Я простоял сорок две минуты на лестничной площадке между этажами среди окурков папирос. Прежде чем услышал тяжёлые и торопливые шаги. Они доносились с нижних этажей. Я шагнул под прикрытие лестницы (та заслонила меня от двери квартиры Тороповых), скрестил на груди руки. Прислушался — шаги приближались. От запаха сырого табака у меня зудело в носу. Я уже дважды прочихался, пока находился в этой посыпанной остатками папирос засаде. Предчувствовал, что скоро снова чихну. Я помассировал большим и указательным пальцем переносицу — зуд не исчез, но слегка ослаб. Гулкие звуки шагов приближались, я слышал их всё отчётливее. И уже чётко выделял их на фоне всё ещё кричавшего на втором этаже телевизора.
Сердце в моей груди ускорило ритмы сокращений. Но не от волнения, а будто бы от радости. Я пристально смотрел на бетонные ступени лестницы. Точно представлял, что вот-вот увижу сквозь них обитую коричневым дерматином дверь, радом с которой остановился поднявшийся на четвёртый этаж человек (его шаги внезапно стихли). Я то ли действительно услышал, то ли вообразил протяжную трель дверного звонка (телевизор на втором этаже в это время радовал мой слух очередным хитом советской эстрады). А вот щелчки отпираемого замка я на самом деле различил. Они словно продублировали удары моего сердца. Я не увидел, но вообразил, как приоткрылась сейчас дверь квартиры Тороповых. Услышал громкие мужские голоса.
— Наиль Русланович? — прозвучал незнакомый мне голос. — Здравствуйте. Неожиданно.
— Здравствуй, Валера, — ответил ему голос бывшего мужа Марго. — Впустишь меня? Поговорим.
— Конечно. Входите. Я вас сегодня не ждал. Выходной ведь. Что-то случилось?
— Случилось, Валера. Случилось. Объясни-ка мне, дорогой…
Дверь, похоже, прикрыли. Потому что я не расслышал окончание фразы.
Я улыбнулся, потёр подбородок. Невольно воскресил в памяти лицо Наташиной мамы, заявившей на суде, что у её дочери никогда от волнения не шла носом кровь. Вспомнил, с какой ненавистью и злобой она смотрела на моего младшего брата и на меня. Подумал, что буду помнить об этом всегда, даже когда она теперь встретит нас милой улыбкой. Мысленно пообещал себе, что терпеливо снесу все её «улыбки» на свадьбе у Кирилла, которая теперь наверняка состоится. Похлопал руками по оттопыренным карманам брюк — проверил, что не выронил и не оставил в прицепе мотоцикла заготовленное для сегодняшнего «дела» оборудование. Спустился на четвёртый этаж, подошёл к двенадцатой квартире. Дёрнул за ручку — дверь послушно приоткрылась.
Через узкую щель я увидел полоску стены прихожей, оклеенную бежевыми обоями. Почувствовал запах жареного лука и слабый аромат духов «Ландыш серебристый». Услышал громкое шипение жира или масла (на газовой плите в кухне) и звучавшие в квартире голоса (там, где по моим прикидкам находилась гостиная). Голос директора Колхозного рынка звучал громко и грозно. Рамазанов начал беседу с хозяином квартиры с «наезда». Я слушал его слова — всё ещё улыбался. Хотя в разговоре мужчин не проскакивали ни шутки, ни ироничные высказывания. Наиль Рамазанов нападал (пока лишь устно), а Наташин отец защищался (неуверенно, с заметной обидой в голосе). Первые же их фразы убедили меня в том, что я не ошибся в своих умозаключениях.
«Спорили два мужика…» — говорил «тогда» на суде сосед Тороповых. Я вдруг подумал, что этому соседу-пенсионеру несказанно повезло в том, что он жил во втором подъезде и не попадётся мне сегодня под горячую руку. Я отметил, что голоса Наиля Рамазанова и моего младшего брата совершенно не походили друг на друга. Найти в них схожесть мог лишь желавший Кириллу зла негодяй или старый маразматик, которому я с удовольствием бы прописал лечение поркой. Я не видел, но представлял, как сейчас всё больше сутулился (будто под давлением обвинений Рамазанова) отец Наташи Тороповой. Вспомнил тот яростный взгляд, каким прожигал меня бывший муж Маргариты Лаврентьевны во время нашей с ним стычки около ресторана «Московский».
