Когда челнок опустился на шестьсот метров, тучи насекомых исчезли. Они обитали и здесь, но по крайней мере уже не облепляли челнок в неимоверных количествах.

Жужжание и стрекот несколько утихли, зато стало темнее и холоднее. На двадцатом уровне сверху Рамстан приказал включить фары. Без искусственного освещения окружающие предметы все еще можно было различить, но уже довольно смутно.

Еще через десять уровней температура воздуха стабилизировалась. Пассажиры челнока чувствовали себя уютно, поскольку воздух в машине кондиционировался, но снаружи царила не очень-то способствующая комфорту жара. Именно на этом уровне Рамстан заметил, что многие листья повернуты под разными углами, и по мере спуска челнока освещение улучшалось, а не ухудшалось.

— Это система отражения солнечного света вниз, — сказала Нуоли.

Здесь они впервые увидели на стволе и ветвях растения, которые, казалось, паразитировали на дереве. Они были трех видов: похожие на поганку, конусовидные и имеющие форму семиконечной звезды на длинном свисающем стебле. Все растущее отражало свет, и довольно ярко, но все равно здесь царили вечные сумерки. Глаза птиц, зверей и насекомых сверкали в потемках, словно угольки из костра Поскольку света для этого было явно недостаточно, Нуоли предположила, что глаза этих созданий светятся сами Она сказала, что это мерцание напоминает свечение земных светлячков.

— Некий вид холодного свечения, вызываемый электрохимическими процессами.

Хотя Рамстан видел много странных вещей с тех пор, как впервые ступил на чужую планету, он все же подумал, что это явление — одно из самых странных. Найти ему объяснения он не мог — по крайней мере сразу. Светлячки используют свои светящиеся брюшка для привлечения партнера. Служили ли вспышки глаз этих созданий той же цели? Если так, то после спаривания они должны были временно слепнуть.

Рамстан думал: «Возможно, свет, исходящий от множества вещей и событий, виденных мною недавно — особенно от глайфы, — должен бы просветить меня. Но он лишь ослепляет».

Еще одна странная мысль, неведомо как закравшаяся в сознание.

Были ли эти существа союзниками или подданными тех, кого он ожидает найти у подножия дерева? Что, если эти вспыхивающие глаза биологической азбукой Морзе подают сигнал тем созданиям, которые, как рисовалось воображению Рамстана, ждали его там? Быть может, эти призрачные существа получили информацию о том, что приближается объект из далей пространства и времени и что в нем находятся пассажиры, выглядящие так-то и так-то?

Попытка найти какую-то систему в этих «сигналах» не увенчалась успехом; казалось, это был просто «шум». Однако то, что казалось беспорядочным Рамстану, могло нести информацию для кого-то другого.

Челнок спускался со скоростью десять километров в час, вертикальным зигзагом огибая ветви. Светящихся растений становилось все больше, ветки и ствол выглядели странной формы драгоценными камнями. В отличие от земных деревьев, горизонтальные ветви нижних уровней были короче и тоньше, чем верхние. Тем не менее опоры ветвей становились толще и тянулись все дальше. Рамстан подумал, что причиной тому увеличение количества растений-паразитов, из-за которых ветви становятся тяжелее.

Количество зверей и птиц уменьшалось, число насекомых увеличивалось. Какие-то довольно большие, с крысу величиной, создания были прозрачны, и сквозь их плоть просвечивали съеденные ими растения. Кусочки в желудке все еще светились, хотя и менее ярко. Эти монстры на самом деле не были насекомыми. Земные насекомые не могли вырасти до таких размеров. Их величина ограничивалась отсутствием легких и поступлением воздуха через дыхальца. Если бы земное насекомое-мутант достигло размеров крысы, оно бы умерло от кислородного голодания.

Один вид этих крупных псевдонасекомых имел длинный, слегка загнутый книзу хоботок и торчащий из головы стержень, длиной равный телу. На конце стержня висел светящийся шарик. Существо напомнило Рамстану земную глубоководную рыбу. Та использовала огонек на конце удочки, чтобы приманить других рыб — свою добычу.

