Пилот джипа прижимала руки к ушам, глаза ее обморочно закатились, лицо под маской исказилось. Джип, никем не управляемый, автоматически сбросил скорость и остановился.

Рамстан попытался преодолеть боль, причиняемую свистом. Он огляделся, пытаясь найти его источник, но увидел только морских пехотинцев, тоже пытающихся избавиться от боли, зажимая уши ладонями. Их усилия были так же бесплодны, как и его собственные. Все вокруг и внизу, калафалане на улицах и на ступенях отеля, тоже прижимали руки к ушам, рты их были широко открыты, словно они могли умерить боль собственным криком, глаза были выпучены, лица перекошены, словно этот свист скручивал их, выжимал, как белье.

Многие бежали куда-то сломя голову, спотыкаясь, натыкаясь на других, сбивая их с ног. Другие стояли недвижно, словно обратившись в соляные столпы.

Некоторые космонавты, как и калафалане, кричали. Рамстан отчетливо слышал их крики сквозь свист, хотя этот ужасный звук мог перекрыть любой шум. Не имело значения, что свист шел изнутри его. Нет! Он не был его источником. Этот свист шел откуда-то еще, но он не передавался через воздух и плоть, он был чем-то другим, нежели вибрации атмосферы.

— Беги, Рамстан, беги!

Слова были те же самые, что произнес тогда голос в таверне, но на этот раз голос был другим. Рамстан не мог опознать его.

Он подавил в себе позыв выпрыгнуть из джипа и бежать сломя голову… куда?.. Куда угодно, лишь бы уйти от этого ужаса и боли.

Пилот закричала:

— Во имя Господа, что это? Я не могу это остановить! Я схожу с ума!

Рамстану не нужно было кричать, чтобы его услышали, но он заорал в панике и отчаянии:

— Я не знаю! Держите себя в руках! Ведите машину! Ведите, я сказал!

Женщина отняла ладони от ушей и сказала с дрожью в голосе:

— Да, сэр, — взялась за руль и поставила ноги на педали. Она дрожала и, казалось, вот-вот закричит, чтобы заглушить шум в голове.

— Туда! Туда! — сказал Рамстан, указывая направление. Прямо возле ступеней, ведущих к отелю, стояли — а точнее, висели в полуметре над тротуаром — два каплевидных толтийских джипа. Шесть вооруженных и одетых в доспехи тенолт сидели в первой машине, нижняя, выдающаяся вперед часть лица у каждого была скрыта маской, так что оставалась видна только верхняя, поросшая шерстью — между маской и шлемом. Во втором экипаже сидело пятеро: двое на переднем сиденье, двое на заднем, а между ними — Бранвен Дэвис. Хотя она тоже была в маске, узнать ее было легко.

Все тенолт зажимали уши, и джипы остановились автоматически.

Рамстан крикнул пилоту:

— Опустите машину там, пока они не опомнились! — и указал на тенолт. Потом повернулся и рявкнул на морпехов: — Бесполезно зажимать уши! Приготовиться к атаке! Стрелять по моему приказу! Бить на поражение!

Быть может, они и не могли расслышать его сквозь собственные крики и вопли обезумевшей толпы внизу, но зато они поняли его жесты. Они опустили руки и вынули олсоны из кобур.

Свист стих так же внезапно, как возник.

Боль быстро ушла, оставив после себя нечто вроде наслаждения от того, что ее больше нет. Но у Рамстана не было времени смаковать это ощущение. Пилоты тенолт пришли в себя; джипы двинулись вверх и по направлению к космопорту, хотя и довольно медленно. По жестикуляции тенолт было понятно, что они заметили приближающихся землян.

Один из морпехов позади Рамстана закричал:

— О Господи Боже!

Большинство калафалан к тому времени уже прекратили свои вопли, хотя их голоса все еще звучали достаточно громко. Но теперь они заорали снова, и многие указывали куда-то вверх и назад.

Рамстан обернулся и посмотрел на запад. Свист вызвал у него ощущение нереальности всего происходящего, и это ощущение еще не совсем прошло. И теперь оцепенение и чувство оторванности от незыблемости материи и времени резко возросли. Рамстан не мог понять и принять того, что узрел. То, что появилось в небесах, не могло существовать. Оно было чудовищно, неестественно, и тем не менее оно было частью природы. У Рамстана возникло смутное ощущение, что его предали.

