Под вечер Арсентьев поручил Таранцу просмотреть рапорта участковых инспекторов и выбрать из них нужную информацию по краже. Задание показалось оперативнику несправедливым и вызвало чувство глухой обиды. «Выходит, по Сеньке шапка», – решил Таранец, усаживаясь за стол и раскрывая папку. Четыре года работы в уголовном розыске, как он полагал, давали ему право рассчитывать на более важное занятие, а не на второстепенное, как это. Однако анализ рапортов был делом любопытным и совсем не ерундовым, как представлялось поначалу. Уже через полчаса кропотливой работы, забыв о досаде, Таранец старательно выуживал из лавины фраз нужные сведения.

Увлекшись работой, он не заметил, как приоткрылась дверь и показался Гусаров.

– Разрешите?

Таранец оторвал взгляд от бумаг на столе и поднял голову.

– Свидетель по краже у Школьникова нашелся. Говорит, что видел преступника…

– Толковый свидетель? Гусаров уверенно кивнул.

– Тогда вези…

Гусаров довольно улыбнулся:

– Зачем везти? Он в коридоре ждет. Это Шунин. Мужик в одном доме со Школьниковым живет.

Таранец удивленно хмыкнул.

– Сам пришел?

– Сам.

Шунин вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.

– Желаю здравствовать, товарищ начальник!

– Здравствуйте, Шунин. Проходите…

Он неторопливо прошагал по кабинету, распахнув полы пальто, опустился на стул.

– Я закурю? – сказал так, словно решил, а не просил согласия.

– Что ж. Губите здоровье себе и работнику угрозыска, – усмехнулся Таранец, пододвигая к краю стола пачку «Явы». – Угощайтесь… – И приоткрыл форточку.

Шунин достал из кармана свою смятую «Приму», размял туго набитую сигарету и, стряхнув с брюк крошки табака, бросил взгляд на Гусарова.

– Как поживаете, Шунин? – с благожелательностью в голосе спросил Таранец.

– Нормально! Живем-покашливаем, газеты читаем… В целом жизнью доволен. Погулял по просторам Родины, теперь успокоился, – он покрутил пальцами спичечный коробок.

– Это хорошо, что успокоились, – одобрительно проговорил Таранец и с нескрываемым любопытством осведомился: – С чем пожаловали?

– Говорят, домушников ищете?

– Откуда знаете?

– Знаю, – ответил невозмутимо. – Разговоры идут. Около пивной тоже толки пошли. Ребят наших таскают. Только не их эта кража.

– Почему решили? Одна бабушка сказала? Шунин снисходительно улыбнулся.

– Нюх у меня есть по таким делам. Кто свой, кто чужой…

– Учтем на будущее, – засмеялся Таранец. – А теперь к делу. Что хотите сказать-то?

Шунин слегка привалился к столу, словно выражая желание вести неторопливый разговор. Рассказ его был любопытен.

В день кражи, часов в двенадцать, он встретил у подъезда Школьникова подозрительного мужчину. Тот вел себя странно. Шунин пояснил: под мышкой нес незапертый чемодан. Вид встревоженный, настороженный, словно вспугнул его кто. Из дома так не выходят, если не гонят, конечно… Разумеется, у меня прямых доказательств нет, но попомните мои слова – тут прямая связь. Даю вам зацепку!

– Интересные детали, – проговорил Таранец, – но их не густо. Для основательных выводов маловато. У вас есть еще другие факты?

Шунин, не заметив вошедшего в кабинет Арсентьева, ткнул в пепельницу недокуренную сигарету, давая понять, что недоволен таким поворотом разговора. С приливом досады сказал:

– Я думал помочь, а вижу – напрасно. Пойду я, – нахлобучив на голову шапку, он порывисто встал.

– Уходить не надо, – Арсентьев присел против него. – Поспешность – плохой помощник в деле. Здравствуйте, Шунин, – вежливо сказал он. – Повторите свой рассказ. Я начала не слышал, а вот концовка меня заинтересовала. Расскажите все как было.

Шунин оттаял и даже широко заулыбался. Он слово в слово повторил, что им было уже сказано, и добавил:

– Не знал этот тип нашего двора. Вот что! Выбежал из подъезда и сразу налево, а там хода нет. Видать, первый раз в нашем доме.

– Да? Любопытно!

– Дело не только в этом, – продолжал оживленно Шунин. К нему вновь вернулся доверительный тон.

– В чем же?

