— Серьезно? — Хаттегер тоже мазнул взглядом по невинному с виду артефакту. — И как оно работает?
— Впитывает магию и саму суть человека. Высасывает досуха, как паук. Отсюда и название, — пожала плечами. — Гадость редкостная, я, если честно признаться, в первый раз эту диковину вживую вижу. Только читать приходилось.
— И как она здесь оказалась?
Айзенхарт заозирался, будто впервые разглядел расставленные по полочкам и на полу сокровища.
— Контрабанда! — с легкой ностальгией и профессиональной завистью пояснила я.
Это ж надо, как ребята удобно устроились! Под носом у полицейских, вдали от проверок. Идеальный схрон! Раз в год загружаешь, ждешь, пока все успокоится и про кражу подзабудут, и выставляешь на торги.
Может, и не год ждут, а лет пять. Ректор-то у власти давно уже, поди, за это время схему отработал до мелочей.
— Вот она, его настоящая коллекция и гордость, — я обвела рукой хранилище для наглядности. — А не тот мусор, что хранился в кабинете. Там скорее сувениры, свидетельства успешных сделок. Мистер Дитлинд, я вас официально посмертно уважаю!
— Очень смешно, — проворчал Айзенхарт.
— Да, и я рекомендую закрыть сейф обратно и подождать специалистов по особо опасным артефактам, — небрежно добавила я. — Дело в том, что зеркало напиталось под завязку.
— И чем это нам грозит?
— В данный момент оно спит. Так что ничем. Днем оно обычно не активно. А вот ночью, после заката, выпускает энергетические щупальца и питается тем, что под них подвернется, — я внимательно оглядела хранилище, в особенности потолок. — Как и думала, вентиляция прямо над нами. Стены и пол защищены надежно, а вот в потолке есть отверстия воздухопровода. Похоже, щит на них прохудился или изначально был слабоват.
— Но почему тогда сам сейф не обнулился? — недоуменно уточнил Айзенхарт. — Если эта штука питается магией…
— Мне тоже интересно.
Склонив голову набок, я прищурилась и изучила плетения на постаменте. Зеркало окружала невидимая и неощутимая нами завеса, не мешавшая проходить сквозь нее людям, зато не пропускающая магию. На пробу протянула вперед руку и почувствовала, как от запястья к локтю пробежали иголочки.
— Похоже, этот участок специально укрепляли перед тем, как поместить в него зеркало. Но местами не доработали. Занятно, занятно. Значит, появление этой штуковины не случайно, и мистер Дитлинд прекрасно знал, что именно у него здесь лежит. Как и его сообщник. А вот появление диковинки в кабинете его удивило и не обрадовало. Кстати, интересен способ транспортировки. Прикасаться-то к нему нельзя…
— Совсем? — вздрогнул Хаттегер и посмотрел на свои руки, которыми недавно срывал ткань с артефакта.
— Совсем. Но через плотный материал — можно, — я задумчиво прикусила губу. — Вероятно, толстые рабочие перчатки… и тележка или подставка на колесах… Вот такая!
Торжествующе ткнула пальцем в угол, где стояла компактная рокла*.
* тележка с двумя колесами и «вилами», используется в магазинах для перевозки тяжестей.
Представив себе убийцу, крадущегося по тоннелю с громыхающей тележкой, я невольно хихикнула. Ситуация страшная, конечно, но со стороны выглядит весьма забавно!
Можно было бы перенести предмет магией, будь это любой другой артефакт. Но не Паучье зеркало. Оно высосет все, что есть рядом, включая носильщика, если он будет неосторожен.
Вместе с постаментом, разве что?
Присев, я осмотрела внимательнее подставку. Вроде компактная. Взяли вместе с ней, довезли, сгрузили напротив выхода в кабинет, активируя пакость, и открыли потайную дверь. Преступление практически идеальное. Ни следов, ни улик, ни подозреваемого.
Собственно, так и планировалось.
Посидел бы Айзенхарт в кресле ректора еще годик-другой, ничего бы не добился и уехал. А сообщник мистера Дитлинда быстренько распродал бы сокровища и скрылся.
Если бы я не вмешалась.
Надо хорошенько осмотреть переходы. Вряд ли преступник скакал по ступенькам, рискуя разбить драгоценную дрянь. Подозреваю, где-то мы свернули не туда и ходим окольными путями, наверняка есть и покороче. И поровнее!