Из долины вдалеке приближалось нечто, похожее на соединенные вместе тысячи гонгов.

Это, конечно же, и было то, что породило свист. Болг. Это был шар, нависший над планетой, заслонивший большую часть неба, ужасная громада, близкая, такая близкая, что, казалось, вот-вот должна была обрушиться на планету, убивая жизнь, сокрушая твердь, разрывая ее, смешивая в бесформенную массу, сплавляя песок, почву и камень силой своего удара.

Но она еще не падала. Она быстро двигалась на восток, хотя если масса ее соответствовала размерам, то этой скорости не могло хватить для того, чтобы удержаться на орбите. Она уже должна была бы упасть. И все же она не падала. Она продолжала двигаться над атмосферой планеты, очевидно, над самыми верхними ее границами, по-видимому, удерживаемая там ее сопротивлением.

Она была круглой, как бейсбольный мяч, и темной, за исключением более светлых участков, что делало ее похожей на хэллоуинскую тыкву со свечой внутри, вырезанную неумелой рукой. Тонкий рог в форме усеченного конуса вырастал из ее низа. Другой рог, поблескивающий в лучах заходящего солнца, торчал из середины «лица», словно пародия на нос. А третий располагался на ближней части экваториальной линии.

Рамстан, вцепившись в спинку сиденья, смотрел, как земля на западе поднимается и изгибается, двигаясь по направлению к ним чудовищным приливом. Далекий горный хребет содрогался в неистовой пляске. Земля вздымалась и опадала, словно волны сверхплотного моря. Леса взлетали и падали. Дома поднимались на воздух, взрывались и падали на землю отдельными кусками.

Одновременно с востока задул резкий ветер. Порыв его ударил Рамстана, словно кулак.

Раздался громовый звук — словно щелчок великанского кнута. Волны почвы пробегали под двумя джипами, вершина одной из них едва не коснулась дна машин. С грохотом рухнул отель. Вдали накренилась и наполовину рассыпалась контрольная башня космопорта. От нее бежали прочь крошечные фигурки.

Рамстан боролся с отстраненностью — сознание его не хотело возвращаться к проблемам этого мира.

Затем воздух наполнился неимоверным грохотом. Вся планета скрежетала и сотрясалась — или так казалось Рамстану.

Люди на земле не могли устоять на ногах. Кое-кто пытался подняться вновь, но это им не удавалось, потому что вся твердь ходила ходуном, подобно желе в чаше, находящейся в руках припадочного.

Треск и грохот нарастали. В земле открывались извилистые трещины, тянущиеся на запад настолько далеко, насколько было видно. Они извивались, словно обезумевшие змеи, люди проваливались во внезапно открывающиеся пропасти, другие, чудом удержавшись на краю, пытались отползти прочь или лежали недвижно, вжавшись лицом в землю.

Ветер усиливался. Он вздымал пыль, нес ветки, листья, шляпы, обрывки одежды.

В передатчике зажужжал чей-то голос. Хотя Рамстан поднес запястье к самому уху, он не мог понять слов. Слишком громки были крики, шум ветра, грохот и скрежет. Но он думал, что знает, о чем ему хотят сообщить.

Небо на западе между горизонтом и гибельным шаром было охвачено огнем.

Сначала это было множество — возможно, тысячи — тоненьких пылающих нитей. Они тянулись из атмосферы, несомненно, из усеченного конуса, торчащего из низа гигантского шара. Метеориты. Снаряды. Такие же, как те, что испепелили Валиск. Вначале их было сравнительно немного. Но теперь изогнутые полосы, тянущиеся с неба к земле, становились все многочисленнее, расширялись, и небо между необъятной тыквой наверху и землей было единой стеной пламени.

Болг двигался на восток, к калафальской столице, к нему, к «Аль-Бурагу».

Земля вновь заходила ходуном.

Кора Калафалы была сокрушена гравитацией болга. Она вздымалась, тянулась вверх, содрогалась, рассыпалась на куски.

Воздух Калафалы тоже устремлялся вверх.