Рамстан подумал: «И даже Он — Оно — не живет вечно. Я не буду молить дать мне еще времени».

Рамстан сказал:

— Я прочел эту песнь потому, что, услышав ее, вы сможете понять, почему я не собираюсь уходить ни в глайфу, ни в дом вуордха.

Он остановился перед ирисной диафрагмой, ведущей в его каюту, произнес кодовое слово и прошел в открывшийся вход. Диафрагма в последний раз сомкнулась за ним.

Рамстан подошел к молитвенному коврику и повернул его так, что красная стрелка, кибла, указывала на него самого.

Он подавил мгновенное желание преклонить колени на коврике. Нет. Он этого не сделает. Но все-таки он встал так, что носок его ботинка касался края коврика.

Почему он направил киблу на себя? Не думал ли он, что он и есть Бог?

Мистик-суфий аль-Мансур некогда думал, что он есть Бог. По крайней мере он сказал так на базарной площади и был забит камнями за святотатство. Но — он хотел сказать, что он есть частица Бога, как и все живые существа.

Рамстан видел на экране, что все оставшиеся на корабле, кроме него и Нуоли, собрались в аудитории. «Аль-Бураг» расширил помещение, чтобы вместить почти четыре сотни человек. Но корабль не стал выращивать для них стулья, как сделал бы, если бы они пришли сюда послушать лекцию или посмотреть спектакль. Люди стояли концентрическими кругами, и те, кто был в самом внутреннем круге, положили руки на глайфу, а те, кто стоял позади, теснее прижались к ним и друг к другу.

Рамстан сказал:

— Я желал бы, чтобы события… чтобы все было иначе. Но если бы я мог начать сначала, то вряд ли я действовал бы по-другому или был бы другим. Вы делали и делаете то, что считаете правильным для себя. Я делал и делаю то, что считаю правильным для себя.

Он помолчал секунду, прочистил горло и добавил:

— Вы можете забыть меня, но не забывайте то, ради чего я остался. Прощайте!

У них уже не было времени сказать ему что-либо. Они повалились, все так же прижимаясь друг к другу, их открытые глаза не видели ничего. Не было ни вспышки энергии, ни малейшего уплотнения воздуха в струны и облака, когда та часть, что делает каждого человека разумным и единственным в своем роде, втянулась в глайфу.

— Готово, — сказал голос его матери. — Худ, у тебя еще есть время присоединиться к ним.

— Нет.

— Они будут жить внутри этой маленькой оболочки, и она будет казаться им такой же большой, как Земля, большой, как все вселенные, если они захотят того.

— Нет.

Майя Нуоли вошла в аудиторию, с ужасом посмотрела на тела, бросила взгляд на изображение Рамстана на экране, а потом, вздрагивая, пошла по телам. Она подняла глайфу, прижала ее к груди и пошла обратно. У выхода она снова подняла глаза на экран:

— Прощай, Худ. Да пребудет с тобой Бог. Когда-то я недолго любила тебя, потом ненавидела. Но теперь я думаю, что опять люблю тебя.

— Я совершил роковую ошибку, — сказал Рамстан. — Я любил ответы на свои вопросы больше, чем любил людей. Но единственные вопросы — и единственные ответы, — которые имеют значение, — это люди. Я был всего лишь слугой глайфы и вуордха. Меня подталкивали, подгоняли и посылали туда и сюда — навстречу судьбе, которая была неведома мне до сих пор. Этот план был столь же огромен и темен, как та пустота, в которой мы сейчас находимся. Но я не был механической игрушкой, хотя со стороны могло показаться именно так. Я имел выбор. Я принимал решения, которые хотел принять. Я на краткий миг выбирался из тьмы к свету и снова падал во тьму, но теперь у меня снова есть свет. И на сей раз это мой собственный свет, а не взятый у других. Он принадлежит мне, и он достаточно ярок, чтобы я мог видеть, что творю. Если тьма смыкается вокруг меня, то она уже не так плотна, как была. Немногим достается счастье иметь хотя бы такой маленький отблеск. Да пребудет твой свет всегда с тобой, Майя Нуоли, что бы ни случилось.

— Хорошо сказано, — произнесла Шийаи голосом его матери. — Но ты и не мог умереть так, как жил, среди вечного подозрения. Однако теперь это не имеет значения. В качестве небольшого подарка тебе будет позволено увидеть, что случилось с тремя женщинами.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе не следует бояться, что с ними случится что-то плохое из-за того, что они находятся в нашем доме. Что ж, Рамстан. Ты отверг последнее предложение глайфы. Возможно, напрасная трата времени — спрашивать тебя, не изменишь ли ты свое решение и не присоединишься ли к нам. Невзирая на то что мы сказали твоему экипажу, у нас тут есть еще место. Ты можешь присоединиться к нам, если желаешь. Плохо жить одному, а еще хуже — умирать в одиночестве.

— Нет.

— Я так и думала.

В разговор вмешалась глайфа:

— Рамстан, мы в доме. Подожди пять минут.

Шийаи сказала:

— Смотри. Слушай.

Изображения, возникшие перед ним, были такими бледными, мерцающими и прозрачными, что он мог видеть сквозь людей и монстров экран, показывающий мостик. Вуордха находились в комнате, которой Рамстан прежде не видел, в круглой комнате, посреди которой был круглый бассейн. Они стояли по пояс в воде. Рядом с ними, в том же кругу, стояли Тойс, Нуоли и Дэвис. Все трое выглядели испуганными. Нуоли прижимала к груди глайфу. Сбоку от нее плавало существо, похожее на огромного лосося, оно терлось головой о левое колено Нуоли. С другого бока рыбы, положив одну руку на рыбий плавник, а другой касаясь мерцающей твари, плавал «веселый, который прыгает». Мерцающее существо, «холоднокровный, который пьет горячую кровь», касалось Уополсы.

— Мы образовали круг, и я готова положить в рот первый из сигилов, — сказала Шийаи. — Я сделаю это, как только смогу определить, удалось ли тебе уничтожить сердце болга или нет. Уополса подсчитала вероятность уничтожения болга. Она сделала и кое-что большее. Она видит… немного дальше, чем я или Грринда. Как бы то ни было, она говорит, что у тебя семьдесят пять шансов из ста на успех. Это хороший шанс, Рамстан.

Мы трое тоже когда-нибудь умрем, — продолжала Шийаи. — Точнее, Грринда и я. Уополса тоже умрет, хотя и не так, как мы. Она уйдет… куда-то в другое место. Но до этого мы научим этих трех женщин всему, чему они смогут научиться. И в один прекрасный день они станут вуордха. Если пожелают, конечно. Я думаю, что пожелают… Итак, прощай, Рамстан. Мы больше не увидим тебя, но, быть может, мы увидим подобных тебе.

Рамстан засмеялся:

— И даже сейчас вы думаете о времени, когда вам может понадобиться другой подобный мне?

— Могут быть и другие болги.

Рамстан посмотрел на мигающие на экране цифры.

Пока он смотрел на то, что происходит в доме вуордха, прошло пять минут, хотя он мог бы поклясться, что это заняло не более тридцати секунд.

Он открыл рот для приказа. Кодовое слово, по которому «Аль-Бураг» должен был выпустить снаряды и включить лазеры, пылало в его сознании, пылало столь же ярко, как цифры, высвечивающие время на экране.

Почему он выбрал в качестве кодового слова имя своей матери — Хадиджа?

Хватит вопросов.

Он выкрикнул это имя.