Я снова скривил губы в улыбке. Прислушивался. Выделил из разговора-спора мужчин фразы, звучавшие для меня сейчас, как слова-триггеры. «Билет», «деньги», «двадцать тысяч», «автомобиль», «Москва». Сделанные мной ещё в прошлом месяце предположения с каждым новым словом споривших в квартире мужчин всё увереннее обретали статус фактов. Я стоял около чуть приоткрытой двери неподвижно, будто изображал восковую фигуру. Мысленно отметил, что разговор мужчин в квартире уже вышел за рамки спора и стремительно превращался в ругань. Голоса становились громче — теперь к ним уже наверняка прислушивался не только я, но и готовившая в кухне обед Наташа, и её младший брат, и скучавший в соседнем подъезде Наташин сосед-маразматик.
Страсти в квартире стремительно накалялись. Наиль Рамазанов не выбирал выражений: сыпал на своего оппонента оскорблениями и угрозами. Его голос звучал оглушающее, походил на раскаты грома. Мне показалось странным, что слушавший их сейчас за стеной пенсионер не воспроизвёл их на суде дословно: наверняка Наташин сосед страдал от старческой забывчивости и от провалов в памяти. Я чуть сильнее приоткрыл дверь. Прислушивался. Отметил, что Наташин отец поначалу только оправдывался. Но теперь он уже и огрызался. Я услышал, как мужчины обменялись упрёками, выраженными в непредназначенных для детских ушей словах. Мне показалось, что виноватым себя хозяин квартиры не считал — в его голосе проскакивали ноты обиды и возмущения.
Промелькнули в ответах Наташиного отца и угрозы. Они и послужили катализатором для дальнейших событий. Голоса в квартире внезапно стихли, будто мужчины перешли от слов к делу. Я различил шум потасовки. Вслед за которым снова раздался торжествующий и грозный баритон директора Колхозного рынка. Голос хозяина квартиры ему ответил. Но сделал он это уже без былой уверенности, сменил дерзкие и грозные фразы на жалобы. Я задержал дыхание, сосредоточил внимание на раздававшихся в квартире звуках. Будто на студии звукозаписи отсекал от них посторонние шумы: крики телевизора и моё сердцебиение. Пауза в потасовке мужчин показалась мне слишком длительной — я подумал, что пришло время для вмешательства третьего участника.
Не ошибся, потому что услышал ту самую фразу, которую (как оказалось) сосед-маразматик воспроизвёл в беседе со следователем дословно. Это подала голос Наташа Торопова. Она решительно потребовала, чтобы гость немедленно покинул квартиру (не назвала его ни по имени, ни по фамилии). Заявила, что прямо сейчас позвонит в милицию. От угроз она немедленно перешла к действиям. Я услышал шарканье по полу подошв Наташиных тапок. Вообразил, как Торопова ринулась сейчас от порога гостиной в прихожую. В нарисованной моим воображением сцене она сжимала в руках морковь и кухонный нож (тот самый, которым в прошлой жизни её убили, и который нашли в вещах моего младшего брата). Рамазанов её грозно окликнул. От его шагов задребезжали стёкла.
Звук удара я не услышал. Но различил Наташин жалобный и испуганный крик (на суде говорили, что Наташу ударили по лицу). Уловил звуки падения Тороповой (и кухонного ножа) на пол. Рамазанов сопроводил их короткой образной фразой — я невольно дёрнул бровью и хмыкнул: оценил его чёрный юмор. Заглянул через щели в квартиру, увидел лежавшую на полу в прихожей морковь (очищенную лишь наполовину). Поискал взглядом нож — не нашёл его. Резко приподнял голову: рык Наташиного отца прозвучал действительно грозно. У меня в голове будто сработал таймер, завершивший свой отсчёт времени. Я толкнул рукой дверь (загрохотала металлическая цепочка). Увидел у стены Торопову (она приподнялась на локте, растерянно хлопала глазами).
Наташа заметила меня, замерла. Посмотрел на меня и выглядывавший из своей комнаты бледный от испуга белобрысый семилетний мальчишка. Я прошёл мимо него к мужчинам, сцепившимся в борцовских объятиях у порога гостиной. Те грохотали пятками по паркету, бились плечами о стены, плевали друг другу в лица оскорблениями. Бывший муж Марго явно превосходил Наташиного отца в габаритах. Но хозяину квартиры будто бы вкололи порцию адреналина: он сейчас не уступал в силе и напористости своему широкоплечему противнику. Кто из борцов совершил подсечку, я не заметил. Наиль Рамазанов и Наташин отец повалились на пол. Причём, вверху оказался хозяин квартиры. Он заламывал гостю правую руку. Но не видел, что левой рукой Рамазанов уже нашёл нож.
