– Тогда это наш последний шанс изменить ситуацию. Приказывай, командир.

Пирра громко жевала.

– Я перестала быть командиром, когда умерла, Паламед. В любом случае это было вежливое обращение, и здесь целая куча командиров, если они тебе нужны.

– Пирра, почему они бегут сейчас? Зачем Крови Эдема бежать, имея на руках лучший расклад в своей истории? Почему они бегут, когда здравый смысл, законы тактики и интуиция должны орать им, что сейчас лучший момент, чтобы выступить? Время, которое ты потратила… все твои идеи, а таких ни у кого нет… только не говори, что ты даже ничего не подозреваешь.

– Ты не ханжа. Говори как есть. – Голос у Пирры был обычный – глубокий, приятный, с хрипотцой, но все же она явно подразумевала что-то, чего Нона не могла толком понять. Она поняла бы лучше, если бы увидела Пирру. – Я все это время спала с врагом и ничего за это не получила, да? Кровь Эдема – это дом с кучей комнат, а я побывала только в одной. Конечно, предположения у меня есть.

– Тогда тебе придется сообщить нам…

Раздался скрежет металла о пластик, как будто кто-то ковырял ложкой яйца в миске.

– Нет. Нет, если существует какой-то риск, что вас двоих будут допрашивать.

– Не надо обращаться с нами как с детьми.

– Детьми? Я отношусь к тебе как к Стражу Шестого дома и его рыцарю, которых не учили выживать на допросах Крови Эдема. Не воображай, что тебе будет проще, раз уж ты в теле Камиллы. Вы понятия не имеете, что такое их пытки, и у нас нет пяти лет, за которые я могла бы тебя научить.

– Пирра, перестань говорить, что у тебя нет времени учить нас, и просто начни учить. Мы быстро схватываем.

Послышался звук глотка. Пирра всегда пила громко. Она говорила, что до сих пор не привыкла к своим зубам.

– Я могла бы научить тебя тому и сему, но для обучения Камиллы мне нужен мой некромант.

– Зачем?

– Потому что ты хочешь научиться быть ресурсом, а Кэм – убийцей.

Наступила короткая пауза, а потом Пирра медленно сказала:

– Или ты мог бы принять мое первое предложение, которое решило бы многие твои проблемы.

Паламед заговорил самым тихим голосом, на который была способна Камилла, и расслышать его стало совсем сложно:

– Это было прекрасное предложение, Пирра, но почти бесполезное. Мы не можем бросить все свои силы на поиск и восстановление. В любом случае Эдем обрушится на нас, даже здесь. Нам нужно действовать с умом.

– Действовать с умом – это сосредоточиться на поисках и эвакуации, а не упираться в казарму. Кэм это не поможет. Она страшно злится, хуже даже, чем ты, – и это ни к чему не приведет.

– Спасибо за то, что понимаешь моего рыцаря, – вежливо ответил Паламед.

Короткий смех.

– И он снова ледяной. Я слишком стара, чтобы бояться кого-то оскорбить, Паламед, так что быстренько прости меня и давай двигаться дальше. Скажу прямо. Забудь о казармах и не пытайся стать героем. Мы проиграли этот бой.

– Проиграли? Там еще может быть человек двести.

– Оптимистично.

– Если бы их было двое, я бы с тобой согласился. Мерзкий способ подохнуть. Для Дома или для кого-то еще. А когда все это кончится… потоп.

– Эй, нам нужна какая-то передышка. Это может вскрыть нарыв.

– Ты не можешь по-настоящему в это верить.

– Нет. Это будет первая кровь, – сказала Пирра и отхлебнула еще глоток, – я знаю, как это бывает. Слышал бы ты вчера демокоманду. Эти люди просто вне себя. Ждут начала драки, готовы на все ради Домов. Один парень сказал, что все закончится, как только зачистят казармы, другой – что был счастлив увидеть Когорту, если бы они просто привезли припасы и уничтожили бы банды. Половина моих ребят задушила бы другую половину под этим предлогом. Вот что происходит, когда беженцам с двадцати разных планет приходится жить бок о бок друг с другом, а ты продолжаешь считать, что общая угроза объединяет людей. Она всегда совершала эту ошибку. Я говорила ей двадцать лет назад. Это прекрасно работает в краткосрочной перспективе, но чтобы удержать людей, надо дать им идею будущего. Паламед, мы сами совершаем эту ошибку. Ты можешь получить казармы либо своих людей. Либо ничего. Нельзя просто заявить, что хочешь и то и другое, и ожидать, что Вселенная тебя послушается.

– Пирра, по-моему, ты предлагаешь сдаться.