– Трафаретка у него воровская. Я таких рож в колонии навидался… – интонация голоса была убежденной.

Арсентьев слушал внимательно.

– В наблюдательности вам не откажешь, – ответил он. – Память отличная!

– Не жалуюсь. Пока еще при своей!

– Его приметы? Одежда?

– Он был в пальто.

– Цвет?

Арсентьев почувствовал замешательство Шунина. Похоже, его вопрос оказался неожиданным.

– Кажется, синий.

– Точнее, пожалуйста! Зрение у вас хорошее.

– Затрудняюсь сказать. В тот день я после ночной был, усталый, – голос Шунина дрогнул. Он склонил голову к плечу, словно защищаясь. – Я, понимаете ли, смотрел не на одежду, а на руки и лицо.

Арсентьев дал знак Таранцу: тот понял – надо проверить слова Шунина о ночной работе – и покинул кабинет.

– Чем же запомнилось лицо?

– Взгляд!.. Знаете, взгляд настороженный! – и запнулся.

– Взгляд – не лицо. По взгляду искать трудно… Шунин сощурил глаза, и это можно было расценить как легкую улыбку, хотя причин для нее особых не было.

– Ничего, ничего, – успокоил его Арсентьев. – Скажите, когда он шел по двору, там были люди? Вспомните, это очень важно.

Шунин о чем-то подумал и произнес:

– Были две мадамочки какие-то. Одна в дубленке и шапочке спортивной. Другая – с собачкой. Собачку Зюзей кличут. Они в проходной двор вслед за ним пошли…

Вопрос за вопросом, ответ за ответом. Опытный Арсентьев чувствовал, что Шунин был не совсем логичен. Что-то в его рассказе было не так.

– Не обижайтесь, но странно… Тех, на кого мельком смотрели, – запомнили хорошо, а к кому приглядывались – ни одной приметы. Не вяжется, – вмешался Таранец.

– Чему удивляться? Мужчина – не женщина. Чего разглядывать? – сказал мрачным голосом Шунин.

Разговор прервал телефонный звонок. «Совсем некстати», – подумал Арсентьев и взял трубку.

Докладывал предельно аккуратный Филиппов.

– Мы на хвосте у Тарголадзе. Он с тем, кто в ювелирном бриллиантами интересовался. Задерживать?

– Нет!

– Если поедет за город?

– Прокатись тоже…

– Ясно! Продолжаю работу.

Арсентьев положил трубку и обратился к Шунину:

– После того как встретили неизвестного, вы что делали?

– Пошел домой.

– Сразу?

– Сразу! А что я должен был делать?

Шунин и сам понял, что в его рассказе не все было гладко. Но успокоил себя тем, что за это претензий к нему не будет. И все же заметно сник.

Арсентьев слушал его уже без прежней заинтересованности. Его больше сейчас занимала причина сбоя настроения Шунина, который хмуро посмотрел на участкового. Арсентьев понял значение этого взгляда. Было ясно, что при нем Шунин не станет говорить открыто и искренне. Он попросил Гусарова спуститься в дежурную часть и ждать его звонка.

Они остались вдвоем. Шунин улыбнулся. Ответно улыбнулся и Арсентьев, давая понять, что угадал его желание.

Вновь зазвонил телефон. На этот раз говорил Таранец. Он сообщил, что Шунин в день кражи работал в первую смену. С восьми утра. В двенадцать дня дома находиться не мог – был в цехе…

Арсентьев нажал на рычаг и сказал как бы в раздумье:

– У меня к вам довольно серьезный вопрос.

Глаза Шунина были по-прежнему улыбчивыми.

– Если насчет примет, то не смогу…

– Нет, не насчет примет. Хочу спросить. Зачем пытаетесь ввести нас в заблуждение? Вроде бы помочь пришли, а на деле…

Шунин опустил глаза. Слова Арсентьева застали его врасплох.

– С чего взяли?

– С другим бы я не стал терять время на разъяснение «с чего», но вам скажу. Рассказ ваш оказался слишком противоречив. Не считая, конечно, как вы выразились, двух мадамочек и собачки Зюзи, которую, судя по всему, каждый день в этот час прогуливают.

Немного погодя Шунин сказал:

– Хочешь как лучше, а получается… Обижаете, товарищ начальник, – и процедил сквозь зубы: – Я таких штучек не отмачиваю. – Он сидел, сильно ссутулившись. – Почему? Почему так решили? – нервно повторил свой вопрос. – А впрочем, ясно – привычная подозрительность…