На нежных щеках горел румянец, Ивелин подняла взгляд, и я сжал ее ладони в своих. В этот миг меня одолевало отчаянное желание распахнуть крыло и обнять жену им, показать каждому в золотом зале, что я буду биться за нее до конца. Но зверь во мне спал с тех пор, как я разорвал когтями корсет — дурной знак. Он говорил, что близится день, когда я потеряю своего дракона навек.
— Для меня нет большей чести, чем быть вашей женой, — заговорила моя леди, и из-за магии, что окутывала нас плотными переливами энергии, мне казалось, будто мы остались одни. — Клянусь перед лицом падших богов и теми, кто несет в себе их силу, я посвящу себя вам, оставаясь рядом как в дни, в коих небо затянется тучами, так и когда солнце взойдет над вашей головой, озаряя собой путь жителям королевства. Клянусь…
Она говорила размеренно, смотрела открыто, а у меня взмокла спина. Едва жена раскрыла рот, как меня стало одолевать чувство, будто она ничего не меняла в клятве, что должна была принести кронпринцу. Ибо каждое ее слово несло в себе смысл становления той, кто стоит подле восходящего солнца королевства, и он уже был определен по праву рождения.
— … что пока я дышу, ваше пламя не угаснет, Аслахан Авалос де Драак.
А вот теперь все внутри похолодело. Всего одной фразой жена вывернула сказанное изнанкой, не давая усомниться в том, кому были адресованы клятвы. И получалось, будто она заявляет в лицо королю, что поддерживает мои притязания на трон.
И пусть каждому в зале было понятно, что у меня нет никаких прав — я бастард кровь от крови наших врагов, что десятилетиями разоряют юг королевства, второй сын, которого приняли лишь потому, что не был угрозой с умирающим зверем внутри, клятвы жены звучали вызывающе.
Чего отец будто не замечал, не меняясь в лице. Он перевел на меня взгляд лишь когда я запоздал со своими словами, которые напрочь вылетели из головы.
— Как вы поклялись посвятить себя мне, жена, — мой голос охрип и вибрировал, — я вверяю себя в ваши руки. Как чешуя моего дракона охраняет вас моим именем, так мое крыло… всегда защитит вашу жизнь, пока пламя не иссякнет вовек.
— Под сенью нашей магии мы благословляем ваш союз, — подхватил отец, едва я закрыл рот. — Да будет он нерушим!
Грудь зажгло в месте печати, словно раскаленной кочергой приложило. Жена стойко держалась, пока все потоки магии отца не впитались в наши сердца, окончательно связывая две жизни, два дыхания, две судьбы.
— Аслахан Авалос де Драак! — словно из-под земли вырос королевский глашатай раскрыв длинный свиток в руках. — Слушайте королевский указ!
Пришлось отпустить руку жены и встать на колено перед отцом, что уже достал церемониальный меч из ножен. Он, видимо, решил закончить все дела за раз — благословляя меня на брак и вместе с тем выпинывая нас с женой из семьи, чтобы никто не успел подумать лишнего.
— Мы, Король Шадеус Авалос де Драак, назначаем нашего сына, Аслахана Авалос де Драак, хранителем юга и Исларских земель. Даруем титул эрцгерцога Исларского и сохраняем за вашими наследниками право именоваться принцами и принцессами Королевства Золотого Дракона во славу и процветания королевской семьи!
Я жалел, что склонил голову и не видел лиц королевы и братца, которые наверняка были сейчас так же ошарашены, как и я. Отец, по одним лишь ему известным причинам, вдруг не только оставил меня в родословной королевской семьи, но и закрепил за моими детьми право претендовать на престол в будущем, что было просто неслыханно для бастарда.
Перешептывания не превращались в возмущенной гул только благодаря энергии, что исходила от отца. Плотной и давящей, что не давала издать звука даже королеве, которая, к ее счастью, в этот момент сидела подле пустого трона. Глашатай все продолжал: даровал титул эрцгерцогини жене, затем золото, ткани и драгоценные камни, которые должны были восполнить хоть какую-то часть приданого, что королева уже присвоила себе. А затем дал благословение и части королевских рыцарей, которые могли официально перейти на службу в мое герцогство. Не многим, но и это было небывалой роскошью. И я не до конца понимал, настолько отец дорожил отношениями с пусть и влиятельной, но все же человеческой семьей или же хотел разворошить улей вседозволенности, в котором Маркус упал в детстве и купался в меду до сего дня. Ведь впервые его притязания на трон обрели толику реальной конкуренции.
