Присоединившаяся к нашему разговору Ленина мама расспросила меня о нашей запланированной на вторую половину января поездке в Москву. Я подробно объяснил ей, кто именно нас пригласил в столицу. Поделился своими впечатлениями от своего сентябрьского визита к Бурцевым. Рассказал о походе в Театр сатиры — во время этой части моего рассказа мама Лены мечтательно улыбалась, словно представляла себя сидящей в первых рядах зрительного зала московского театра и наблюдающей за игрой знаменитых актёров. Упомянул я и своём походе за кулисы, где добыл для Лены автографы. Пробыли мы с Леной у неё дома почти полтора часа. Я выпил за это время три чашки кофе, поборолся с её папой на руках: победил. Унесли мы оттуда миску с салатом «Мимоза».

Ещё не отошли от квартиры Котовых, как я услышал приглушённый дверью голос Лениного отца:

— Серёга нормальный мужик. Одобряю выбор дочери. Внуки от него будут крепкими и здоровыми.

Котова развела руками, усмехнулась. На её щеках и на скулах вспыхнул румянец.

— Это мой папа, — сказала Лена. — Он такой. Совсем не похож на моего брата Олежку.

Она вздохнула, покачала головой.

— Твой папа умный человек, — заявил я. — И дальновидный. Точно тебе говорю.

Улыбнулся и тут же добавил:

— А твоя мама настоящая красавица. Она мудрая женщина. Ты на неё очень похожа.

Мы с Леной приехали в посёлок и обнаружили, что Наташа Торопова явилась туда раньше нас и уже вовсю помогала моей маме на кухне. Папа и Кирилл колдовали около телевизора — тот объявил бойкот: угрожал, что мы не увидим ночью «Голубой огонёк». Лена задержалась в женской компании, надела фартук. А я присоединился во «второй» гостиной к ремонтникам (они тут же предложили мне «соточку», но я согласился лишь на «пятьдесят»). Папа вручил мне шоколадную конфету в качестве закуски и поинтересовался, «что нового» (явно намекал на то, что Кирилл явился сегодня уже с другой подружкой). Я покачал головой и ответил, что у меня «всё по-старому». Папа похлопал меня по плечу, покачал головой — в его взгляде мне померещилось сочувствие.

Телевизор «сдался», когда опустели обе чекушки, припрятанные папой в серванте. Отец вернул на место предохранитель — экран телевизора тут же засветился, а из динамиков полилась исполняемая симфоническим оркестром музыка. Суетившаяся в «первой» гостиной мама тут же явилась на эти звуки, поцеловала мужа в щёку и заявила, что у того «золотые руки». Папа демонстративно смахнул со лба невидимые капли пота, вытер «золотые» руки о майку. Ответил маме: «Я же обещал». Уселся в кресло напротив экрана и объявил: «Пару минут отдохну и соберусь с мыслями». Мама вернулась к праздничному столу, где в компании с Леной и с Наташей протирала полотенцем тарелки и столовые приборы. Папа подмигнул нам и шепнул: «Учитесь, студенты».

За два часа до полуночи папа поинтересовался у жены: «Не пора ли за стол?» Его вопрос послужил сигналом. Который продублировал взрывом хлопушки мой младший брат — он тут же по маминой команде помчался за веником. Кирилла выручила Наташа: Торопова молча, но решительно отобрала у Кира орудия уборки и очистила пол второй гостиной от конфетти. Чем заслужила от папы похвалу. Отец украдкой показал Кириллу поднятый вверх большой палец (я не понял, что именно он одобрил: характер Тороповой, или же позу, в которой Наташа размахивала веником). В конце года мы поболтали об учёбе, о Летней Олимпиаде восьмидесятого года, о грядущей поездке в Москву. Ровно в полночь выслушали телевизионное новогоднее поздравление, пригубили бокалы с шампанским.

Первыми раздали подарки мои папа и мама. Я и Кирилл получили от них новые рубашки, Лена и Наташа стали счастливыми обладательницами тюбиков с губной помадой (мама явно не сомневалась, что мы с Киром и в этот раз приведём с собой подружек). Затем папа и мама вручили подарки друг другу. И лишь после этого раздали подарки мы с Кириллом. Мама при виде сапог воскликнула: «Вы с ума сошли! Они ж рублей сто стоят, не меньше!» Мы с Котовой умолчали об истинной стоимости обуви. Я напомнил маме, что «в прошлом году» подрабатывал у Ильи Владимировича Прохорова и поэтому «могу себе позволить». А вот папа при виде джинсов не возмущался — он тут же их надел и заявил маме, что теперь его точно украдут у неё «поселковые бабы».

