Выйдя на улицу, я сунул руку в карман, в который Астрид что-то положила. Доставать это я не спешил, даже нащупывать не стал. Просто сунул руку в карман и поднял взгляд к небу.

Да, я задержался сегодня — небо уже темное, а часы показывают десять вечера. Через час уже отбой, надо возвращаться в Урмадан, меня, наверное, уже с собаками там ищут. Не хотелось бы в первую же учебную неделю получить выговор или, еще хуже, стать причиной, чтобы у техномантов вычли десяток-другой очков. Мы только-только начали выбираться со дна.

Но, прежде чем возвращаться, я достал из кармана то, что Астрид туда положила. Это оказалась ее резинка для волос, которой она перетягивала свою косу. А сейчас эта резинка перетягивала кое-что другое — лист бумаги, на котором широким, отнюдь не девичьим почерком, был написан номер телефона.

Я улыбнулся и махнул рукой, ловя ближайшее такси.

— В Урмадан. — велел я молчаливому брюнету за рулем. Он только кивнул, показывая, что понял меня, и втопил по улицам вечернего Смекалинска.

До Урмадана мы добрались за пять минут. Не до самого университета, конечно, а до асфальтированной площадки перед главными воротами, где с утра стояли таксисты. Сейчас их не было, но завтра они снова будут на своем месте в поисках клиентов.

Я расплатился с таксистом наличкой, которой у меня все еще оставалось полным-полно, вышел из машины, и прошел через калитку в главные ворота. На секунду мне показалось, что вокруг меня лопается пленка огромного мыльного пузыря, и я приготовился к какой-нибудь новой атаке…

Но потом вспомнил, что Стас рассказывал про сигнализацию Урмадана, и решил, что это оно и было. Я же почувствовал натяжение «паутинки» между ледорубом и камнем в груди, когда протягивал «поводок» — наверное, и это что-то вроде. Только уже не паутинка, а целый защитный купол, или стена.

На улице уже стемнело, и только редкие фонари освещали внутренний двор замка, создавая небольшие светлые пятна. Фонари почему-то стояли вразнобой, а не стройным рядом, и световые пятна от них тоже были разных размеров, отчего тени между ними казались непроницаемо-черными.

Из этой тени ко мне навстречу вышли пять знакомых фигур.

Хромов, Разумовский, Марипосов, Ватрушкин и Укропов. Это просто бинго какое-то! Вся шваль первого курса объединилась в одну ультрамегашваль и решила, что это-то уж точно поможет сладить со мной!

— Вы только посмотрите. — ухмыльнулся я, глядя на них. — Здесь все. Никита, Стас, Гена, Турбо и Дюша Метёлкин. А где ведущий?

— Что он опять несет? — тихо спросил Ватрушкин у Хромова, но в в ночной тишине его было отлично слышно.

— Не знаю, наверное, от страха у него в голове помутилось, — ответил Хромов, вовсе не стараясь говорить тихо.

— И он правильно делает, что боится, — добавил Разумовский. — Ведь сейчас рядом нет никого взрослого, кто мог бы его защитить.

Я улыбнулся и едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос. Обидятся еще, развернутся и уйдут… А я уже настроился потрепать их как следует — братья Карабасовы как-то слишком уж быстро кончились, я только-только успел во вкус войти…

— Ну что, псина? — Хромов вышел вперед, его ухмылка попала в свет фонаря. — Догавкался? Тебе повезло, что я сегодня добрый. И от своей доброты душевной один раз позволю тебе избежать проблем. Просто вылижи мои ботинки, и, так и быть, я перестану обращать на тебя внимание.

Я посмотрел ему в глаза, но в них не было ничего, кроме самодовольства и презрения.

Хромов действительно верил, что я сейчас упаду перед ним на колени и обслюнявлю его ботинки.

А, впрочем… Почему бы и нет.

— Да, ваше благородие! — ухмыльяясь, ответил я. — Конечно, ваше благородие, спасибо за вашу доброту и щедрость! Сейчас только, увлажню ваши ботинки, чтобы сухой тряпкой не поцарапать их!

И я от души плюнул на ботинки Хромова. Сначала на один, потом на другой.

Рожа Хромова слегка вытянулась, когда это произошло, но с места он не двинулся.