— Но зачем мистеру Дитлинду так рисковать? — растерянно протянул Айзенхарт. Он все еще не мог поверить в увиденное и бродил как потерянный по подвалу, разглядывая вазы, статуи и прочие предметы. Руками не трогал — запомнил. Быстро учится. — Одно неверное движение — и он труп!
— Деньги. Азарт. Власть, — пожала плечами. — Теперь уже не узнать, что именно толкало его на сотрудничество с темной стороной мира.
Ректор остановился у великолепного гобелена середины прошлого века из Кристагара, небрежно свернутого в рулон и прислоненного к стене.
Возмутительно! Никакого уважения к искусству.
— А что вас на это толкнуло, Тейра? — неожиданно спросил он.
Я захлопала глазами, сбитая с толку непредвиденным поворотом беседы.
Зачем ему знать обо мне такие интимные подробности? В дело добавить?
— У меня лучше всего получались маскировочные чары. Иллюзии, — сама удивилась, как у меня вырвалась чистая правда. — Поначалу промышляла мелко — на улице, по карманам, как все. Потом притворилась потерянной дочерью одного промышленника. Мне поверили, впустили в дом, показали где деньги лежат.
Я сглотнула, вспомнив то свое первое дело. Полноценное, проработанное от и до заранее, где не просто надо было вытянуть кошелек и быстро убежать. Нет, если бы меня поймали — отправили бы на каторгу для малолетних. Законы в том мире строгие.
Но мне повезло. То ли я действительно сильно походила на пропавшую девочку, то ли промышленник собственную дочь редко видел и с трудом вспомнил, как Беата вообще выглядит.
Хватило трех дней, чтобы выяснить где расположены сейфы, украсть и продублировать ключ и снять слепок ауры хозяина дома.
Мне было восемь лет.
Дар пробудился незадолго до этого, и на меня сразу же донесли смотрящему нашего района. Дети-маги в преступном мире на вес золота, даже дороже.
Больше побираться на улицах и воровать по мелочи мне не приходилось никогда.
Не сказать, чтобы я сразу стала циничной и безразличной, как сейчас. Ребенок остается ребенком, даже если вырос среди бандитов.
Тогда, в доме промышленника, меня не раз посещал соблазн остаться. Продолжать играть роль дочери, расти в роскоши, потихоньку тянуть из него деньги. Возможно, смотрящий и разрешил бы.
Если бы не одно но.
Я точно знала, где находится настоящая Беата. И понимала, что изнеженная фиалочка долго не протянет.
Перед тем как сбежать с награбленным, я положила в сейф вместо драгоценностей листок с адресом, где держали ребенка с целью дальнейшей продажи в соседний мир, промышляющий работорговлей.
Насколько мне известно, промышленник успел вовремя. А после вложил все свои уцелевшие миллионы в борьбу с торговлей людьми.
Бессмысленное занятие, как по мне. На каждого спасенного все равно приходится десяток тех, кому не повезло.
Но мужика я уважаю до сих пор. И подкидываю адреса по старой памяти.
От смотрящего я ушла через два года. Нелегально пробралась в Кристагар, потом на Ильтарику, где устроилась в магическую школу. Чтобы не привлекать внимания, изобразила взрослую женщину, якобы собственную мать. Под ее личиной сняла домик, зарегистрировалась в мэрии и совершила прочие бессмысленные бюрократические телодвижения.
В двенадцать мне подобные иллюзии удавались уже на раз.
Я планомерно сколачивала состояние, не задерживаясь на одном месте надолго, не привязываясь и не строя долгосрочных планов.
Самый главный принцип — никому не доверять.
Даже давним приятелям.
Даже посреднику.
Особенно посреднику — он привык продавать услуги и сведения, и не задумываясь продаст клиента, если ему это будет выгодно.
Кстати.
— Мне вот интересно, а как вы на меня все-таки вышли? Чем я себя выдала? Хотелось бы знать на будущее, — с кривой усмешкой уточнила я.
Айзенхарт отвел взгляд и нарочито заинтересовался ближайшей ничем не примечательной картиной, словно ему было неловко обсуждать эту тему. Зато его напарник никаких моральных терзаний не испытывал.