Кир при виде «чистых» компакт-кассет выдохнул радостное «ух, ты!». И обнял меня, когда в нагрузку к ним получил кассету с записью песен «Ливерпульской четвёрки», которую по моей просьбе раздобыл Артурчик. Тороповой я подарил пачку бенгальских огней и хлопушку. А Котовой вручил новенькую коробочку с духами «Иоланта». За что Лена меня тут же расцеловала в щёки и заявила, что её духи «уже почти закончились, а новые в магазине не нашла». Я ответил, что идею подарка мне подсказала Торопова (Наташа тут же удостоилась от Котовой дружеского поцелуя), а раздобыл духи Артур Прохоров (Артурчику, наверняка, сейчас икнулось). Торопова тоже получила от Кира духи: коробочку с флаконом «Ландыш серебристый» (от покупки духов «Тайна рижанки» я брата отговорил).

Кириллу Наташа вручила шариковую ручку в красивом футляре. Котова мне подарила клетчатый мохеровый шарф с надписью «Made in Scotland». При виде шарфа папа изумлённо присвистнул. За что получил от жены тычок локтем под рёбра. «Не свисти дома, денег не будет», — шепнула мама. Отец привстал, протянул руку. Потрогал шарф, взглянул на бирку. И поинтересовался, «откуда такая роскошь». Лена призналась, что купила шарф в комиссионном магазине — «подруга помогла». И уточнила уже специально для меня: «Маргарита». Папа пробормотал, что такой шарф здорово бы смотрелся вместе с его джинсами; задумчиво посмотрел на жену. «Ага, — ответила ему мама. — Он пол моей зарплаты стоит. А то и больше. Я лучше сама тебе шарф свяжу. Шерстяной. Чтобы тебя не украли».

После вручения подарков мы допили шампанское. С полчаса смотрели «Голубой огонёк». В этом году исполнится тридцать лет Победе Красной армии и советского народа над нацистской Германией в Великой Отечественной войне. А потому в «Голубом огоньке» сегодня большинство песен имели военную тематику. Примерно в час ночи мама пошепталась с Леной и Наташей. Девчонки окружили Кирилла и попросили, чтобы тот включил свой магнитофон. Папа покорно выключил на телевизоре звук. Кирилл поставил в магнитофон кассету с песнями Джо Дассена (он потратил на неё почти всю ноябрьскую стипендию). Из динамиков магнитофона зазвучала ритмичная музыка, приятным голосом запел популярный сейчас в СССР французский певец. Лена схватила меня за руку и повела танцевать.

После часа танцев папа объявил перерыв — он позвал нас за стол, чтобы «восстановить силы». Пусть не все охотно, но мы откликнулись на его призыв. Я заметил, как мама носовым платком стёрла со своего лба влагу. Подумал: эта новогодняя ночь запомнится мне не только тем, что я провёл её не в СИЗО, и что я во время медленных танцев целовался с Котовой. Но и тем, что я полюбовался на танцы моих родителей. Сейчас я даже не вспомнил, когда видел такое в прошлой жизни. А «тогда» после ареста Кирилла мама точно не танцевала и почти не улыбалась. За столом я не засиделся — позвал Лену «подышать воздухом». Но повёл Котову не на крыльцо, а в прихожую. Где вручил ей маленькую коробку: тот самый «заказ», который Илье Владимировичу передали из Москвы.

Поцеловал Лену.

— Это тоже тебе, — сказал я. — С Новым годом.

— Что это?

Лена вынула из коробки красный подарочный футляр, отбросила его крышку — в тусклом свете электрической лампы блеснули мелкие тёмно-красные рубины.

— Серёжа…

— Здесь серьги, кольцо и подвеска на цепочку, — сказал я. — Не такой роскошный гарнитур, в каком ты была на свадебном юбилее у Прохоровых. Но он тоже подходит к твоему новому платью. И к моему галстуку.

Лена не отводила взгляда от рубинов (которые ей словно игриво подмигивали). Помотала головой.

— Нет. Серёжа, я не могу…

— Можешь, — сказал я. — Скоро мы пойдём в театр. Через пару недель. И пообщаемся там с Высоцким. Понимаешь? Как ты появишься в Москве перед Владимиром Семёновичем в новом платье, но без новых серёжек?