— Ох, ваше благородие! — сказал я, хлопая себя по карманам. — Вот незадача! Тряпки-то нет! Подождите, я быстро сбегаю за ней! Вам всего лишь нужно подождать чуть-чуть… Совсем чуть-чуть… Ну, скажем, до тепловой смерти вселенной!

Укропов за спиной Хромова тихо прыснул, но тут же оборвал сам себя.

А до Хромова только сейчас дошло, что вообще случилось.

— Ты чё-ё-ё… — протянул он, как ему казалось, угрожающе, а на самом деле — почти истерично. — Ты чё-ё-ё, псина!

— Вот же заладил — псина да псина. — Я покачал головой. — Тебя в детстве покусали что ли?

— Псина-а-а… — продолжал тянуть Хромов, остекленевшими глазами глядя на свои ботинки. — Как ты посме-е-ел…

— Ну меня нет тряпки, нет! — развел я руками.

— Твоя рожа сгодится! — не вытерпел Разумовский, шагнул вперед, отодвигая Хромова в сторону, и атаковал меня.

В отличие от прошлого раза, он не стал пользоваться магией, а полез на меня по старинке — с кулаками. Ударил правой, сделал обманный удар левой и тут же перевел в апперкот… О, он что-то умеет!

Я поднырнул под первый удар, не повелся на обманку, уклонился поворотом от апперкота, и, заканчивая разворот, через себя ударил локтем.

Разумовский успел худо-бедно закрыться, и устоял на ногах, но вынужден был отступить. Да, он действительно что-то понимал в рукопашном бою — кажется, боксом занимался. Но он даже близко не был хорош настолько, чтобы меня это напрягло.

— Сучара-а-а! — внезапно заорал из-за спины Разумовского Хромов, которого, кажется, только сейчас отпустило, и он тоже кинулся на меня.

И мало того, что он просто кинулся — в его руке снова зажглась та самая фиолетовая призма, которой он уже однажды угрожал мне на борту дирижабля.

Это он зря. Мне, конечно, его магия, как слону дробина, но, раз он применил ее, то и я не буду отставать!

В руке сгустилась рукоять ледоруба, я заблокировал ею удар Разумовского, отводя его в сторону, шагнул навстречу Хромову и вытянул ледоруб в длинном ударе, будто рапирой.

Хромов налетел башкой на оголовье ледоруба, как бильярдный шар — на кий. Скорости двух движущихся тел сложились, и Хромов, мотнув в воздухе ногами, упал на траву.

— Сука, наших бьют! — заорал Ватрушкин, тоже кидаясь вперед. А за ним и все остальные, кто до этого момента не вмешивался в драку.

Вот теперь наконец-то можно развернуться на полную! До этого момента я сдерживал себя, чтобы они не сбежали с поля боя, напуганные тем, как быстро пали первые товарищи, а теперь…

А теперь ледоруб весело метался между телами противников, нанося удары по конечностям и телам. Я не целился в головы и, да и вообще бил в четверть силы, ведь моя цель не была в том, чтобы кого-то убить или покалечить. Я просто развлекался, а не устранял угрозу. Какая из них угроза, в самом деле?

Четверка противников, пыхтя, толкалась локтями, пытаясь поймать меня, а я порхал между ними, как бабочка между цветами, и наносил короткие легкие удары обухом ледоруба по ребрам, коленям и пальцам. Каждый удар сопровождался легким «Ай, с-с-ука…» и пострадавший на несколько секунд выбывал из общего веселья, держась за больное место. Парни уже пыхтели как заправские паровозы, и при этом они даже не понимали, что основные силы потратили не не потому, что пытались поймать меня, а потом что усиленно мешали друг другу.

— Да нахер! — внезапно заорал Разумовский, на котором уже живого места не осталось. — А ну разойдись!

И, не дожидаясь, когда хоть кто-то выполнит его команду, он приложил запяться друг к другу, ладонями наружу, и толкнул руки вперед, выбрасывая в мою сторону торнадо!

Смерч начался из его ладоней, скрутил воздух вокруг себя в спираль, и ударился прямо в мою выпрямленную ладонь… И всосался в него, как вода — в сухой песок.

Я уже не раз видел, как магия реагирует на мое тело, поэтому даже не удивился. А вот Разумовский… он был в шоке. Увидев, как я впитываю его магическую атаку, он выпучил глаза и потерял дар речи.