Еще одни создания напоминали пауков размером с баскетбольный мяч. Они плавали в воздухе, перемещаясь с ветки на лист и обратно, выстреливая клейкую нить и потом подтягиваясь по ней. Они также использовали эту нить для ловли маленьких насекомых, которых и втягивали себе в рот, окруженный шестью крошечными когтистыми лапками, находящимися в постоянном движении до тех пор, пока не нащупывали добычу.

Челнок шел вниз. Он миновал похожую на змею двенадцатиметровой длины тварь. На шестигранной голове изгибались четыре длинных рога, глаза «змеи» были огромными и четырехугольными, а язык походил на лягушачий: он выстреливал, хватая насекомых, мелких изумрудно-зеленых ящеров и даже маленькую змейку.

— Зоолог здесь не закрывал бы рот от изумления, — сказала Нуоли.

Рамстан ничего не ответил на это. Он гадал, какой вид разумных существ может здесь обитать. Песнь Вассрусс указывала на то, что по крайней мере трое избрали этот континент в качестве местожительства. Но песнь была очень древней, и те, кто упоминался в ней, могли покинуть это место или умереть. Но Рамстан верил — без всякого разумного основания, — что это не так, что эти трое все еще здесь. Что могло означать невероятно долгий срок жизни. Невероятно? Да, для тех, кто не знает о глайфе.

Внезапно челнок вошел в зону, казавшуюся безжизненной. Конечно, жизнь была и здесь — дерево не было мертво. Но тут не было ни птиц, ни животных, ни насекомых. Рамстана охватило ощущение безвременья. Время, конечно, продолжало течь — оно отмерялось хронометром челнока, биением сердца, движением людей и машины. И тем не менее Рамстан чувствовал, что время умерло или по крайней мере замедлилось настолько, что почти остановилось или уснуло. Он ощущал некоторую потерю ориентации, легкое головокружение и тихую панику.

Рамстан приказал открыть верхний колпак, а всем в челноке сидеть тихо, не говоря ни слова. Что-то заставило его внимательно прислушаться.

Прислушаться к чему? Зачем?

Неизвестность окружала его облаком страха — словно его окружил мощный заряд статического электричества, словно гигантские пальцы перебирали натянутые струны нервов.

Остальные, хотя и не говорили ни слова, широко открыли глаза, словно ветер нес опасность. Но никакого ветра не было, кроме едва заметного движения воздуха, вызванного перемещением челнока.

Рамстан смотрел вверх, хотя и не думал, что опасность появится оттуда — по крайней мере в данный момент. Солнце и небо были отделены от них толщей ветвей и листьев. Они были мертвы, похоронены под растительностью. Странная мысль.

Мертвы, как само время.

Однако если песнь говорила правду, то смерть времени и замедлившееся биение сердца означали жизнь для тех, кто ждал Рамстана.

Ждал? Откуда они могли знать, что он придет?

Возможно, им сообщила глайфа.

Но глайфа молчала и не хотела больше говорить с ним.

Когда колпак челнока раскрылся в первый раз, Рамстан почувствовал слабый и не особо неприятный запах гниющих плодов и экскрементов животных. Почему-то этот запах напомнил ему о древесных поганках, хотя он никогда не нюхал их. Воздух был очень сухим или же казался таким. Рамстан не был в этом уверен — он уже не доверял своим чувствам. Потом все запахи исчезли, хотя воздух от этого не стал более здоровым. На самом деле воздух был словно в могиле, где от тел осталась уже только пыль и разложение ушло, пожрав само себя. Могила должна бы быть сухой, словно рот человека, три дня блуждавшего по безводной пустыне, однако влажность внезапно увеличилась.

Когда челнок вошел в зону безвременья, воздух стал более влажным. Ощущение сырости возрастало, и, внезапно, без всякого перехода, челнок словно погрузился из влажного воздуха в воду. Горло Рамстана сжалось.

Это было так, словно потела сама планета. По лбу, по щекам Рамстана катились капли; когда он лизнул безвкусную влагу, Рамстану показалось, что собственный язык лжет ему. Несмотря на влажность, он не ощущал запаха гнили или плесени. Растения, облепившие дерево, светились еще более ярко, чем прежде; казалось, их холодное свечение останавливает смерть и гниение. Или, по крайней мере, замедляет их, поскольку эти процессы невозможно остановить совсем. Еще одна странная мысль.