, – только атака, ты понял меня?

Говорят, у животных в дикой природе существует только два главных способа защитить себя от врагов. Какой-нибудь заяц или сайгак, почуяв опасность, тут же сорвётся с места и понесётся со всех ног куда глаза глядят, чтобы только остаться в живых. А вот опоссум, например, тот от страха, скорее всего, замрёт неподвижно, свернувшись в клубочек, а после просто зажмурится и обмякнет с открытой пастью, и не сможет реагировать даже на попытки себя укусить.

Руби на всю жизнь врезалась в память сценка из одного учебного фильма, который им демонстрировали однажды в школе на уроке естествознания. Там высокий дородный дядька в белом халате авторитетно объяснял зрителям, что если серой куропатке связать лапки и потом быстро уложить её на спину, то та просто застынет как мёртвая, и дальше будет не так-то легко вывести её из транса. Помнится, Руби было тогда ужасно жалко глупую птаху на экране: понятно же, что любой уважающий себя хищник всё равно скорее всего в конце концов сожрёт её, бедненькую.

Только вот мало кто в состоянии игнорировать данные матерью природой рефлексы – в особенности если тебе не повезло оказаться где-то в самом низу пищевой цепочки.

Как бы то ни было, сейчас Руби необыкновенно хорошо понимала серых куропаток.

Коленки у неё сделались совершенно ватными сразу же, как только она услышала противоестественно спокойные голоса сначала Алекса, а потом Дианы.

Всех этих парней там, под широкой бетонной лестницей, всё-таки было ужасно много – явно больше двух – и Руби отчётливо разглядела в руках одного из них самый настоящий ножик, когда тот обернулся. Неужели Алекс с Дианой совсем не боялись нарваться на неприятности? Оба они вели себя так, как будто знали, что делали, но… ей-то, Руби, которая понятия не имела, чем всё это могло закончиться, в такой ситуации полагалось ведь бежать, правильно? А потом уже, как там обычно советовали в шоу «Спасатели „Три нуля“», из безопасного места сразу же вызывать полицию… да?

Вот только как тут бежать, если у тебя от страха в буквальном смысле слова отнимаются ноги?

Нет, может быть, если бы Диана в тот момент хотя бы крикнула ей что-то, скомандовала бы что-нибудь, это ещё и могло бы вывести Руби из ступора, но Диана лишь торопливо отпихнула её себе за спину, как только этот лохматый как медведь тип в бейсболке, который был с ножом, шагнул к ним обеим ближе. А в следующие пару мгновений произошло так много всего разом, что Руби оказалась в состоянии только неподвижно стоять, зажимая себе ладонью рот и не в силах отвернуться.

Потому что это всё абсолютно не походило на драку.

То есть не то чтобы Руби видела в своей жизни так уж много драк, но по крайней мере в фильмах их точно всегда показывали по-другому.

Диана и Алекс начали двигаться очень-очень быстро, как-то совершенно неправдоподобно быстро. А может быть, это просто в глазах у Руби на какое-то время помутилось – она сначала почти ничего не могла толком разглядеть в сумерках, поняла только, что Алекс одного за другим опрокидывает своих противников на землю, а потом этот лохматый выронил свой нож, шарахаясь прочь, а ещё один, наголо бритый, замахнулся на Диану сзади, и та небрежно, не оборачиваясь, вроде бы перехватила его руку, отчего тот почему-то вскрикнул, как от удара…

Но Руби могла поклясться, что не видела вообще ни одного удара.

И вот тогда она наконец заметила, как улепётывает, с дребезгом опрокинув что-то, та самая растрёпанная рыжая девчонка, и эта картинка, а может быть, дробный стук каблучков по тротуару будто разбили вокруг Руби невидимую стеклянную клетку, выдёргивая её из липких паутинных лап дурностного оцепенения.

И она сорвалась было следом – так, наверное, какие-нибудь антилопы кидаются за старшим в стаде, первым подавшим остальным знак удирать…

Руби сперва даже не поняла, что произошло, когда чужая пятерня сгребла её сзади за шкирку; девушка изо всех сил рванулась прочь, но у неё ничего не вышло, и тогда она в отчаянии обернулась и увидела над собой в полумраке страшную щетинистую физиономию с плагом-монеткой в левом ухе, и эта монетка вдруг мигнула пронзительным розоватым светом:

– А вот я сейчас вашу подружку… – у самого горла Руби блеснули острые треугольные лезвия, выстрелившие из закреплённого у того на запястье кастета.

Собственный тихий вскрик она услышала словно с секундной задержкой.

Алекс с Дианой рывком обернулись, и до девушки, словно во сне, донёсся какой-то рваный, смутно-плывущий голос Дианы:

– Волновик! У него волновик вживлён, Хаук!