– Да ты что? Ты же знаешь, что я готова. Происходит полное дерьмо. Я готова увезти Нону за пределы этого мира, как только ты осознаешь, как обстоят наши дела.

– Нельзя выйти за пределы мира.

– Знаешь про такую штуку, как корабль?

– Если ты прячешь корабль в штанах, поделись им с остальными, а? – Он слегка повысил голос: – Даже если не спрашивать как, куда нам деваться, Пирра? Что нам делать?

– Куда угодно. Что угодно. Я уже десять тысяч лет не в строю. Я готова на все.

Наступило короткое молчание, а затем снова послышался глоток. Потом Паламед заговорил снова, очень серьезно:

– Знаешь, это ложная дихотомия. Это все разные уровни одного и того же захвата заложников. Три миллиона человек толпятся на танергетическом планетоиде в миллионах километров от нас. Только в этом городе девять миллионов человек…

– Которых ну вот совсем никак нельзя назвать твоими.

– Девять миллионов, Пирра, это эквивалентно Седьмому и Восьмому домам, вместе взятым. Три миллиона человек плюс девять миллионов человек плюс шестнадцать. Мы не бросим никого из них.

– Ты очень великодушен. А знаешь, кому плевать? Крови Эдема и мне. Если бы ты попросил меня выбрать между нами тремя и этими двенадцатью миллионами плюс шестнадцать, я бы выбрала нас не моргнув глазом. Ты меня не слушаешь. Кровь Эдема делает этот выбор, Паламед. Ценой страданий проиграла. Пробудившиеся и Ктесифонское крыло не смогут защитить нас. У крыла Мерва хватит яиц, и это выход. Надеющиеся сейчас на коне. И я и раньше видела лидеров вроде Неправедной надежды. Такие ребята всегда выходят на первый план, когда народу нужны лидеры, не считающиеся с потерями. Впереди зачистка, Секстус. Это Кровь Эдема, и им плевать на все.

– Да они и раньше не были особо милосердны.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Ты никогда раньше не видел Кровь Эдема. Все время своего существования они ставят на карту решительно все, лишь бы прожить еще один день… и я не уверена, что хочу знать почему. Потому что знаешь что? Гидеон мертв, и мне на все насрать. Или нет, если я смогу спасти наши шкуры.

– Я тебе не верю.

– А придется. Я знаю маленькую луну, раздолбанную только наполовину. Там хорошая почва и пригодный для дыхания воздух. Гидеон думал туда сбежать. Я умею возделывать землю. Могу научить тебя, Кэм и Нону. Я могу научить вас ждать. Это моя профессия. И как только мне в руки попадет корабль, туда я нас всех и отвезу.

Раздался шорох, а потом приглушенно, как будто из кармана, заблеял таймер. Паламед что-то тихо буркнул – Нона знала, что это ругательство. Потом быстро сказал:

– Мое время вышло.

– Это приятнее всего, правда? Вот так уходить от неприятных разговоров. – И почти сразу добавила потише: – Прости за шутку, Страж. Забыла, что ты к такому не привык.

– И никогда не привыкну, сама понимаешь. Слушай, ты опоздаешь на работу, а Нона – в школу.

Пирра понизила голос, и Нона уловила только:

– …очешь, чтобы она…

– Я хочу, чтобы она оставалась максимально спокойной. Может, остановимся на зоне Б?

– Будет сделано к концу дня, даже если мне придется заканчивать самой. Не волнуйся.

Нона посмотрела на остатки желтых комков в миске и тихо сунула в рот половину – она прикинула, что если проглотит все сразу, то и не подавится, и вкуса не почувствует. Она не могла издать даже самого тихого звука, но Камилла – она сразу поняла, что это снова Камилла, – крикнула изнутри:

– И долго ты подслушиваешь, Нона?

– Вы говорили очень громко, так что почти все время, – ответила Нона с набитым ртом.

– Тогда тебе лучше съесть свой чертов завтрак, – отозвалась Пирра.

Камилла стояла у кухонной стойки и механически тыкала ложкой в свой недоеденный завтрак, пока Нона разворачивала стерильную таблетку и кидала ее в ведро с серой водой для мытья посуды. Пирра поставила зеркало на стол и начала бриться. Нона любила чистый, яркий запах мыла для бритья, и ей нравилось смотреть, как Пирра быстро и умело убирает тень красновато-коричневой щетины со щек и области вокруг рта, и маленькие влажные красные пятнышки, остававшиеся от этого, ей тоже нравились. Когда она потянулась прикоснуться к гладкой щеке, пятнышки уже прошли, а Кэм стояла у дверей.