— Ты не кажешься мне удивленной дарованному Его Величеством титулу, жена, — прижав ее к себе крепче, чем нужно, я сделал первый шаг в нашем брачном танце, открывающем бал.
Ивелин вскинула голову и смешно округлила глаза. Она начала заливаться румянцем, верно, не ожидая таких стремительных перемен в моем отношении к ней. Как я и думал, она не воспринимала все мои слова всерьез, не думала, что я прилагал усилия ради дистанции между нами.
— Ах, я… вы…
— Аслахан. — припечатал, делая резкий поворот, отчего ее платье, наконец, явило гостям нижние ткани подъюбников глубоко-красного цвета, отчего гости не смогли сдержать возгласов и шепотков. Благодаря отцу ее наряд выглядел еще более вызывающе, чем мог бы.
Она была маленькой и невероятно легкой, отчего не могла сопротивляться моему напору. Пластичной и изящной, сглаживала мою резкость, перетекая в руках. И уже не хотелось заканчивать танец, а уж тем более оставаться на весь вечер. Я желал увести ее и оставить только для себя.
— Мне не было известно о намерениях Его Величества, — все же взяла себя в руки жена, ловко увернувшись от неловкой перемены в наших отношениях.
— Однако твоя клятва звучала… Ты ведь уже не надеешься получить развод и выйти замуж за моего брата? — не отводил от ее алых щек пытливого взгляда. — Ты могла ввести гостей в заблуждение, будто еще не отвергла идею стать кронпринцессой, жена. Теперь это невозможного, твой шанс упущен. Ты — моя.
Она подняла взгляд, сжимая свою ладонь крепче в моей руке, отчего в груди словно теплый мед разошелся. Вернула свою уверенность, отлично поспевая за моими широкими шагами.
— Возможности определяют обстоятельства, и мои шансы остаются прежними. Пока опорой всего королевства являются два принца, ничего нельзя знать наверняка.
— Забываешься, жена. — обхватив талию, легко поднял ее над собой, совершая несколько оборотов, а затем опустил и прижался губами к уху. — Я — бастард короля.
— Вы… — повернув голову, она коснулась кончика носа своим, но смущение не помешало смотреть мне прямо в глаза. — Теперь Его Светлость эрцгерцог Исларский.
— Сколько еще собираешься любезничать со мной, жена? Не ты ли хотела отбросить все титулы еще несколько дней назад?
— Не стоит забывать об уважении мужу, когда вокруг собралось столько глаз.
— Тогда буду ждать перемен, когда мы окажемся наедине.
Ивелин отошла на шаг, чтобы сделать реверанс по окончанию танца, а я едва не схватил ее за руку, чтобы оставить рядом. Она ведь не видела, что за ее спиной к нам приближается проблема. Для меня проблема — для нее семья.
— Эрцгерцог и Эрцгерцогиня Исларские, — поприветствовал герцог Фиенн, и жена расцвела в мгновение.
Словно до этого момента она была заточена сотни лет в башне под охраной дракона, и вдруг обрела новый шанс увидеть родных. Раздражало, но все же я сдержал лицо.
— Ах, я как раз хотела вас представить!
Ивелин щебетала, озаряя пятерых угрюмых мужчин своей улыбкой, и каждый ради нее делал вид, что счастлив происходящему. Даже ее отец, сделавший мне ранее совсем недвусмысленное предупреждение, сдержанно поздравил с завершением всех церемоний нашего союза. Сделал он это смотря мне прямо в глаза, чем я с удовольствием отвечал, как собственно и трем братьям. Пусть их ауры напоминали хищников — тягаться с драконом им было не по силам, и эту черту стоило провести сразу.
— Могу я пригласить свою драгоценную дочь на танец? — наплевав на все манеры, герцог протянул свою ладонь.
Жена опешила, не в силах поверить своим ушам. Пусть в обществе ходила молва о теплых внутрисемейных отношениях, Фиенны никогда не позволяли себе показывать это настолько откровенно, чтобы забыть о субординации к вышестоящему, коей жена теперь являлась благодаря прихотям моего отца.
